"Интересно, а он часто сюда приходил со своими великими думами? Шемякинский кузнечик с длинными пальцами и крошечной металлической головой. Чудотворный строитель, главный всадник всех российских народов и времён, правнуку - прадед. Наверное, часто. <...>
Стоял, заложив руки за спину. Нетерпеливо вглядывался в ползущие по небу облака и чернеющий за рекой голый лес. Хмурился, брезгливо подёргивал усатой губой. Шёл дождь, и с деревьев облетали последние листья. Он сжимал зубы в бессильной ярости. Иной раз принимался разговаривать сам с собой, ожесточённо жестикулируя и грозя кулаком пасмурному небу. Всё ему здесь не нравилось, всё казалось неправильным, не набравшим смысла. Не нравился пустомясый пейзаж, эти серые низкие тучи, пологие берега чёрной реки, заросшие осокой и тощим кустарником. Не нравились короткие, кривобокие деревья, здешние комариные болота, бегавшие в изобилии дурацкие зайцы, выжившие из ума финские рыболовы с их ветхими неводами. И особенно не нравился стоящий в отдалении шведский городок, маленький и аккуратно гнусный, как всё шведское.
Ему хотелось совсем другого. Хотелось погрозить шведу. Хотелось развернуть каталоги линий, мостов, дворцов, верфей, башенных часов, хотелось потешных полков и марсовых полей, кофейных лавок, мануфактур, кунсткамер. Хотелось париков и немцев. Хотелось погоняться за этими болотными людишками, мелкими человечишками, этими вякающими евгениями с их парашами и холопским трусливым "ужо". Хотелось давить их что есть силы медными тяжелозвонкими копытами, гранитными набережными, указами, законами, размалывать их в пыль, в раскоряченный сплюснутый страх. Хотя, наверное, он понимал, что, в общем-то, не царское это дело - гоняться за психами. Грубые ладони плотника вдруг зачесались в предчувствии тёплого топорища. Нужно было срочно разрядиться, сию же секунду свести счёты с этим "хотелось".
И всё явилось. Как-то вдруг. По руки мановению, по велению щучьему. И верфи, и дворцы, и кофейни. И новые смыслы.
Даже его любимые немцы - и те пришли. Не погнушались... Они потом ещё раз приходили. Но уже в другом качестве..."
Андрей Аствацатуров
"Осень в карманах"
Стоял, заложив руки за спину. Нетерпеливо вглядывался в ползущие по небу облака и чернеющий за рекой голый лес. Хмурился, брезгливо подёргивал усатой губой. Шёл дождь, и с деревьев облетали последние листья. Он сжимал зубы в бессильной ярости. Иной раз принимался разговаривать сам с собой, ожесточённо жестикулируя и грозя кулаком пасмурному небу. Всё ему здесь не нравилось, всё казалось неправильным, не набравшим смысла. Не нравился пустомясый пейзаж, эти серые низкие тучи, пологие берега чёрной реки, заросшие осокой и тощим кустарником. Не нравились короткие, кривобокие деревья, здешние комариные болота, бегавшие в изобилии дурацкие зайцы, выжившие из ума финские рыболовы с их ветхими неводами. И особенно не нравился стоящий в отдалении шведский городок, маленький и аккуратно гнусный, как всё шведское.
Ему хотелось совсем другого. Хотелось погрозить шведу. Хотелось развернуть каталоги линий, мостов, дворцов, верфей, башенных часов, хотелось потешных полков и марсовых полей, кофейных лавок, мануфактур, кунсткамер. Хотелось париков и немцев. Хотелось погоняться за этими болотными людишками, мелкими человечишками, этими вякающими евгениями с их парашами и холопским трусливым "ужо". Хотелось давить их что есть силы медными тяжелозвонкими копытами, гранитными набережными, указами, законами, размалывать их в пыль, в раскоряченный сплюснутый страх. Хотя, наверное, он понимал, что, в общем-то, не царское это дело - гоняться за психами. Грубые ладони плотника вдруг зачесались в предчувствии тёплого топорища. Нужно было срочно разрядиться, сию же секунду свести счёты с этим "хотелось".
И всё явилось. Как-то вдруг. По руки мановению, по велению щучьему. И верфи, и дворцы, и кофейни. И новые смыслы.
Даже его любимые немцы - и те пришли. Не погнушались... Они потом ещё раз приходили. Но уже в другом качестве..."
Андрей Аствацатуров
"Осень в карманах"
"Interestingly, did he often come here with his great thoughts? Shemyakinsky grasshopper with long fingers and a tiny metal head. A miraculous builder, the main horseman of all Russian peoples and times, his great-grandson is great-grandfather. Probably often. <...>
He stood with his hands behind his back. He gazed eagerly at the clouds crawling across the sky and the bare forest blackening across the river. He frowned, squeamishly twitched his mustached lip. It was raining and the last leaves were flying from the trees. He gritted his teeth in impotent rage. Sometimes he began to talk to himself, gesturing fiercely and threatening the cloudy sky with his fist. He didn’t like everything here, everything seemed wrong, not gaining meaning. I did not like the empty landscape, these gray low clouds, the gentle banks of the black river, overgrown with sedge and skinny shrubs. They did not like short, crooked trees, local mosquito swamps, stupid hares running in abundance, Finnish fishermen who survived from their minds with their dilapidated seines. And I especially did not like the Swedish town standing in the distance, small and neatly vile, like everything Swedish.
He wanted something completely different. I wanted to threaten the Swede. I wanted to expand the catalogs of lines, bridges, palaces, shipyards, tower clocks, I wanted amusing regiments and Martian fields, coffee shops, manufactories, and Kunstkamera. I wanted wigs and Germans. I wanted to chase after these swampy people, petty people, these blathering eugenies with their parashes and servile, cowardly “uzho”. I wanted to crush them with the strength of copper hard-voiced hooves, granite embankments, decrees, laws, grind them into dust, into a heated, flattened fear. Although, probably, he understood that, in general, it wasn’t a royal thing to chase loonies. The carpenter's coarse palms suddenly combed in anticipation of a warm hatchet. It was urgent to discharge, this very second to settle the scores with this "wanted."
And everything appeared. Somehow suddenly. By hand, by command of a pike. And shipyards, and palaces, and coffee houses. And new meanings.
Even his beloved Germans - and they came. They didn’t abhor ... Then they came again. But in a different capacity ... "
Andrey Astvatsaturov
"Autumn in the pockets"
He stood with his hands behind his back. He gazed eagerly at the clouds crawling across the sky and the bare forest blackening across the river. He frowned, squeamishly twitched his mustached lip. It was raining and the last leaves were flying from the trees. He gritted his teeth in impotent rage. Sometimes he began to talk to himself, gesturing fiercely and threatening the cloudy sky with his fist. He didn’t like everything here, everything seemed wrong, not gaining meaning. I did not like the empty landscape, these gray low clouds, the gentle banks of the black river, overgrown with sedge and skinny shrubs. They did not like short, crooked trees, local mosquito swamps, stupid hares running in abundance, Finnish fishermen who survived from their minds with their dilapidated seines. And I especially did not like the Swedish town standing in the distance, small and neatly vile, like everything Swedish.
He wanted something completely different. I wanted to threaten the Swede. I wanted to expand the catalogs of lines, bridges, palaces, shipyards, tower clocks, I wanted amusing regiments and Martian fields, coffee shops, manufactories, and Kunstkamera. I wanted wigs and Germans. I wanted to chase after these swampy people, petty people, these blathering eugenies with their parashes and servile, cowardly “uzho”. I wanted to crush them with the strength of copper hard-voiced hooves, granite embankments, decrees, laws, grind them into dust, into a heated, flattened fear. Although, probably, he understood that, in general, it wasn’t a royal thing to chase loonies. The carpenter's coarse palms suddenly combed in anticipation of a warm hatchet. It was urgent to discharge, this very second to settle the scores with this "wanted."
And everything appeared. Somehow suddenly. By hand, by command of a pike. And shipyards, and palaces, and coffee houses. And new meanings.
Even his beloved Germans - and they came. They didn’t abhor ... Then they came again. But in a different capacity ... "
Andrey Astvatsaturov
"Autumn in the pockets"
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Натали Киселёва
