Расставательное)
Мне хочется прокричать в эти горы, что я останусь, что навеки прильну к этим травам горячей пылью, я в этом лете свечой сгораю и воском плавлюсь, как время стремительное мне бы остановить бы? Может его привязать к столбу и узду накинуть, может быть его стреножить, подсыпать яду, чтоб уснуло отпив из рассохшегося корыта ледяной воды, принесенной из родника мной. Чтобы ему снились сны о соленом море, о том, как солнце выходит с утра на берег, и становится нежным и незнакомым, и ветер касается завитков на шее, и туман скрывает все упреки и поцелуи, все касания рук, приглушает ночные песни, и в рассвете матовом тонут звуки - мир становится прозрачным и бестелесным. Или пусть снятся сны о высоких травах, о камнях, медом пахнущих и полынью, о руинах в цветах и буддийских храмах, где кошка спит у юноши на коленях, где монахи в железных ведрах несут молчание, где перила белесые пахнут небом, и казалось, ну что может нас удержать там, у подножия гор, где все жаждут крови и хлеба. Или может приснится туман в озерах, где у зеленого берега дремлет лодка, и ты сам себе кажешься незнакомым, меж землей и небом устроившись посередке - наблюдая с вершин за воды течением, реки синие пропитались июньским солнцем, где ветер заблудился среди деревьев, и воздух застыл, как вода в колодце. Или пусть приснится... Да нет, не надо. Время жадно пьет ледяную воду. Я его расседлаю, возвращайся в стадо, нам пора, я больше держать не буду.
Время вдаль несется по лугам и склонам, солнце путается в его золотистой гриве. Кто-то носом холодным тычется в мою руку. Жеребенок-время... Ну здравствуй, милый.
Мне хочется прокричать в эти горы, что я останусь, что навеки прильну к этим травам горячей пылью, я в этом лете свечой сгораю и воском плавлюсь, как время стремительное мне бы остановить бы? Может его привязать к столбу и узду накинуть, может быть его стреножить, подсыпать яду, чтоб уснуло отпив из рассохшегося корыта ледяной воды, принесенной из родника мной. Чтобы ему снились сны о соленом море, о том, как солнце выходит с утра на берег, и становится нежным и незнакомым, и ветер касается завитков на шее, и туман скрывает все упреки и поцелуи, все касания рук, приглушает ночные песни, и в рассвете матовом тонут звуки - мир становится прозрачным и бестелесным. Или пусть снятся сны о высоких травах, о камнях, медом пахнущих и полынью, о руинах в цветах и буддийских храмах, где кошка спит у юноши на коленях, где монахи в железных ведрах несут молчание, где перила белесые пахнут небом, и казалось, ну что может нас удержать там, у подножия гор, где все жаждут крови и хлеба. Или может приснится туман в озерах, где у зеленого берега дремлет лодка, и ты сам себе кажешься незнакомым, меж землей и небом устроившись посередке - наблюдая с вершин за воды течением, реки синие пропитались июньским солнцем, где ветер заблудился среди деревьев, и воздух застыл, как вода в колодце. Или пусть приснится... Да нет, не надо. Время жадно пьет ледяную воду. Я его расседлаю, возвращайся в стадо, нам пора, я больше держать не буду.
Время вдаль несется по лугам и склонам, солнце путается в его золотистой гриве. Кто-то носом холодным тычется в мою руку. Жеребенок-время... Ну здравствуй, милый.
Parting)
I want to scream into these mountains that I will stay, that I will forever cling to these herbs with hot dust, this summer I will burn a candle and melt with wax, how fast would I stop it? Maybe he’s tied to a post and a bridle is thrown, maybe he is hobbled, sprinkled with poison, so that he falls asleep after drinking from the shrunken trough of ice water brought from me by the spring. In order for him to dream about the salty sea, about how the sun goes ashore in the morning, and becomes gentle and unfamiliar, and the wind touches the curls on his neck, and the fog hides all reproaches and kisses, all touch of hands, muffles night songs, and in dawn drowning sounds dull - the world becomes transparent and incorporeal. Or let them dream about tall grasses, stones smelling of honey and wormwood, ruins in flowers and Buddhist temples, where a cat sleeps on a young man’s lap, where monks in iron buckets bear silence, where the railing is whitish, it smells like heaven, and it seemed, well what can keep us there, at the foot of the mountains, where everyone is hungry for blood and bread. Or maybe there is a fog in the lakes where a boat snoozes on the green shore, and you yourself seem unfamiliar, sitting between the earth and the sky in the middle - observing the flow from the tops, the blue rivers were saturated with the June sun, where the wind got lost among the trees, and the air froze like water in a well. Or let him dream ... No, no, no. Time eagerly drinks ice water. I will saddle him, return to the herd, we have to go, I won’t hold anymore.
Time runs into the distance along meadows and slopes, the sun is confused in its golden mane. Someone pokes his cold nose into my hand. The foal is time ... Well hello, honey.
I want to scream into these mountains that I will stay, that I will forever cling to these herbs with hot dust, this summer I will burn a candle and melt with wax, how fast would I stop it? Maybe he’s tied to a post and a bridle is thrown, maybe he is hobbled, sprinkled with poison, so that he falls asleep after drinking from the shrunken trough of ice water brought from me by the spring. In order for him to dream about the salty sea, about how the sun goes ashore in the morning, and becomes gentle and unfamiliar, and the wind touches the curls on his neck, and the fog hides all reproaches and kisses, all touch of hands, muffles night songs, and in dawn drowning sounds dull - the world becomes transparent and incorporeal. Or let them dream about tall grasses, stones smelling of honey and wormwood, ruins in flowers and Buddhist temples, where a cat sleeps on a young man’s lap, where monks in iron buckets bear silence, where the railing is whitish, it smells like heaven, and it seemed, well what can keep us there, at the foot of the mountains, where everyone is hungry for blood and bread. Or maybe there is a fog in the lakes where a boat snoozes on the green shore, and you yourself seem unfamiliar, sitting between the earth and the sky in the middle - observing the flow from the tops, the blue rivers were saturated with the June sun, where the wind got lost among the trees, and the air froze like water in a well. Or let him dream ... No, no, no. Time eagerly drinks ice water. I will saddle him, return to the herd, we have to go, I won’t hold anymore.
Time runs into the distance along meadows and slopes, the sun is confused in its golden mane. Someone pokes his cold nose into my hand. The foal is time ... Well hello, honey.
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ирина Косторева
