Нетуристическому Китаю, нашему Китаю и Даше)
Улицы пахнут морем, на улицах грязь и гомон, и в подворотнях лестницы будто покрыты сажей, этот мир приморский резкий и беспокойный, он рассказать нам историю хочет. Но не расскажет. Между лотками с фруктами жарят каштаны и продают моллюсков, полосатых мидий и полуживых улиток, небо тяжелое - будто курок на спуске, пара мгновений и может все затопить здесь, все распалить, расплавить, смешать с водою. Мокрые утки ходят, собаки лают. Мы в реке человеческой, мы сами стали рекою, и эта река нас отчаянно не понимает. Зайдем в эти двери, выпьем по паре пива, белые стулья будут качатся в хрустящем море скорлупы и панцирей, мы стали совсем родные этому миру, что видится нам с тобою. На втором этаже, под навесом хрупким на вид, как прутик, юноша лет шестнадцати кормит худую кошку, кошка урчит, под кошкой проходят люди, и кошке кажется, что все это понарошку: эти пестрые юбки, желтые майки, цветные джинсы, дешевые сигареты в смуглых руках торговцев, серые лица грузчиков, наши смешные лица - да какая разница, дали б еще пару порций. Сумерки стелятся вдоль дорог, прибежавши с моря, кошка уснула, мальчик глядит на небо, пахнет жареным тофу и дождевой водою, давай-ка еще по пиву, какое лето...
А за дорогой прибой гладит больные лодки, и баркасы качаются, и корабли на рейде... Этот день, как и прежний, такой звонкий, такой короткий, такой бесполезный, будто мы никуда не едем...
Улицы пахнут морем, на улицах грязь и гомон, и в подворотнях лестницы будто покрыты сажей, этот мир приморский резкий и беспокойный, он рассказать нам историю хочет. Но не расскажет. Между лотками с фруктами жарят каштаны и продают моллюсков, полосатых мидий и полуживых улиток, небо тяжелое - будто курок на спуске, пара мгновений и может все затопить здесь, все распалить, расплавить, смешать с водою. Мокрые утки ходят, собаки лают. Мы в реке человеческой, мы сами стали рекою, и эта река нас отчаянно не понимает. Зайдем в эти двери, выпьем по паре пива, белые стулья будут качатся в хрустящем море скорлупы и панцирей, мы стали совсем родные этому миру, что видится нам с тобою. На втором этаже, под навесом хрупким на вид, как прутик, юноша лет шестнадцати кормит худую кошку, кошка урчит, под кошкой проходят люди, и кошке кажется, что все это понарошку: эти пестрые юбки, желтые майки, цветные джинсы, дешевые сигареты в смуглых руках торговцев, серые лица грузчиков, наши смешные лица - да какая разница, дали б еще пару порций. Сумерки стелятся вдоль дорог, прибежавши с моря, кошка уснула, мальчик глядит на небо, пахнет жареным тофу и дождевой водою, давай-ка еще по пиву, какое лето...
А за дорогой прибой гладит больные лодки, и баркасы качаются, и корабли на рейде... Этот день, как и прежний, такой звонкий, такой короткий, такой бесполезный, будто мы никуда не едем...
To non-tourist China, our China and Dasha)
The streets smell of the sea, the streets have dirt and noise, and the staircases in the gateways seem to be covered with soot, this world is seaside sharp and hectic, he wants to tell us a story. But he will not tell. Between fruit stalls, chestnuts are fried and sold clams, striped mussels and half-dead snails, the sky is heavy - like a trigger on a descent, a couple of moments and can flood everything here, burn everything, melt, mix with water. Wet ducks walk, dogs bark. We are in the human river, we ourselves have become a river, and this river desperately does not understand us. We will go through these doors, drink a couple of beers, white chairs will sway in the crunchy sea of shells and shells, we have become very dear to this world, which we see with you. On the second floor, under a canopy, fragile in appearance, like a twig, a young man of sixteen feeds a thin cat, the cat growls, people pass under the cat, and it seems to the cat that it's all for fun: these colorful skirts, yellow T-shirts, colored jeans, cheap cigarettes in the swarthy hands of the merchants, the gray faces of the movers, our ridiculous faces — what difference does it make, they would give a couple more servings. Twilight creeps along the roads, running from the sea, the cat fell asleep, the boy looks at the sky, smells of fried tofu and rainwater, let's drink some more beer, what summer ...
And after the surf, the sick boats are stroking, and the longboats are swinging, and the ships are on the roads ... This day, like the previous one, is so sonorous, so short, so useless, as if we are not going anywhere ...
The streets smell of the sea, the streets have dirt and noise, and the staircases in the gateways seem to be covered with soot, this world is seaside sharp and hectic, he wants to tell us a story. But he will not tell. Between fruit stalls, chestnuts are fried and sold clams, striped mussels and half-dead snails, the sky is heavy - like a trigger on a descent, a couple of moments and can flood everything here, burn everything, melt, mix with water. Wet ducks walk, dogs bark. We are in the human river, we ourselves have become a river, and this river desperately does not understand us. We will go through these doors, drink a couple of beers, white chairs will sway in the crunchy sea of shells and shells, we have become very dear to this world, which we see with you. On the second floor, under a canopy, fragile in appearance, like a twig, a young man of sixteen feeds a thin cat, the cat growls, people pass under the cat, and it seems to the cat that it's all for fun: these colorful skirts, yellow T-shirts, colored jeans, cheap cigarettes in the swarthy hands of the merchants, the gray faces of the movers, our ridiculous faces — what difference does it make, they would give a couple more servings. Twilight creeps along the roads, running from the sea, the cat fell asleep, the boy looks at the sky, smells of fried tofu and rainwater, let's drink some more beer, what summer ...
And after the surf, the sick boats are stroking, and the longboats are swinging, and the ships are on the roads ... This day, like the previous one, is so sonorous, so short, so useless, as if we are not going anywhere ...
У записи 3 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ирина Косторева
