1946 год. Вы — советский агитатор и приехали строить коммунизм в свежую советскую республику в Прибалтике и проводите пропагандистские лекции. А в конце спрашиваете "Есть ли вопросы?"... И вопросы есть:
«Национальная специфика, отражающая отношение людей к политическим реалиям, наиболее наглядно проявлялась в вопросах, которые поступали во время бесед, лекций и прочих обязательных советских пропагандистских мероприятий. Агитаторы и докладчики. работавшие в Литве, Латвии и Эстонии, отмечали, что, во-первых, прибалтов часто интересуют «другие» вопросы, не те, которые задают обычно люди в старых республиках СССР, а во-вторых, они не боятся спрашивать о том, о чем советские граждане «со стажем» спрашивать остерегаются. Так, во время публичных мероприятий большая доля вопросов в старых республиках касалась «безопасных» сюжетов мировой политики и международных отношений. В Прибалтике публика была больше настроена на конкретный лад. поэтому звучало больше вопросов «хозяйственно-бытового», а не международного характера.
Например, крестьяне Латвии спрашивали: «Почему нет порядка в учреждениях, особенно на станции города Рига, где билеты легче достать у спекулянтов, чем в кассе?»; «Почему цены на промтовары разные для городского и сельского населения?»; «Почему в МТС
мало машин?»; «Почему крестьяне во время посевной кампании были мобилизованы на заготовку телефонных столбов, хотя столбы, изготовленные в прошлом году, гниют в лесу?»; «Почему совхозы не являются образцовыми хозяйствами?»; «Почему нельзя получить гвоздей, подков?».
Латышские крестьяне одной волости недоумевали, почему в то время как они нуждаются в сельхозинвентаре, председатель потребкооперации волости вместо лемехов привозит водку и снабжает ею крестьян. Когда же последние требуют лемеха, то он с ехидством отвечает, что «лемеха возить тяжело и невыгодно, а от водки больше пользы».
Крестьяне из другой волости спрашивали: «Правительство требует от крестьян, чтобы полностью и в установленные сроки было сдано молоко, мясо, зерно, но почему же промышленность не дает свою продукцию крестьянам?».
Жители Эстонии задавали похожие вопросы, в их числе такие: «Почему нередки факты, когда продуктовые карточки оговариваются вместо мяса салакой?»; «Почему по ордерам, на которых имеется отметка “шерстяной материал”, в магазинах выдают бумажную ткань?»; «В газетах пишут, что наши обувные фабрики перевыполняют производственные планы, а обуви все же не хватает. Куда идет изготовляемая обувь?».
Эстонский крестьянин, привыкший доверять документу, государственной «бумаге» (а продуктовая карточка, несомненно, являлась таким документом), не мог взять в толк, почему этот документ действительно превращается просто в «бумагу». Из такого рода житейских и, казалось бы, незначительных проблем между тем вырастали политические вопросы. Среди них было немало таких, которые ставили в тупик не одного агитатора.
Среди интересующихся «политикой», безусловно, лидировали молодежь и интеллигенция. Учащиеся Лиепайского политехникума (Латвия), например, спрашивали: «Почему в такой богатой стране, как СССР, рабочие не могут существовать на свой заработок?»; «Почему граждане не могут получать иностранную прессу?»; «Какие суммы тратит СССР на агитацию, не лучше ли их тратить на другие нужды?»
В том же городе студенты Экономического техникума задавали еще более прямые и «неудобные» вопросы: «С какой целью Красная армия прибыла в 1940 г. в Латвию?»; «Почему СССР при помощи Красной армии навязал Прибалтике свою власть?». Не меньше вопросов вызывали особенности советской политической системы, советских порядков вообще. Учащиеся педучилища из Лиепаи спрашивали: «Почему в феврале месяце этого года выборы были принужденные?»; «В Конституции сказано, что советское государство обеспечивает инвалидов войны, но мы видим, что многие ходят по улицам, на базаре выпрашивают кусок хлеба?»; «Почему в Советской Латвии во время праздников заставляют обязательно ходить на демонстрацию?»; «Почему в магазине (для) коммунистов не разрешается другим купить?».
Недовольство советскими порядками перерастало в антирусские настроения. Так, учащиеся Лиепайской музыкальной школы задавали такие вопросы: «Почему русские воруют?»; «Если русский народ культурный, то почему у власти находятся люди, не имеющие никакого образования и которые не умеют руководить?»; «Почему русская армия так плохо одета?». В этих вопросах — не только юношеский эпатаж: часто молодые люди просто высказывали то, о чем говорилось в семье, на улице, но о чем не всегда рисковали высказываться публично взрослые.»
Из книги Е.Ю. Зубковой "Прибалтика и Кремль". М., 2008. В книге приводятся ссылки на все документы, докладные записки, по которым цитируются вопросы.
Вообще, конечно, основная мысль — им страшно повезло, что это был уже 1946 год, а не 1927 или 1937. И вообще повезло, что у них были эти 20 лет независимости. И несмотря на все очевидности, все равно в голову лезет неудобный вопрос — Почему они все-таки задавали эти вопросы, а мы — нет? Как мы дошли до такой жизни? Ну. А?
«Национальная специфика, отражающая отношение людей к политическим реалиям, наиболее наглядно проявлялась в вопросах, которые поступали во время бесед, лекций и прочих обязательных советских пропагандистских мероприятий. Агитаторы и докладчики. работавшие в Литве, Латвии и Эстонии, отмечали, что, во-первых, прибалтов часто интересуют «другие» вопросы, не те, которые задают обычно люди в старых республиках СССР, а во-вторых, они не боятся спрашивать о том, о чем советские граждане «со стажем» спрашивать остерегаются. Так, во время публичных мероприятий большая доля вопросов в старых республиках касалась «безопасных» сюжетов мировой политики и международных отношений. В Прибалтике публика была больше настроена на конкретный лад. поэтому звучало больше вопросов «хозяйственно-бытового», а не международного характера.
Например, крестьяне Латвии спрашивали: «Почему нет порядка в учреждениях, особенно на станции города Рига, где билеты легче достать у спекулянтов, чем в кассе?»; «Почему цены на промтовары разные для городского и сельского населения?»; «Почему в МТС
мало машин?»; «Почему крестьяне во время посевной кампании были мобилизованы на заготовку телефонных столбов, хотя столбы, изготовленные в прошлом году, гниют в лесу?»; «Почему совхозы не являются образцовыми хозяйствами?»; «Почему нельзя получить гвоздей, подков?».
Латышские крестьяне одной волости недоумевали, почему в то время как они нуждаются в сельхозинвентаре, председатель потребкооперации волости вместо лемехов привозит водку и снабжает ею крестьян. Когда же последние требуют лемеха, то он с ехидством отвечает, что «лемеха возить тяжело и невыгодно, а от водки больше пользы».
Крестьяне из другой волости спрашивали: «Правительство требует от крестьян, чтобы полностью и в установленные сроки было сдано молоко, мясо, зерно, но почему же промышленность не дает свою продукцию крестьянам?».
Жители Эстонии задавали похожие вопросы, в их числе такие: «Почему нередки факты, когда продуктовые карточки оговариваются вместо мяса салакой?»; «Почему по ордерам, на которых имеется отметка “шерстяной материал”, в магазинах выдают бумажную ткань?»; «В газетах пишут, что наши обувные фабрики перевыполняют производственные планы, а обуви все же не хватает. Куда идет изготовляемая обувь?».
Эстонский крестьянин, привыкший доверять документу, государственной «бумаге» (а продуктовая карточка, несомненно, являлась таким документом), не мог взять в толк, почему этот документ действительно превращается просто в «бумагу». Из такого рода житейских и, казалось бы, незначительных проблем между тем вырастали политические вопросы. Среди них было немало таких, которые ставили в тупик не одного агитатора.
Среди интересующихся «политикой», безусловно, лидировали молодежь и интеллигенция. Учащиеся Лиепайского политехникума (Латвия), например, спрашивали: «Почему в такой богатой стране, как СССР, рабочие не могут существовать на свой заработок?»; «Почему граждане не могут получать иностранную прессу?»; «Какие суммы тратит СССР на агитацию, не лучше ли их тратить на другие нужды?»
В том же городе студенты Экономического техникума задавали еще более прямые и «неудобные» вопросы: «С какой целью Красная армия прибыла в 1940 г. в Латвию?»; «Почему СССР при помощи Красной армии навязал Прибалтике свою власть?». Не меньше вопросов вызывали особенности советской политической системы, советских порядков вообще. Учащиеся педучилища из Лиепаи спрашивали: «Почему в феврале месяце этого года выборы были принужденные?»; «В Конституции сказано, что советское государство обеспечивает инвалидов войны, но мы видим, что многие ходят по улицам, на базаре выпрашивают кусок хлеба?»; «Почему в Советской Латвии во время праздников заставляют обязательно ходить на демонстрацию?»; «Почему в магазине (для) коммунистов не разрешается другим купить?».
Недовольство советскими порядками перерастало в антирусские настроения. Так, учащиеся Лиепайской музыкальной школы задавали такие вопросы: «Почему русские воруют?»; «Если русский народ культурный, то почему у власти находятся люди, не имеющие никакого образования и которые не умеют руководить?»; «Почему русская армия так плохо одета?». В этих вопросах — не только юношеский эпатаж: часто молодые люди просто высказывали то, о чем говорилось в семье, на улице, но о чем не всегда рисковали высказываться публично взрослые.»
Из книги Е.Ю. Зубковой "Прибалтика и Кремль". М., 2008. В книге приводятся ссылки на все документы, докладные записки, по которым цитируются вопросы.
Вообще, конечно, основная мысль — им страшно повезло, что это был уже 1946 год, а не 1927 или 1937. И вообще повезло, что у них были эти 20 лет независимости. И несмотря на все очевидности, все равно в голову лезет неудобный вопрос — Почему они все-таки задавали эти вопросы, а мы — нет? Как мы дошли до такой жизни? Ну. А?
1946 You are a Soviet agitator and have come to build communism in the fresh Soviet republic in the Baltic States and conduct propaganda lectures. And at the end ask "Are there any questions?" ... And the questions are:
“The national specificity, reflecting the attitude of people to political realities, was most clearly manifested in the questions that came in during conversations, lectures and other mandatory Soviet propaganda activities. Agitators and speakers. working in Lithuania, Latvia and Estonia, noted that, firstly, the Balts are often interested in "other" questions, not the ones that people usually ask in the old republics of the USSR, and secondly, they are not afraid to ask about what Soviet citizens "with experience" are wary of asking. Thus, during public events a large proportion of issues in the old republics concerned “safe” plots of world politics and international relations. In the Baltics, the public was more tuned to a particular mood. therefore, there were more questions of “household”, rather than international.
For example, Latvian peasants asked: “Why is there no order in institutions, especially at the Riga city station, where tickets are easier to get from speculators than at the box office?”; “Why are the prices of manufactured goods different for the urban and rural population?”; “Why in MTS
few cars? "; “Why were the peasants mobilized during the sowing campaign to harvest telephone poles, although the poles made last year are rotting in the forest?”; “Why are state farms not exemplary farms?”; "Why can not get nails, horseshoes?".
The Latvian peasants of the same volost wondered why, while they needed agricultural equipment, the chairman of the volost's co-operation consisted in bringing vodka and supplying it to the peasants instead of plowshares. When the latter demand a plowshare, he replies with malice that “it is difficult and unprofitable to haul up the ploughshare, but more benefit from vodka”.
Peasants from another volost asked: “The government demands from the peasants that milk, meat, grain be delivered in full and on time, but why doesn’t industry give its produce to the peasants?”
Estonian residents asked similar questions, including the following: “Why are the facts frequent when food ration cards are negotiated instead of meat with herring?”; “Why, on orders with a mark“ wool material ”, do they give out paper fabric in stores?”; “They write in the newspapers that our shoe factories are over-fulfilling production plans, but there are still not enough shoes. Where are the shoes being manufactured? ”
An Estonian peasant, who was accustomed to trusting a document, a state “paper” (and the product card was undoubtedly such a document), could not understand why this document really turns into just “paper”. From this kind of everyday and seemingly insignificant problems, meanwhile, political issues arose. There were quite a few among them who were puzzling not one agitator.
Among those interested in "politics", of course, the youth and the intelligentsia were the leaders. Students of the Liepaja Polytechnic School (Latvia), for example, asked: “Why can't workers exist in their wealthy country like the USSR for their own money?”; “Why can't citizens receive foreign press?”; “What amount does the USSR spend on agitation? Isn't it better to spend it on other needs?”
In the same city, students of the Economic Technical School asked even more direct and “inconvenient” questions: “For what purpose did the Red Army arrive in 1940 in Latvia?”; "Why did the USSR, with the help of the Red Army, impose its power on the Baltics?" Not less questions were raised by the peculiarities of the Soviet political system, the Soviet order in general. Pupils in Liepaja’s pedagogical school asked: “Why were elections forced in February of this year?”; “The Constitution says that the Soviet state provides war veterans with disabilities, but we see that many people walk along the streets, in the bazaar begging for a piece of bread?”; “Why is it necessary to go to a demonstration in Soviet Latvia during the holidays?”; “Why is it impossible for others to buy in the store (for) the communists?”
Dissatisfaction with the Soviet order grew into anti-Russian sentiment. So, students of the Liepāja Music School asked the following questions: “Why do Russians steal?”; “If the Russian people are cultural, then why are there people in power who have no education and who do not know how to lead?”; "Why is the Russian army so badly dressed?" In these questions - not only youthful epatage: often young people simply expressed what was said in the family, on the street, but what adults did not always venture to speak publicly. ”
From the book of E.Yu. Zubkovoy "Baltic States and the Kremlin." M., 2008. The book provides links to all documents, memoranda on which questions are cited.
In general, of course, the main idea is that they were terribly lucky that it was already 1946, and not 1927 or 1937. In general, it was lucky that they had these 20 years of independence. And despite all the evidence, an uncomfortable question still climbs into my head - Why did they still ask these questions, and we
“The national specificity, reflecting the attitude of people to political realities, was most clearly manifested in the questions that came in during conversations, lectures and other mandatory Soviet propaganda activities. Agitators and speakers. working in Lithuania, Latvia and Estonia, noted that, firstly, the Balts are often interested in "other" questions, not the ones that people usually ask in the old republics of the USSR, and secondly, they are not afraid to ask about what Soviet citizens "with experience" are wary of asking. Thus, during public events a large proportion of issues in the old republics concerned “safe” plots of world politics and international relations. In the Baltics, the public was more tuned to a particular mood. therefore, there were more questions of “household”, rather than international.
For example, Latvian peasants asked: “Why is there no order in institutions, especially at the Riga city station, where tickets are easier to get from speculators than at the box office?”; “Why are the prices of manufactured goods different for the urban and rural population?”; “Why in MTS
few cars? "; “Why were the peasants mobilized during the sowing campaign to harvest telephone poles, although the poles made last year are rotting in the forest?”; “Why are state farms not exemplary farms?”; "Why can not get nails, horseshoes?".
The Latvian peasants of the same volost wondered why, while they needed agricultural equipment, the chairman of the volost's co-operation consisted in bringing vodka and supplying it to the peasants instead of plowshares. When the latter demand a plowshare, he replies with malice that “it is difficult and unprofitable to haul up the ploughshare, but more benefit from vodka”.
Peasants from another volost asked: “The government demands from the peasants that milk, meat, grain be delivered in full and on time, but why doesn’t industry give its produce to the peasants?”
Estonian residents asked similar questions, including the following: “Why are the facts frequent when food ration cards are negotiated instead of meat with herring?”; “Why, on orders with a mark“ wool material ”, do they give out paper fabric in stores?”; “They write in the newspapers that our shoe factories are over-fulfilling production plans, but there are still not enough shoes. Where are the shoes being manufactured? ”
An Estonian peasant, who was accustomed to trusting a document, a state “paper” (and the product card was undoubtedly such a document), could not understand why this document really turns into just “paper”. From this kind of everyday and seemingly insignificant problems, meanwhile, political issues arose. There were quite a few among them who were puzzling not one agitator.
Among those interested in "politics", of course, the youth and the intelligentsia were the leaders. Students of the Liepaja Polytechnic School (Latvia), for example, asked: “Why can't workers exist in their wealthy country like the USSR for their own money?”; “Why can't citizens receive foreign press?”; “What amount does the USSR spend on agitation? Isn't it better to spend it on other needs?”
In the same city, students of the Economic Technical School asked even more direct and “inconvenient” questions: “For what purpose did the Red Army arrive in 1940 in Latvia?”; "Why did the USSR, with the help of the Red Army, impose its power on the Baltics?" Not less questions were raised by the peculiarities of the Soviet political system, the Soviet order in general. Pupils in Liepaja’s pedagogical school asked: “Why were elections forced in February of this year?”; “The Constitution says that the Soviet state provides war veterans with disabilities, but we see that many people walk along the streets, in the bazaar begging for a piece of bread?”; “Why is it necessary to go to a demonstration in Soviet Latvia during the holidays?”; “Why is it impossible for others to buy in the store (for) the communists?”
Dissatisfaction with the Soviet order grew into anti-Russian sentiment. So, students of the Liepāja Music School asked the following questions: “Why do Russians steal?”; “If the Russian people are cultural, then why are there people in power who have no education and who do not know how to lead?”; "Why is the Russian army so badly dressed?" In these questions - not only youthful epatage: often young people simply expressed what was said in the family, on the street, but what adults did not always venture to speak publicly. ”
From the book of E.Yu. Zubkovoy "Baltic States and the Kremlin." M., 2008. The book provides links to all documents, memoranda on which questions are cited.
In general, of course, the main idea is that they were terribly lucky that it was already 1946, and not 1927 or 1937. In general, it was lucky that they had these 20 years of independence. And despite all the evidence, an uncomfortable question still climbs into my head - Why did they still ask these questions, and we
У записи 73 лайков,
11 репостов,
3311 просмотров.
11 репостов,
3311 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Полина Оскольская
