Почему мне стали нравится такие истории???
.. Постарела на год??? ????
......
Вот не могу удержаться... и все тут:
Году в тридцатом это было. Эрдман шёл в субботний день по улице Тверской и встретил вдруг Раневскую. Оба они были молоды, приятельствовали, и поэтому Раневская сразу же вкрадчиво сказала:
- Ой, Коля, ты так разоделся, ты наверняка идёшь куда-то в гости.
- Да, - ответил Эрдман, - только не скажу тебе, куда, поскольку приглашён в приличный дом и взять тебя с собой не могу - ты хулиганка и матерщинница.
- Клянусь тебе, Коленька, что я могу не проронить ни слова, - ответила Раневская. - А куда мы идём?
- Мы идём в гости к Щепкиной-Куперник, - сдался Эрдман. - Это царственная старуха, ты меня не подведи.
Царственной старухе было в это время под шестьдесят, не более того, но очень были молоды герои этой истории.
Щепкина-Куперник перевела тогда то ли Шекспира, то ли Лопе де Вегу, то ли Ростана, и жила отменно, содержа трёх или четырёх приживалок. За столом, который на взгляд этих молодых ломился от изобилия, разговор шёл неторопливый и пристойный - до поры, пока не заговорили о Художественном театре и лично об актрисе Книппер-Чеховой. И тут же все немного распалились, единодушно осуждая даму за наплевательское отношение к Антону Павловичу Чехову и вообще за легкомыслие натуры. Ощутив опасность ситуации, Эрдман покосился на Раневскую, но было уже поздно.
- Блядь она была, - сказала Раневская, - просто блядь.
Все приживалки истово перекрестились, после чего каждая смиренно сказала:
- Истинно ты говоришь, матушка, - блядь она была.
- Цыц, нишкните! - прикрикнула хозяйка дома, и приживалки тут же смолкли, после чего Щепкина-Куперник царственно сказала:
- И была она блядь, и есть.
Наверно, я испорчен безнадёжно, только мне истории такие говорят о времени и людях больше, чем толстенные тома воспоминаний.
.. Постарела на год??? ????
......
Вот не могу удержаться... и все тут:
Году в тридцатом это было. Эрдман шёл в субботний день по улице Тверской и встретил вдруг Раневскую. Оба они были молоды, приятельствовали, и поэтому Раневская сразу же вкрадчиво сказала:
- Ой, Коля, ты так разоделся, ты наверняка идёшь куда-то в гости.
- Да, - ответил Эрдман, - только не скажу тебе, куда, поскольку приглашён в приличный дом и взять тебя с собой не могу - ты хулиганка и матерщинница.
- Клянусь тебе, Коленька, что я могу не проронить ни слова, - ответила Раневская. - А куда мы идём?
- Мы идём в гости к Щепкиной-Куперник, - сдался Эрдман. - Это царственная старуха, ты меня не подведи.
Царственной старухе было в это время под шестьдесят, не более того, но очень были молоды герои этой истории.
Щепкина-Куперник перевела тогда то ли Шекспира, то ли Лопе де Вегу, то ли Ростана, и жила отменно, содержа трёх или четырёх приживалок. За столом, который на взгляд этих молодых ломился от изобилия, разговор шёл неторопливый и пристойный - до поры, пока не заговорили о Художественном театре и лично об актрисе Книппер-Чеховой. И тут же все немного распалились, единодушно осуждая даму за наплевательское отношение к Антону Павловичу Чехову и вообще за легкомыслие натуры. Ощутив опасность ситуации, Эрдман покосился на Раневскую, но было уже поздно.
- Блядь она была, - сказала Раневская, - просто блядь.
Все приживалки истово перекрестились, после чего каждая смиренно сказала:
- Истинно ты говоришь, матушка, - блядь она была.
- Цыц, нишкните! - прикрикнула хозяйка дома, и приживалки тут же смолкли, после чего Щепкина-Куперник царственно сказала:
- И была она блядь, и есть.
Наверно, я испорчен безнадёжно, только мне истории такие говорят о времени и людях больше, чем толстенные тома воспоминаний.
Why did I like these stories ???
.. Aged for a year ??? ????
......
Here I can not resist ... and that's it:
In the thirtieth year it was. Erdman was walking on Tverskaya street on Saturday and suddenly met Ranevskaya. Both of them were young, friendly, and therefore Ranevskaya immediately insinuatingly said:
- Oh, Kolya, you are so dressed up, you are probably going to visit somewhere.
“Yes,” Erdman replied, “I just won’t tell you where, since I’ve been invited to a decent house and I can’t take you with me. You’re a hooligan and a swindler.”
“I swear to you, Kolenka, that I can not say a word,” answered Ranevskaya. “Where are we going?”
“We're going to visit Schepkina-Kupernik,” Erdman surrendered. - This is a royal old woman, you do not let me down.
The royal old woman was at that time under sixty, no more than that, but the heroes of this story were very young.
Shchepkina-Kupernik then translated either Shakespeare, or Lope de Vega, or Rostan, and lived perfectly, containing three or four engraftments. At the table, which in the eyes of these young people was bursting with abundance, the conversation went leisurely and decent - for the time being, until they started talking about the Art Theater and personally about the actress Knipper-Chekhova. And then everyone got a little hot, unanimously condemning the lady for the disregard for Anton Pavlovich Chekhov and generally for the frivolity of nature. Sensing the danger of the situation, Erdman glanced at Ranevskaya, but it was too late.
“She was a whore,” said Ranevskaya, “just a whore.”
All engrafters earnestly crossed themselves, after which each humbly said:
“Truly, you say, mother,” she was a whore.
- Tsyts, nishkit! - the hostess cried out, and the engrafters were silent immediately, after which Schepkina-Kupernik regally said:
- And she was a whore, and there is.
I guess I'm spoiled hopelessly, only such stories tell me more about time and people than thick volumes of memories.
.. Aged for a year ??? ????
......
Here I can not resist ... and that's it:
In the thirtieth year it was. Erdman was walking on Tverskaya street on Saturday and suddenly met Ranevskaya. Both of them were young, friendly, and therefore Ranevskaya immediately insinuatingly said:
- Oh, Kolya, you are so dressed up, you are probably going to visit somewhere.
“Yes,” Erdman replied, “I just won’t tell you where, since I’ve been invited to a decent house and I can’t take you with me. You’re a hooligan and a swindler.”
“I swear to you, Kolenka, that I can not say a word,” answered Ranevskaya. “Where are we going?”
“We're going to visit Schepkina-Kupernik,” Erdman surrendered. - This is a royal old woman, you do not let me down.
The royal old woman was at that time under sixty, no more than that, but the heroes of this story were very young.
Shchepkina-Kupernik then translated either Shakespeare, or Lope de Vega, or Rostan, and lived perfectly, containing three or four engraftments. At the table, which in the eyes of these young people was bursting with abundance, the conversation went leisurely and decent - for the time being, until they started talking about the Art Theater and personally about the actress Knipper-Chekhova. And then everyone got a little hot, unanimously condemning the lady for the disregard for Anton Pavlovich Chekhov and generally for the frivolity of nature. Sensing the danger of the situation, Erdman glanced at Ranevskaya, but it was too late.
“She was a whore,” said Ranevskaya, “just a whore.”
All engrafters earnestly crossed themselves, after which each humbly said:
“Truly, you say, mother,” she was a whore.
- Tsyts, nishkit! - the hostess cried out, and the engrafters were silent immediately, after which Schepkina-Kupernik regally said:
- And she was a whore, and there is.
I guess I'm spoiled hopelessly, only such stories tell me more about time and people than thick volumes of memories.
У записи 11 лайков,
2 репостов,
609 просмотров.
2 репостов,
609 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Любовь Першина
