Как только набухнут не только первые, но и вторые почки, хорошо купить в булошной горячий бублик с маком и прокатиться на трамвае. Не в булочной, а в булошной, и не на автобусе или троллейбусе, а на трамвае. В булочной вам продадут все, что угодно, только не настоящий бублик с настоящим маком, а троллейбус или автобус…
.
Положим справа невыразительное и бесцветное шуршание резиновых шин, а слева ритмичное и заводное постукивание колес на стыках сверкающих под весенним солнцем рельсов; справа нервные гудки, а слева звонкие и заливистые трели трамвайного звонка; справа солидные усатые и небритые мужчины с сигаретами в зубах, крутящие баранку, а слева хрупкие, звонкосмеющиеся девушки, грызущие белыми зубами красные и зеленые яблоки; справа визг тормозов, а слева сдержанное шипение сжатого воздуха, аккуратно опускающего огромные тормозные колодки на рельсы; справа черный клуб дыма из выхлопной трубы, а слева веселые разноцветные искры из-под трамвайной дуги, справа…
.
Воля ваша, но кто станет кататься на автобусе? На трамвае – совсем другое дело. Особенно, если вы не один и если у вас в кармане денег только на поездку в трамвае и два или три переписанных от руки красивых, не из школьной программы, стихотворения Бодлера или Гумилева собственного сочинения.
.
Однажды, лет тридцать или тридцать пять назад, ехал я в трамвае по Новослободской улице или по Каляевской, или по Сущевскому валу. Тогда весна была не такой, как теперь. Почки на деревьях были такими огромными, что в ладонь помещалось не больше трех, а искры из-под трамвайных дуг были белыми, желтыми, синими и красными, а не только белыми, как сейчас. Да и было их куда как больше.
.
Бублики были так велики, что даже в их дырках было раз в десять больше пустоты, чем… Нет, тогда была не весна, а зима, и в щели громыхающего по рельсам трамвайного вагона дул колючий ветер.
.
Можно было продышать в заиндевевшем окне полынью и в нее смотреть на проплывающую мимо чернильную темноту, которую освещали ледяным синим светом редкие фонари, но можно было и не смотреть, а снять толстые, двойной домашней вязки варежки с ее маленьких ладоней и долго их дышать на них. Ну и пусть они и без того горячие. Даже очень. Даже ожоги от пальцев на языке и губах. На то и трамвай…
(Михаил бару)
.
Положим справа невыразительное и бесцветное шуршание резиновых шин, а слева ритмичное и заводное постукивание колес на стыках сверкающих под весенним солнцем рельсов; справа нервные гудки, а слева звонкие и заливистые трели трамвайного звонка; справа солидные усатые и небритые мужчины с сигаретами в зубах, крутящие баранку, а слева хрупкие, звонкосмеющиеся девушки, грызущие белыми зубами красные и зеленые яблоки; справа визг тормозов, а слева сдержанное шипение сжатого воздуха, аккуратно опускающего огромные тормозные колодки на рельсы; справа черный клуб дыма из выхлопной трубы, а слева веселые разноцветные искры из-под трамвайной дуги, справа…
.
Воля ваша, но кто станет кататься на автобусе? На трамвае – совсем другое дело. Особенно, если вы не один и если у вас в кармане денег только на поездку в трамвае и два или три переписанных от руки красивых, не из школьной программы, стихотворения Бодлера или Гумилева собственного сочинения.
.
Однажды, лет тридцать или тридцать пять назад, ехал я в трамвае по Новослободской улице или по Каляевской, или по Сущевскому валу. Тогда весна была не такой, как теперь. Почки на деревьях были такими огромными, что в ладонь помещалось не больше трех, а искры из-под трамвайных дуг были белыми, желтыми, синими и красными, а не только белыми, как сейчас. Да и было их куда как больше.
.
Бублики были так велики, что даже в их дырках было раз в десять больше пустоты, чем… Нет, тогда была не весна, а зима, и в щели громыхающего по рельсам трамвайного вагона дул колючий ветер.
.
Можно было продышать в заиндевевшем окне полынью и в нее смотреть на проплывающую мимо чернильную темноту, которую освещали ледяным синим светом редкие фонари, но можно было и не смотреть, а снять толстые, двойной домашней вязки варежки с ее маленьких ладоней и долго их дышать на них. Ну и пусть они и без того горячие. Даже очень. Даже ожоги от пальцев на языке и губах. На то и трамвай…
(Михаил бару)
As soon as not only the first, but also the second kidneys swell, it’s good to buy hot bagel with poppy seeds in a bullock and ride a tram. Not in the bakery, but in the bakery, and not by bus or trolley, but by tram. In the bakery you will be sold everything, just not a real bagel with a real poppy, but a trolley bus or a bus ...
.
We put on the right an inexpressive and colorless rustling of rubber tires, and on the left a rhythmic and clockwork tapping of wheels at the joints of rails sparkling under the spring sun; on the right are nervous beeps, and on the left are the sonorous and gritty trills of a tram bell; on the right are handsome, mustachioed and unshaven men with cigarettes in their teeth, twisting a bagel, and on the left are fragile, ringing girls, gnawing red and green apples with white teeth; the squeal of brakes on the right, and the restrained hiss of compressed air on the left, gently lowering the huge brake pads onto the rails; on the right there is a black club of smoke from the exhaust pipe, and on the left there are funny multi-colored sparks from under the tram arc, on the right ...
.
Your will, but who will ride the bus? On the tram is a completely different matter. Especially if you are not alone and if you only have money in your pocket for a ride on a tram and two or three hand-written beautiful, not from the school curriculum, Baudelaire or Gumilyov’s poems of your own composition.
.
Once, thirty or thirty-five years ago, I rode in a tram along Novoslobodskaya Street or along Kalyaevskaya, or along Suschevsky Val. Then the spring was not the same as now. The buds on the trees were so huge that no more than three were placed in the palm of your hand, and the sparks from under the tram arches were white, yellow, blue and red, and not just white as they are now. Yes, and there were much more.
.
The bagels were so large that even in their holes there was ten times more emptiness than ... No, then it was not spring, but winter, and there was a thorny wind in the crack of a tram car rattling on rails.
.
One could breathe wormwood in a frosty window and look into the passing ink darkness, which rare lights illuminated with ice blue, but one could not look, but remove thick, double home knitted mittens from her small palms and breathe them on them for a long time . Well, even if they are already hot. Even more. Even burns from fingers on the tongue and lips. That's why the tram ...
(Michael Baru)
.
We put on the right an inexpressive and colorless rustling of rubber tires, and on the left a rhythmic and clockwork tapping of wheels at the joints of rails sparkling under the spring sun; on the right are nervous beeps, and on the left are the sonorous and gritty trills of a tram bell; on the right are handsome, mustachioed and unshaven men with cigarettes in their teeth, twisting a bagel, and on the left are fragile, ringing girls, gnawing red and green apples with white teeth; the squeal of brakes on the right, and the restrained hiss of compressed air on the left, gently lowering the huge brake pads onto the rails; on the right there is a black club of smoke from the exhaust pipe, and on the left there are funny multi-colored sparks from under the tram arc, on the right ...
.
Your will, but who will ride the bus? On the tram is a completely different matter. Especially if you are not alone and if you only have money in your pocket for a ride on a tram and two or three hand-written beautiful, not from the school curriculum, Baudelaire or Gumilyov’s poems of your own composition.
.
Once, thirty or thirty-five years ago, I rode in a tram along Novoslobodskaya Street or along Kalyaevskaya, or along Suschevsky Val. Then the spring was not the same as now. The buds on the trees were so huge that no more than three were placed in the palm of your hand, and the sparks from under the tram arches were white, yellow, blue and red, and not just white as they are now. Yes, and there were much more.
.
The bagels were so large that even in their holes there was ten times more emptiness than ... No, then it was not spring, but winter, and there was a thorny wind in the crack of a tram car rattling on rails.
.
One could breathe wormwood in a frosty window and look into the passing ink darkness, which rare lights illuminated with ice blue, but one could not look, but remove thick, double home knitted mittens from her small palms and breathe them on them for a long time . Well, even if they are already hot. Even more. Even burns from fingers on the tongue and lips. That's why the tram ...
(Michael Baru)
У записи 12 лайков,
2 репостов,
920 просмотров.
2 репостов,
920 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Любовь Першина
