Либертарианец на семейном ужине
Моя подруга Ната полюбила уголовника. Его звали Степан, и он был видным таким мужчиной, но в татуировках. В том, что Ната полюбила уголовника, нет ничего необычного. Многие хорошистки путаются с хулиганами, а Ната была отличницей. Плюс – она была социологиней, а социологини (да и вообще гуманитарии) склонны видеть в людях хорошее. Они подают там, где технарь отгрыз бы себе руку. Степан очаровал Нату своей брутальностью и практичным отношением к жизни. Надо сказать, что он был не таким уж уголовником. Просто отсидел шесть лет за какой-то темпераментный разбой, а теперь имел свой ломбард и носил золото. Подозреваю, что Ната его любила, как некоторые биологини любят горилл.
.
Полгода пронеслись, как в тумане. Горилла, то есть Степан, буквально носил Нату на руках, кормил пирожным, катал в большом черном автомобиле. Ната была счастлива. Однажды они заговорили о совместном проживании. Дело двигалось к свадьбе. На горизонте замаячило знакомство с родителями. Только тут девушка посмотрела на своего парня более-менее трезвыми глазами. Натин папа Андрей Иваныч был отставным милиционером. Мама Клавдия Николаевна преподавала русский и литературу. Они жили в Краснокамске и в жизни дочери особенно не участвовали. Однако их участие в свадьбе предполагалось. Ната ездила к родителям по выходным. Счастье и смятение дочери не ускользнули от мамы. Пришлось "колоться". Тут Нату понесло. С её слов Степан выходил аспирантом филфака, благотворителем и вообще чем-то средним между Львом Толстым и Махатмой Ганди. Естественно, родители настояли на скорейшем знакомстве. Естественно, Ната перепугалась. Степан был грубоват. Да и как спрятать наколки, когда на веках написано: "Не буди – убью"? Не будет же он все время сидеть в солнцезащитных очках? Зимой.
После мучительных раздумий, Ната придумала план. Привести на знакомство с родителями не настоящего Степана, а мужчину, подходящего под её описание, то есть интеллигентного парня нормальной внешности, разбирающегося в литературе. При этом он должен был вести себя наимерзейшим образом, чтобы родители ужаснулись, а Ната рассталась с ним прямо в их присутствии. Таким способом моя подруга хотела приуготовить фон, чтобы, когда она приведет настоящего Степана, он, на контрасте, показался родителям милейшим человеком. Как вы понимаете, исполнить роль лже-Степана выпало мне. Во-первых, в Перми не так уж много людей, застрявших между Львом Толстым и Махатмой Ганди. Во-вторых, будучи потомственным алкоголиком, я часто сижу без работы, а неработающие люди много читают, потому что надо же как-то убивать время. В-третьих, я возглавлял одну религиозную группу в корыстных целях и здорово поднаторел в библии и трескотне (чего не сделаешь ради денег). В-четвертых, я виртуозно вру. Некоторые сравнивают естественность моего вранья с естественностью дыхания. В-пятых, у Наты было не так уж много друзей, которым она могла бы доверить такую важную миссию.
Короче, я согласился. Мне нравится валять дурака, а ради дружбы я вообще готов на многое. Поход к родителям предваряла репетиция. Точнее – полемика.
– Альберт (это я), нам надо придумать, что именно ты будешь говорить.
– Ничего придумывать не надо. Я всё равно не запомню. Мерзость должна идти изнутри, понимаешь?
– Хочешь сказать, в тебе есть мерзость?
– Сколько угодно!
– Например?
– Я грызу ногти, редко моюсь, пью и громко пукаю.
– Это я итак знаю. Что ещё?
– Этого мало?
– Мало. Не будешь же ты пукать при моих родителях?
– Да, это перебор. Хотя...
– Без "хотя". Надо что-то идеологическое...
– В смысле?
– Ну, мой отец любит Путина, ненавидит наркотики, геев и либералов.
– Геем я точно не смогу быть.
– Зато ты сможешь их любить. И не любить Путина. И любить наркотики. И... Я поняла!
– Что ты поняла?
– Ты должен стать либертарианцем!
– Очнись, Ната. Я и есть либертарианец. Не переживай так. Просто положись на меня.
И она на меня положилась. Я потрясающий человек, на самом деле. На меня кто угодно может положиться, и я не подведу.
В субботу мы с Натой приехали в Краснокамск. Краснокамск как Краснокамск. Зелень и наркотики. Родители Наты жили в десятиэтажке, которых тут не так уж много. Камерный город. Зимой напоминает гараж Курта Кобейна. Я вырядился, конечно. Пиджачок набросил. Джинсы состирнул. Побрился. Пуховик почистил. Надушнялся китайской "Армани спорт". Неправдоподобно было бы, если б я бичём оделся. У подъезда Ната взяла меня за руку.
– Альберт, я волнуюсь. Я никогда не обманывала родителей.
– Даже когда девственность потеряла, правду рассказала?
Ната покраснела. Жутко мило у неё это получилось.
– Нет. Но это не считается.
– Пифагор бы с тобой поспорил.
– Почему Пифагор?
– Ну, он вроде как отец логики. Твой Степан в курсе, на какие жертвы ты ради него идёшь?
– Нет. Он и про тебя не знает. Стёпа страшно ревнивый.
– Слушай, я подмерзаю. Пошли уже?
– А ты не хочешь ещё покурить?
– Я только что покурил. Возьми себя в руки, сопливая девчонка!
Я зачем-то обнял Натины щеки ладонями и заглянул ей в глаза.
– Всё нормально будет, принцесса. Я навсегда оттолкну твоих родителей от себя.
Сказал и подумал – как же странно я время провожу. Ну, да чего не сделаешь ради друга.
– Ладно. Пошли.
Ната тряхнула головой и приложила ключ к домофону. На лифте мы поднялись молча. У меня в руках был торт с бантиком. Вдруг я заметил, что тереблю бантик. Я тут же перестал его теребить. Бантики теребят те, кто нервничают. А я не нервничаю. Я никогда не нервничаю. Чего мне нервничать? Мне вообще наплевать.
На площадке нас встретили родители. Андрей Иваныч и Клавдия Николаевна. Ну, или папа и мама. Поздоровались сердечно. Калейдоскоп улыбок. Иваныч, конечно, руку полез жать. Сжал. А я такой – ой, вы мне делаете больно! И чуть торт от потрясения не уронил. Иваныч поморщился. В неженки сразу записал. Неженок никто не любит. Даже сами неженки думают о себе, как о брутальных альфачах. Прошли в квартиру. Советская опрятность. Ламинат. Люстра богатая. Без ковров.
Клавдия Николаевна: Идите мыть руки и за стол.
Помыли. Ната шепнула мне на ухо: "Ой, вы мне делаете больно. Гениально". Я усмехнулся. Наконец, сели за стол. Пока ели, обменивались общими фразами. Когда подали кофе, начался допрос.
Андрей Иваныч: Степан, а ты чем занимаешься? Давно встречаешься с нашей Натальей?
На римскую прямоту я обычно отвечаю галльской двусмысленностью, но тут надо было бить в лоб.
– Я работаю в правозащитной организации. Защищаю права ЛГБТ-сообществ.
Я поймал взгляд Наты. Отвёл глаза.
Андрей Иваныч: Что ещё за сообщество?
– Аббревиатура. Лесбиянки, геи, бисексуалы и трансгендеры.
Андрей Иваныч крякнул и побагровел. По кухне поползла нехорошая тишина. Я снова посмотрел на Нату. Я думал, она на меня не смотрит, а она смотрела.
Клавдия Николаевна: Давайте резать торт!
В этом призыве было столько страсти, будто Клавдия Николаевна – жрица племени майя, а резать предполагалось совсем не торт.
Андрей Иваныч: Режь. Никто тебе не мешает. Степан, и давно ты встречаешься с моей дочерью?
– Полгода. Да ведь, сладкая?
Я уже на всё забил и смотрел только на Нату. Она тоже смотрела на меня. Удивленно так, типа – а мы вообще знакомы? У неё глаза большие-пребольшие. Я раньше как-то не замечал.
Андрей Иваныч: Полгода, значит... Наталья, ты тоже считаешь, что этих ВКПб надо защищать?
– ЛГБТ.
Андрей Иваныч: Не влезай, Стёпа, когда я с дочерью разговариваю!
Такого я не ожидал. И Ната не ожидала. Мы не ожидали, что отец перекинется на неё.
Ната: Я считаю, что надо защищать кого угодно, если на него нападают.
Андрей Иваныч: А кто на них нападает? Кто, а?
Тут я уже не мог не влезть.
– В Чечне недавно напали. А в Чечне ни на кого не нападают без благословления Рамзана Кадырова. Который, кстати, дружит с президентом Путиным. Еще одним нападающим.
Андрей Иваныч: Во как! На власть брешешь, Стёпа? А ху-ху не хо-хо? Подожди... Ты никак из этих? Из либерастов?
– Берите выше, дражайший Андрей Иваныч. Я чистокровный либертарианец!
Разговор становился всё более странным. Я смотрел на Нату, Ната – на меня. Вначале я думал, что это мы так друг друга подбадриваем, а теперь я уже так не думал.
Клавдия Николаевна: Ешьте тортик. Я слышала, Степан, вы в аспирантуре на филфаке?
– Совершенно верно.
Клавдия Николаевна: И что вы сейчас читаете?
– Читаю маркиза де Сада на старофранцузском. Совсем иная глубина в смысле просодии. Никогда не думал, что изнасилование ребенка можно описать так поэтично.
Натины глаза мерцали. Я будто бы с нею разговаривал, а не с родаками.
Андрей Иваныч: Наталья, и ты вот с этим встречаешься? Вот с этим уродом? Еще в дом его привела?!
Ната ответила. Очень тихо и очень твердо, как бы роняя слова на пол.
– Я люблю этого урода, папа. Разве ты не видишь?
По сценарию мы должны были расстаться. Ну, то есть Ната должна была меня бросить. Однако Ната куда-то отклонилась. Я тоже куда-то отклонился, потому что подошел к ней и поцеловал. Не в губы, а в лоб. Как... Как жену. Сложно это объяснить.
Пользуясь родительским замешательством, мы ускользнули в ванную.
– Ната, ты...
– Да. А ты?
– И я. Будем объяснять родителям, что мы их обманули?
– Нет. Не сегодня. Я хочу уехать.
– Куда?
– К тебе.
– А Степан?
Ната вздохнула.
– Вот так вот...
Мы вышли из ванной и попрощались с родителями. Спустились вниз. Повернули за угол. Прямо на нас шёл Степан. Он был пьян и сильно шатался. Позади него стояла большая черная машина с открытой дверью.
– Ёбаря себя нашла? Петуха башковитого? Резать щас тебя буду, сука!
Мы с Натой взялись за руки и побежали. Нам легко бежалось. Будто мы за один день два кирпича с души столкнули. А Стёпа навернулся. Ну и чёрт с ним. Чёрт с ними со всеми, когда вот так вот, навылет, и ни с того ни с сего.
Моя подруга Ната полюбила уголовника. Его звали Степан, и он был видным таким мужчиной, но в татуировках. В том, что Ната полюбила уголовника, нет ничего необычного. Многие хорошистки путаются с хулиганами, а Ната была отличницей. Плюс – она была социологиней, а социологини (да и вообще гуманитарии) склонны видеть в людях хорошее. Они подают там, где технарь отгрыз бы себе руку. Степан очаровал Нату своей брутальностью и практичным отношением к жизни. Надо сказать, что он был не таким уж уголовником. Просто отсидел шесть лет за какой-то темпераментный разбой, а теперь имел свой ломбард и носил золото. Подозреваю, что Ната его любила, как некоторые биологини любят горилл.
.
Полгода пронеслись, как в тумане. Горилла, то есть Степан, буквально носил Нату на руках, кормил пирожным, катал в большом черном автомобиле. Ната была счастлива. Однажды они заговорили о совместном проживании. Дело двигалось к свадьбе. На горизонте замаячило знакомство с родителями. Только тут девушка посмотрела на своего парня более-менее трезвыми глазами. Натин папа Андрей Иваныч был отставным милиционером. Мама Клавдия Николаевна преподавала русский и литературу. Они жили в Краснокамске и в жизни дочери особенно не участвовали. Однако их участие в свадьбе предполагалось. Ната ездила к родителям по выходным. Счастье и смятение дочери не ускользнули от мамы. Пришлось "колоться". Тут Нату понесло. С её слов Степан выходил аспирантом филфака, благотворителем и вообще чем-то средним между Львом Толстым и Махатмой Ганди. Естественно, родители настояли на скорейшем знакомстве. Естественно, Ната перепугалась. Степан был грубоват. Да и как спрятать наколки, когда на веках написано: "Не буди – убью"? Не будет же он все время сидеть в солнцезащитных очках? Зимой.
После мучительных раздумий, Ната придумала план. Привести на знакомство с родителями не настоящего Степана, а мужчину, подходящего под её описание, то есть интеллигентного парня нормальной внешности, разбирающегося в литературе. При этом он должен был вести себя наимерзейшим образом, чтобы родители ужаснулись, а Ната рассталась с ним прямо в их присутствии. Таким способом моя подруга хотела приуготовить фон, чтобы, когда она приведет настоящего Степана, он, на контрасте, показался родителям милейшим человеком. Как вы понимаете, исполнить роль лже-Степана выпало мне. Во-первых, в Перми не так уж много людей, застрявших между Львом Толстым и Махатмой Ганди. Во-вторых, будучи потомственным алкоголиком, я часто сижу без работы, а неработающие люди много читают, потому что надо же как-то убивать время. В-третьих, я возглавлял одну религиозную группу в корыстных целях и здорово поднаторел в библии и трескотне (чего не сделаешь ради денег). В-четвертых, я виртуозно вру. Некоторые сравнивают естественность моего вранья с естественностью дыхания. В-пятых, у Наты было не так уж много друзей, которым она могла бы доверить такую важную миссию.
Короче, я согласился. Мне нравится валять дурака, а ради дружбы я вообще готов на многое. Поход к родителям предваряла репетиция. Точнее – полемика.
– Альберт (это я), нам надо придумать, что именно ты будешь говорить.
– Ничего придумывать не надо. Я всё равно не запомню. Мерзость должна идти изнутри, понимаешь?
– Хочешь сказать, в тебе есть мерзость?
– Сколько угодно!
– Например?
– Я грызу ногти, редко моюсь, пью и громко пукаю.
– Это я итак знаю. Что ещё?
– Этого мало?
– Мало. Не будешь же ты пукать при моих родителях?
– Да, это перебор. Хотя...
– Без "хотя". Надо что-то идеологическое...
– В смысле?
– Ну, мой отец любит Путина, ненавидит наркотики, геев и либералов.
– Геем я точно не смогу быть.
– Зато ты сможешь их любить. И не любить Путина. И любить наркотики. И... Я поняла!
– Что ты поняла?
– Ты должен стать либертарианцем!
– Очнись, Ната. Я и есть либертарианец. Не переживай так. Просто положись на меня.
И она на меня положилась. Я потрясающий человек, на самом деле. На меня кто угодно может положиться, и я не подведу.
В субботу мы с Натой приехали в Краснокамск. Краснокамск как Краснокамск. Зелень и наркотики. Родители Наты жили в десятиэтажке, которых тут не так уж много. Камерный город. Зимой напоминает гараж Курта Кобейна. Я вырядился, конечно. Пиджачок набросил. Джинсы состирнул. Побрился. Пуховик почистил. Надушнялся китайской "Армани спорт". Неправдоподобно было бы, если б я бичём оделся. У подъезда Ната взяла меня за руку.
– Альберт, я волнуюсь. Я никогда не обманывала родителей.
– Даже когда девственность потеряла, правду рассказала?
Ната покраснела. Жутко мило у неё это получилось.
– Нет. Но это не считается.
– Пифагор бы с тобой поспорил.
– Почему Пифагор?
– Ну, он вроде как отец логики. Твой Степан в курсе, на какие жертвы ты ради него идёшь?
– Нет. Он и про тебя не знает. Стёпа страшно ревнивый.
– Слушай, я подмерзаю. Пошли уже?
– А ты не хочешь ещё покурить?
– Я только что покурил. Возьми себя в руки, сопливая девчонка!
Я зачем-то обнял Натины щеки ладонями и заглянул ей в глаза.
– Всё нормально будет, принцесса. Я навсегда оттолкну твоих родителей от себя.
Сказал и подумал – как же странно я время провожу. Ну, да чего не сделаешь ради друга.
– Ладно. Пошли.
Ната тряхнула головой и приложила ключ к домофону. На лифте мы поднялись молча. У меня в руках был торт с бантиком. Вдруг я заметил, что тереблю бантик. Я тут же перестал его теребить. Бантики теребят те, кто нервничают. А я не нервничаю. Я никогда не нервничаю. Чего мне нервничать? Мне вообще наплевать.
На площадке нас встретили родители. Андрей Иваныч и Клавдия Николаевна. Ну, или папа и мама. Поздоровались сердечно. Калейдоскоп улыбок. Иваныч, конечно, руку полез жать. Сжал. А я такой – ой, вы мне делаете больно! И чуть торт от потрясения не уронил. Иваныч поморщился. В неженки сразу записал. Неженок никто не любит. Даже сами неженки думают о себе, как о брутальных альфачах. Прошли в квартиру. Советская опрятность. Ламинат. Люстра богатая. Без ковров.
Клавдия Николаевна: Идите мыть руки и за стол.
Помыли. Ната шепнула мне на ухо: "Ой, вы мне делаете больно. Гениально". Я усмехнулся. Наконец, сели за стол. Пока ели, обменивались общими фразами. Когда подали кофе, начался допрос.
Андрей Иваныч: Степан, а ты чем занимаешься? Давно встречаешься с нашей Натальей?
На римскую прямоту я обычно отвечаю галльской двусмысленностью, но тут надо было бить в лоб.
– Я работаю в правозащитной организации. Защищаю права ЛГБТ-сообществ.
Я поймал взгляд Наты. Отвёл глаза.
Андрей Иваныч: Что ещё за сообщество?
– Аббревиатура. Лесбиянки, геи, бисексуалы и трансгендеры.
Андрей Иваныч крякнул и побагровел. По кухне поползла нехорошая тишина. Я снова посмотрел на Нату. Я думал, она на меня не смотрит, а она смотрела.
Клавдия Николаевна: Давайте резать торт!
В этом призыве было столько страсти, будто Клавдия Николаевна – жрица племени майя, а резать предполагалось совсем не торт.
Андрей Иваныч: Режь. Никто тебе не мешает. Степан, и давно ты встречаешься с моей дочерью?
– Полгода. Да ведь, сладкая?
Я уже на всё забил и смотрел только на Нату. Она тоже смотрела на меня. Удивленно так, типа – а мы вообще знакомы? У неё глаза большие-пребольшие. Я раньше как-то не замечал.
Андрей Иваныч: Полгода, значит... Наталья, ты тоже считаешь, что этих ВКПб надо защищать?
– ЛГБТ.
Андрей Иваныч: Не влезай, Стёпа, когда я с дочерью разговариваю!
Такого я не ожидал. И Ната не ожидала. Мы не ожидали, что отец перекинется на неё.
Ната: Я считаю, что надо защищать кого угодно, если на него нападают.
Андрей Иваныч: А кто на них нападает? Кто, а?
Тут я уже не мог не влезть.
– В Чечне недавно напали. А в Чечне ни на кого не нападают без благословления Рамзана Кадырова. Который, кстати, дружит с президентом Путиным. Еще одним нападающим.
Андрей Иваныч: Во как! На власть брешешь, Стёпа? А ху-ху не хо-хо? Подожди... Ты никак из этих? Из либерастов?
– Берите выше, дражайший Андрей Иваныч. Я чистокровный либертарианец!
Разговор становился всё более странным. Я смотрел на Нату, Ната – на меня. Вначале я думал, что это мы так друг друга подбадриваем, а теперь я уже так не думал.
Клавдия Николаевна: Ешьте тортик. Я слышала, Степан, вы в аспирантуре на филфаке?
– Совершенно верно.
Клавдия Николаевна: И что вы сейчас читаете?
– Читаю маркиза де Сада на старофранцузском. Совсем иная глубина в смысле просодии. Никогда не думал, что изнасилование ребенка можно описать так поэтично.
Натины глаза мерцали. Я будто бы с нею разговаривал, а не с родаками.
Андрей Иваныч: Наталья, и ты вот с этим встречаешься? Вот с этим уродом? Еще в дом его привела?!
Ната ответила. Очень тихо и очень твердо, как бы роняя слова на пол.
– Я люблю этого урода, папа. Разве ты не видишь?
По сценарию мы должны были расстаться. Ну, то есть Ната должна была меня бросить. Однако Ната куда-то отклонилась. Я тоже куда-то отклонился, потому что подошел к ней и поцеловал. Не в губы, а в лоб. Как... Как жену. Сложно это объяснить.
Пользуясь родительским замешательством, мы ускользнули в ванную.
– Ната, ты...
– Да. А ты?
– И я. Будем объяснять родителям, что мы их обманули?
– Нет. Не сегодня. Я хочу уехать.
– Куда?
– К тебе.
– А Степан?
Ната вздохнула.
– Вот так вот...
Мы вышли из ванной и попрощались с родителями. Спустились вниз. Повернули за угол. Прямо на нас шёл Степан. Он был пьян и сильно шатался. Позади него стояла большая черная машина с открытой дверью.
– Ёбаря себя нашла? Петуха башковитого? Резать щас тебя буду, сука!
Мы с Натой взялись за руки и побежали. Нам легко бежалось. Будто мы за один день два кирпича с души столкнули. А Стёпа навернулся. Ну и чёрт с ним. Чёрт с ними со всеми, когда вот так вот, навылет, и ни с того ни с сего.
Libertarian family dinner
My friend Nata fell in love with a felon. His name was Stepan, and he was a prominent man, but in tattoos. The fact that Nata fell in love with a felon is not unusual. Many pretty girls get confused with hooligans, and Nata was an excellent student. Plus, she was a sociologist, and sociologists (and indeed humanities in general) tend to see good in people. They serve where the techie would bite off his hand. Stepan fascinated Nat with his brutality and practical attitude to life. I must say that he was not such a criminal. He just served six years for some temperamental robbery, and now he had his own pawnshop and wore gold. I suspect that Nata loved him, as some biologists love gorillas.
.
Six months flashed like in a fog. The gorilla, that is, Stepan, literally carried Nat in his arms, fed cake, rolled in a big black car. Nata was happy. Once they talked about living together. The affair was moving toward the wedding. Familiarity with parents loomed on the horizon. Only then did the girl look at her boyfriend with more or less sober eyes. Natin, dad Andrey Ivanovich, was a retired policeman. Mom Claudia Nikolaevna taught Russian and literature. They lived in Krasnokamsk and especially did not participate in the life of their daughter. However, their participation in the wedding was supposed. Nata went to her parents on weekends. The daughter’s happiness and confusion did not escape her mother. I had to "inject." Then Nat suffered. According to her, Stepan was a graduate student in philology, a philanthropist and, in general, something between Leo Tolstoy and Mahatma Gandhi. Naturally, the parents insisted on an early acquaintance. Naturally, Nata was scared. Stepan was rude. And how to hide tattoos when it is written on the eyelids: "Do not wake - I will kill"? But will he not sit in sunglasses all the time? In the winter.
After painful deliberation, Nata came up with a plan. Bring to acquaintance with the parents not the real Stepan, but a man who fits her description, that is, an intelligent guy of normal appearance, versed in literature. At the same time, he had to behave in the lowest possible manner, so that his parents were horrified, and Nata broke up with him right in their presence. In this way, my friend wanted to prepare a background so that when she brings the real Stepan, he, in contrast, seemed to parents a dear person. As you know, to fulfill the role of a false Stepan fell to me. Firstly, in Perm there are not so many people stuck between Leo Tolstoy and Mahatma Gandhi. Secondly, as a hereditary alcoholic, I often sit without work, and non-working people read a lot, because it is necessary to somehow kill time. Thirdly, I led one religious group for selfish purposes and got a lot of knowledge in the bible and rattle (which you won’t do for money). Fourthly, I masterfully lie. Some compare the naturalness of my lies with the naturalness of breathing. Fifthly, Nata did not have many friends whom she could entrust with such an important mission.
In short, I agreed. I like to play the fool, but for the sake of friendship I’m generally ready for a lot. The trip to the parents was preceded by a rehearsal. More precisely, a polemic.
- Albert (it's me), we need to figure out what exactly you will say.
“You don't have to invent anything.” I still don’t remember. An abomination must come from within, understand?
- You want to say, is there an abomination in you?
- As many as you want!
- For instance?
- I bite my nails, rarely wash, drink and fart loudly.
“I know that.” What else?
- Is that not enough?
- Few. Won't you fart with my parents?
- Yes, it's too much. Though...
- Without the "though." We need something ideological ...
- In terms of?
- Well, my father loves Putin, he hates drugs, gays and liberals.
“I definitely can't be gay.”
“But you can love them.” And do not love Putin. And love drugs. And ... I get it!
- What did you understand?
“You must become a libertarian!”
- Wake up, Nata. I am the libertarian. Do not worry so. Just rely on me.
And she relied on me. I am a terrific person, really. Anyone can rely on me, and I won’t let you down.
On Saturday, Nata and I arrived in Krasnokamsk. Krasnokamsk as Krasnokamsk. Greens and drugs. Nata's parents lived in a ten-story building, of which there are not so many. Chamber city. In winter, it resembles Kurt Cobain’s garage. I dressed up, of course. Jacket threw. Jeans off. Shaved. He cleaned the down jacket. Choked on the Chinese "Armani Sport". It would be improbable if I had dressed with a scourge. At the entrance, Nat took my hand.
- Albert, I'm worried. I never fooled my parents.
“Even when she lost her virginity, did she tell the truth?”
Nata blushed. Very cute she did it.
- No. But that does not count.
- Pythagoras would argue with you.
- Why Pythagoras?
“Well, he's kind of like the father of logic.” Does your Stepan know what sacrifices you make for him?
- No. He doesn’t know about you either. Styopa is terribly jealous.
- Listen, I'm freezing. Let's go already?
“Do you still want to smoke?”
“I just had a smoke.” Pull yourself together, snotty girl!
For some reason, I hugged Natina's cheeks with my hands and looked into her eyes.
- Everything's Alright
My friend Nata fell in love with a felon. His name was Stepan, and he was a prominent man, but in tattoos. The fact that Nata fell in love with a felon is not unusual. Many pretty girls get confused with hooligans, and Nata was an excellent student. Plus, she was a sociologist, and sociologists (and indeed humanities in general) tend to see good in people. They serve where the techie would bite off his hand. Stepan fascinated Nat with his brutality and practical attitude to life. I must say that he was not such a criminal. He just served six years for some temperamental robbery, and now he had his own pawnshop and wore gold. I suspect that Nata loved him, as some biologists love gorillas.
.
Six months flashed like in a fog. The gorilla, that is, Stepan, literally carried Nat in his arms, fed cake, rolled in a big black car. Nata was happy. Once they talked about living together. The affair was moving toward the wedding. Familiarity with parents loomed on the horizon. Only then did the girl look at her boyfriend with more or less sober eyes. Natin, dad Andrey Ivanovich, was a retired policeman. Mom Claudia Nikolaevna taught Russian and literature. They lived in Krasnokamsk and especially did not participate in the life of their daughter. However, their participation in the wedding was supposed. Nata went to her parents on weekends. The daughter’s happiness and confusion did not escape her mother. I had to "inject." Then Nat suffered. According to her, Stepan was a graduate student in philology, a philanthropist and, in general, something between Leo Tolstoy and Mahatma Gandhi. Naturally, the parents insisted on an early acquaintance. Naturally, Nata was scared. Stepan was rude. And how to hide tattoos when it is written on the eyelids: "Do not wake - I will kill"? But will he not sit in sunglasses all the time? In the winter.
After painful deliberation, Nata came up with a plan. Bring to acquaintance with the parents not the real Stepan, but a man who fits her description, that is, an intelligent guy of normal appearance, versed in literature. At the same time, he had to behave in the lowest possible manner, so that his parents were horrified, and Nata broke up with him right in their presence. In this way, my friend wanted to prepare a background so that when she brings the real Stepan, he, in contrast, seemed to parents a dear person. As you know, to fulfill the role of a false Stepan fell to me. Firstly, in Perm there are not so many people stuck between Leo Tolstoy and Mahatma Gandhi. Secondly, as a hereditary alcoholic, I often sit without work, and non-working people read a lot, because it is necessary to somehow kill time. Thirdly, I led one religious group for selfish purposes and got a lot of knowledge in the bible and rattle (which you won’t do for money). Fourthly, I masterfully lie. Some compare the naturalness of my lies with the naturalness of breathing. Fifthly, Nata did not have many friends whom she could entrust with such an important mission.
In short, I agreed. I like to play the fool, but for the sake of friendship I’m generally ready for a lot. The trip to the parents was preceded by a rehearsal. More precisely, a polemic.
- Albert (it's me), we need to figure out what exactly you will say.
“You don't have to invent anything.” I still don’t remember. An abomination must come from within, understand?
- You want to say, is there an abomination in you?
- As many as you want!
- For instance?
- I bite my nails, rarely wash, drink and fart loudly.
“I know that.” What else?
- Is that not enough?
- Few. Won't you fart with my parents?
- Yes, it's too much. Though...
- Without the "though." We need something ideological ...
- In terms of?
- Well, my father loves Putin, he hates drugs, gays and liberals.
“I definitely can't be gay.”
“But you can love them.” And do not love Putin. And love drugs. And ... I get it!
- What did you understand?
“You must become a libertarian!”
- Wake up, Nata. I am the libertarian. Do not worry so. Just rely on me.
And she relied on me. I am a terrific person, really. Anyone can rely on me, and I won’t let you down.
On Saturday, Nata and I arrived in Krasnokamsk. Krasnokamsk as Krasnokamsk. Greens and drugs. Nata's parents lived in a ten-story building, of which there are not so many. Chamber city. In winter, it resembles Kurt Cobain’s garage. I dressed up, of course. Jacket threw. Jeans off. Shaved. He cleaned the down jacket. Choked on the Chinese "Armani Sport". It would be improbable if I had dressed with a scourge. At the entrance, Nat took my hand.
- Albert, I'm worried. I never fooled my parents.
“Even when she lost her virginity, did she tell the truth?”
Nata blushed. Very cute she did it.
- No. But that does not count.
- Pythagoras would argue with you.
- Why Pythagoras?
“Well, he's kind of like the father of logic.” Does your Stepan know what sacrifices you make for him?
- No. He doesn’t know about you either. Styopa is terribly jealous.
- Listen, I'm freezing. Let's go already?
“Do you still want to smoke?”
“I just had a smoke.” Pull yourself together, snotty girl!
For some reason, I hugged Natina's cheeks with my hands and looked into her eyes.
- Everything's Alright
У записи 6 лайков,
0 репостов,
569 просмотров.
0 репостов,
569 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Любовь Першина
