Везде эти женщины, свихнувшиеся на отношениях, не на сексе (ах, если бы) – на липкой белесой субстанции, пачкающей пальцы, которую они называют любовью. За каждой тянется клейкий след: люби меня – потому что я тебя люблю; спи со мной – потому что я тебя люблю; не спи с другими – потому что я тебя люблю; работай для меня – потому что я тебя люблю. Не смей быть счастливым без меня – потому что я тебя люблю.
И не понять, когда это начинается, ведь сначала всего-то и нужно – прижать его руку к своему лицу (сначала к щеке, потом чуть повернуть голову, губы к ладони, обежать языком линию сердца, прикусить пальцы). Серебро на безымянном, царапина на запястье. Думала, жизни не хватит, чтобы перецеловать.
А глаза были вот какие: медовые. На лугу, где трава пожелтела, где пчелы собрали запах от красных цветов, и от белых, и от всех трав; где солнце разливало золотое молоко – там заглянула и подумала: не насмотреться.
И во всякой толпе обнимала, прижималась боком, и грудью, и спиной, вилась вокруг, как лисий хвост, трогала и ладонью, и локтем, и коленом, и плечом. Запускала руку под рубашку, гладила, царапала и щипалась тоже, потому что невозможно не прикасаясь. Думала, не отпустить.
Только не уходи, миленький, никуда от меня не уходи, дай на тебя смотреть и сам на меня смотри, и трогай, и улыбайся. Если надо, я под дверью подожду, только не долго. Работай, конечно, главное, не отворачивайся от меня, никогда не отворачивайся. Сделай так, чтобы я была спокойна, думай обо мне все время. Просто пообещай. Мне никто не нужен, кроме тебя, и тебе никто не нужен, раз я есть.
Почему так нельзя? Почему нельзя всегда быть вместе, за руки держаться, разговаривать? Разве это плохо? Есть правда: любить. Есть предательство: обманывать. Всего-то честности хотела.
Как только ни обнимала: и дыханием одним, и плющом, и паутиной, и железом. Убегает.
Плакала, курила, объясняла, кричала, проклинала, прогоняла. Возвращается.
Чтобы мучить? О чем думает? О чем ты, гадина, думаешь, глядя на меня желтыми глазами, чем ты пахнешь опять, чем ты опять пахнешь, что у тебя в волосах, сколько можно врать, о чем ты думаешь, скажи мне, скажи…
Не скажет. Потому что не любит лгать, но нельзя же сказать, как есть – что думает он об утке-мандаринке, которая на закате вплывает в оранжевую полосу на воде и выплывает, возвращается и снова уплывает.
(с) Марта Кетро. "О любви ко всему живому"
И не понять, когда это начинается, ведь сначала всего-то и нужно – прижать его руку к своему лицу (сначала к щеке, потом чуть повернуть голову, губы к ладони, обежать языком линию сердца, прикусить пальцы). Серебро на безымянном, царапина на запястье. Думала, жизни не хватит, чтобы перецеловать.
А глаза были вот какие: медовые. На лугу, где трава пожелтела, где пчелы собрали запах от красных цветов, и от белых, и от всех трав; где солнце разливало золотое молоко – там заглянула и подумала: не насмотреться.
И во всякой толпе обнимала, прижималась боком, и грудью, и спиной, вилась вокруг, как лисий хвост, трогала и ладонью, и локтем, и коленом, и плечом. Запускала руку под рубашку, гладила, царапала и щипалась тоже, потому что невозможно не прикасаясь. Думала, не отпустить.
Только не уходи, миленький, никуда от меня не уходи, дай на тебя смотреть и сам на меня смотри, и трогай, и улыбайся. Если надо, я под дверью подожду, только не долго. Работай, конечно, главное, не отворачивайся от меня, никогда не отворачивайся. Сделай так, чтобы я была спокойна, думай обо мне все время. Просто пообещай. Мне никто не нужен, кроме тебя, и тебе никто не нужен, раз я есть.
Почему так нельзя? Почему нельзя всегда быть вместе, за руки держаться, разговаривать? Разве это плохо? Есть правда: любить. Есть предательство: обманывать. Всего-то честности хотела.
Как только ни обнимала: и дыханием одним, и плющом, и паутиной, и железом. Убегает.
Плакала, курила, объясняла, кричала, проклинала, прогоняла. Возвращается.
Чтобы мучить? О чем думает? О чем ты, гадина, думаешь, глядя на меня желтыми глазами, чем ты пахнешь опять, чем ты опять пахнешь, что у тебя в волосах, сколько можно врать, о чем ты думаешь, скажи мне, скажи…
Не скажет. Потому что не любит лгать, но нельзя же сказать, как есть – что думает он об утке-мандаринке, которая на закате вплывает в оранжевую полосу на воде и выплывает, возвращается и снова уплывает.
(с) Марта Кетро. "О любви ко всему живому"
Everywhere, these women, who are crazy about relationships, not about sex (oh, if only) - on a sticky whitish substance that stains fingers, which they call love. Each sticks with a sticky trace: love me - because I love you; sleep with me - because I love you; do not sleep with others - because I love you; work for me - because I love you. Do not dare to be happy without me - because I love you.
And do not understand when it begins, because at first all that’s needed is to press his hand to his face (first to his cheek, then turn his head slightly, his lips to his palm, run his tongue around the heart line, bite his fingers). Silver on the nameless, a scratch on the wrist. I thought life would not be enough to kiss.
And his eyes were like that: honey. In a meadow where the grass turned yellow, where the bees collected a smell from red flowers, and from white, and from all herbs; where the sun poured golden milk - there she looked and thought: not to see enough.
And in every crowd she hugged, pressed sideways, and with her chest and back, curled around like a fox’s tail, and touched with her palm, elbow, knee, and shoulder. She ran her hand under her shirt, stroking, scratching and pinching, too, because it was impossible without touching. Thought not to let go.
Just don’t leave, dear, don’t go anywhere from me, let me look at you and look at me yourself, and touch, and smile. If necessary, I'll wait under the door, but not for long. Work, of course, most importantly, do not turn away from me, never turn away. Make me calm, think about me all the time. Just promise. I don't need anyone but you, and you don't need anyone since I am.
Why not? Why can't you always be together, hold hands, talk? Is it bad? There is a truth: to love. There is a betrayal: to deceive. I just wanted honesty.
As soon as she embraced: one breath, and ivy, and cobwebs, and iron. Runs away.
Cried, smoked, explained, screamed, cursed, chased away. Coming back.
To torment? What is he thinking? What are you reptiles thinking about, looking at me with yellow eyes, what you smell again, what you smell again, what is in your hair, how much you can lie, what you think about, tell me, tell me ...
Will not say. Because he doesn’t like to lie, but you can’t say how he is - what he thinks of the mandarin duck, which at sunset swims into the orange strip on the water and swims out, returns and again swims away.
(c) Martha Ketro. "On the love of all living things"
And do not understand when it begins, because at first all that’s needed is to press his hand to his face (first to his cheek, then turn his head slightly, his lips to his palm, run his tongue around the heart line, bite his fingers). Silver on the nameless, a scratch on the wrist. I thought life would not be enough to kiss.
And his eyes were like that: honey. In a meadow where the grass turned yellow, where the bees collected a smell from red flowers, and from white, and from all herbs; where the sun poured golden milk - there she looked and thought: not to see enough.
And in every crowd she hugged, pressed sideways, and with her chest and back, curled around like a fox’s tail, and touched with her palm, elbow, knee, and shoulder. She ran her hand under her shirt, stroking, scratching and pinching, too, because it was impossible without touching. Thought not to let go.
Just don’t leave, dear, don’t go anywhere from me, let me look at you and look at me yourself, and touch, and smile. If necessary, I'll wait under the door, but not for long. Work, of course, most importantly, do not turn away from me, never turn away. Make me calm, think about me all the time. Just promise. I don't need anyone but you, and you don't need anyone since I am.
Why not? Why can't you always be together, hold hands, talk? Is it bad? There is a truth: to love. There is a betrayal: to deceive. I just wanted honesty.
As soon as she embraced: one breath, and ivy, and cobwebs, and iron. Runs away.
Cried, smoked, explained, screamed, cursed, chased away. Coming back.
To torment? What is he thinking? What are you reptiles thinking about, looking at me with yellow eyes, what you smell again, what you smell again, what is in your hair, how much you can lie, what you think about, tell me, tell me ...
Will not say. Because he doesn’t like to lie, but you can’t say how he is - what he thinks of the mandarin duck, which at sunset swims into the orange strip on the water and swims out, returns and again swims away.
(c) Martha Ketro. "On the love of all living things"
У записи 5 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Дарина Снегова
