- Иван Арнольдович, смелее! – профессор Преображенский поднажал сзади и протолкнул доктора Борменталя сквозь толпу к самой кассе театрального буфета, - Берите сразу как договаривались, голубчик, как договаривались!
Последние слова его уж потонули в шуме толпы и новая волна театралов оттеснила профессора куда-то вбок, к диванам.
Преображенский отдышался, поправил пенсне и, усевшись на диван, нетерпеливо раскрыл карманные часы.
Однако ожидание его было недолгим. Спокойно, но без жалости работая корпусом и локтями, из толпы вынырнул Борменталь. В правой руке он удерживал два стакана горячего чаю в подстаканниках, в левой – бутылку коньяка.
Преображенский довольно крякнул, принял у доктора стаканы и сноровисто выплеснул чай за спинку дивана. Борменталь разлил всю бутылку сразу.
- А скажите, Филипп Филиппович, - он сел рядом с профессором на диван и обвёл рукой публику, - Вот скажите, вы – светило мировой величины. Здесь, в театре, собралась публика образованная, много людей из верхов. Отчего же практически никто не раскланивается с вами? И более того, встретившись с вами глазами – отворачиваются! Это неслыханно!
- Ты, Иван Арнольдович, чисто младенец, - Преображенский всадил полстакана одним глотком,- потому и не здороваются, что все мои знакомцы. Всех лечил. Кого от гонореи, кого от нежеланной беременности, кого ещё чёрт знает от чего. Вот к примеру нэпман Дрючищев. Два триппера. Не может же он представить меня своей благоверной. Мол, знакомься, дорогая, благодаря этому доктору у меня с крана не льёт. Тем более что благоверную я тоже лечил, но Дрючищев об этом конечно ни сном, ни духом.
- Ну и дела, - Борменталь тоже отхлебнул, - прямо Содом и Гоморра какая-то.
- Я больше скажу, - профессор махнул рукой, - Все эти прекрасные воспитанные люди ебутся друг с другом как винторогие козлы в загоне. Приходит один с инфекцией, за ним вторая, потом третий с четвёртым ломятся. И так по кругу.
- Какое падение нравов, - доктор сделал внушительный глоток, - Куда же катится Москва…
- Да не верещи, Иван, - Преображенский толкнул локтём товарища, - Пусть ебутся себе. Время сейчас трудное, а нам всё хлеб будет.
- А-а-а, Филипп Филиппович! – разговор прервал бодрый усач в военном платье, бодро ковылявший через фойе. – Моё вам почтение, дражайший!
Военный схватил руку профессора и радостно затряс.
- Здравствуйте, уважаемый! – Преображенский вежливо выдернул руку из красногвардейской хватки, - Как ваши дела?
- Стоит как жирафа! – военный радостно заржал и встал по стойке смирно, - Разрешите идти на подвиги?
- Ступайте, не обломите, - профессор кивнул и пояснил доктору, глядя вслед удаляющемуся кавалеристу, - Командарм Посконный. Один из лучших моих экспериментов. Ему в империалистическую ещё хуй оторвало осколком. Четыре раза ему пересаживал какие мог. Даже негритянский. Всё впустую. Организм отторгал. В итоге соорудил ему из фрагмента ноги орган. Хромает теперь немного, но ебаться может бесконечно. Его бы в Париж на выставку свозить, да НКВД не выпустит.
- Простите, профессор, - Борменталь осушил стакан, - Но где вы взяли негритянский хуй?
- В цирке, - Преображенский последовал примеру молодого товарища, - Там негр из-под купола сорвался. Всё в фарш, а хуй целёхонький. Ну-с, пойдёмте в зал, сейчас начнётся. Вы прихватили?
Борменталь, вставая, молча отогнул борт пиджака, во внутреннем кармане которого тихо звякнули две двухсотграммовые мензурки под резиновыми пробками.
Из дневника доктора Борменталя.
09.08
Вчера в Большом давали Травиату. Мы с проф. Преображенским решили в кои-то веки отложить рутину дел и выбраться на эту прекрасную постановку.
Пошло замечательно, доложу я. Начали мы с коньяка перед представлением, но в ложе решили побаловать себя спиртом. Пожалуй надо отказать в закупках этому мудаку из Бердичева Юдиновичу. Спирт, что он нам поставляет, как-то необычно действует на интеллигентных людей, я не первый раз замечаю. К антракту такое нас с профессором охватило возбуждение и жажда дел и справедливости, что на второй акт мы не попали.
Сначала профессор пытался солировать, а я подпевал, а затем и вовсе понесло. В фойе встретили Седрюка из комиссариата просвещения (а он нам должен за два визита) и расколотили ему лицо. Подоспевшего милиционера отнесли в уборную и несколько раз окунули.
Потом долго бежали по улице, пока нас не нагнал наряд на автомобиле.
Итоги вечера: у профессора ушиб запястья, лёгкое сотрясение; у меня расшатана нижняя пятёрка справа. Ободранные руки и пиздюлины по телу не в счёт.
Хорошо что в уголовном сыске всё начальство – наши клиенты. До утра пили с комиссарами. Сегодня решили не принимать.
Да, в суматохе кто-то из мусоров подрезал часы проф. Преображенского, но хватились только сегодня. Хуй с ними.
Так мы коротаем наши будни, дорогой дневник. Твой Бор.
10.08
А не, нихуя. У профессора перелом пястной кости. Наложен гипс.
Последние слова его уж потонули в шуме толпы и новая волна театралов оттеснила профессора куда-то вбок, к диванам.
Преображенский отдышался, поправил пенсне и, усевшись на диван, нетерпеливо раскрыл карманные часы.
Однако ожидание его было недолгим. Спокойно, но без жалости работая корпусом и локтями, из толпы вынырнул Борменталь. В правой руке он удерживал два стакана горячего чаю в подстаканниках, в левой – бутылку коньяка.
Преображенский довольно крякнул, принял у доктора стаканы и сноровисто выплеснул чай за спинку дивана. Борменталь разлил всю бутылку сразу.
- А скажите, Филипп Филиппович, - он сел рядом с профессором на диван и обвёл рукой публику, - Вот скажите, вы – светило мировой величины. Здесь, в театре, собралась публика образованная, много людей из верхов. Отчего же практически никто не раскланивается с вами? И более того, встретившись с вами глазами – отворачиваются! Это неслыханно!
- Ты, Иван Арнольдович, чисто младенец, - Преображенский всадил полстакана одним глотком,- потому и не здороваются, что все мои знакомцы. Всех лечил. Кого от гонореи, кого от нежеланной беременности, кого ещё чёрт знает от чего. Вот к примеру нэпман Дрючищев. Два триппера. Не может же он представить меня своей благоверной. Мол, знакомься, дорогая, благодаря этому доктору у меня с крана не льёт. Тем более что благоверную я тоже лечил, но Дрючищев об этом конечно ни сном, ни духом.
- Ну и дела, - Борменталь тоже отхлебнул, - прямо Содом и Гоморра какая-то.
- Я больше скажу, - профессор махнул рукой, - Все эти прекрасные воспитанные люди ебутся друг с другом как винторогие козлы в загоне. Приходит один с инфекцией, за ним вторая, потом третий с четвёртым ломятся. И так по кругу.
- Какое падение нравов, - доктор сделал внушительный глоток, - Куда же катится Москва…
- Да не верещи, Иван, - Преображенский толкнул локтём товарища, - Пусть ебутся себе. Время сейчас трудное, а нам всё хлеб будет.
- А-а-а, Филипп Филиппович! – разговор прервал бодрый усач в военном платье, бодро ковылявший через фойе. – Моё вам почтение, дражайший!
Военный схватил руку профессора и радостно затряс.
- Здравствуйте, уважаемый! – Преображенский вежливо выдернул руку из красногвардейской хватки, - Как ваши дела?
- Стоит как жирафа! – военный радостно заржал и встал по стойке смирно, - Разрешите идти на подвиги?
- Ступайте, не обломите, - профессор кивнул и пояснил доктору, глядя вслед удаляющемуся кавалеристу, - Командарм Посконный. Один из лучших моих экспериментов. Ему в империалистическую ещё хуй оторвало осколком. Четыре раза ему пересаживал какие мог. Даже негритянский. Всё впустую. Организм отторгал. В итоге соорудил ему из фрагмента ноги орган. Хромает теперь немного, но ебаться может бесконечно. Его бы в Париж на выставку свозить, да НКВД не выпустит.
- Простите, профессор, - Борменталь осушил стакан, - Но где вы взяли негритянский хуй?
- В цирке, - Преображенский последовал примеру молодого товарища, - Там негр из-под купола сорвался. Всё в фарш, а хуй целёхонький. Ну-с, пойдёмте в зал, сейчас начнётся. Вы прихватили?
Борменталь, вставая, молча отогнул борт пиджака, во внутреннем кармане которого тихо звякнули две двухсотграммовые мензурки под резиновыми пробками.
Из дневника доктора Борменталя.
09.08
Вчера в Большом давали Травиату. Мы с проф. Преображенским решили в кои-то веки отложить рутину дел и выбраться на эту прекрасную постановку.
Пошло замечательно, доложу я. Начали мы с коньяка перед представлением, но в ложе решили побаловать себя спиртом. Пожалуй надо отказать в закупках этому мудаку из Бердичева Юдиновичу. Спирт, что он нам поставляет, как-то необычно действует на интеллигентных людей, я не первый раз замечаю. К антракту такое нас с профессором охватило возбуждение и жажда дел и справедливости, что на второй акт мы не попали.
Сначала профессор пытался солировать, а я подпевал, а затем и вовсе понесло. В фойе встретили Седрюка из комиссариата просвещения (а он нам должен за два визита) и расколотили ему лицо. Подоспевшего милиционера отнесли в уборную и несколько раз окунули.
Потом долго бежали по улице, пока нас не нагнал наряд на автомобиле.
Итоги вечера: у профессора ушиб запястья, лёгкое сотрясение; у меня расшатана нижняя пятёрка справа. Ободранные руки и пиздюлины по телу не в счёт.
Хорошо что в уголовном сыске всё начальство – наши клиенты. До утра пили с комиссарами. Сегодня решили не принимать.
Да, в суматохе кто-то из мусоров подрезал часы проф. Преображенского, но хватились только сегодня. Хуй с ними.
Так мы коротаем наши будни, дорогой дневник. Твой Бор.
10.08
А не, нихуя. У профессора перелом пястной кости. Наложен гипс.
- Ivan Arnoldovich, bolder! - Professor Preobrazhensky pushed from behind and pushed Dr. Bormental through the crowd to the box office box office itself - Take it right away as agreed, darling, as agreed!
His last words were already drowned in the noise of the crowd and a new wave of theater-goers pushed the professor somewhere to the side, to the sofas.
Preobrazhensky caught his breath, straightened his pince-nez and, sitting on the sofa, eagerly opened his pocket watch.
However, his expectation was short-lived. Calmly, but without pity, working the body and elbows, Bormental emerged from the crowd. In his right hand he held two glasses of hot tea in the cup holders, in his left - a bottle of brandy.
Preobrazhensky grunted quite a bit, took the glasses from the doctor and skillfully splashed out tea behind the back of the sofa. Bormental poured the whole bottle at once.
“And tell me, Philipp Philippovich,” he sat next to the professor on the couch and waved his hand around the audience, “Tell me, you are a star of world magnitude.” Here, in the theater, an educated audience gathered, many people from the top. Why practically no one bows with you? And moreover, having met with your eyes - they turn away! This is unheard of!
“You, Ivan Arnoldovich, are purely a baby,” Preobrazhensky planted half a glass in one gulp, “because they don’t say hello because all of my acquaintances.” He treated everyone. Someone from gonorrhea, someone from an unwanted pregnancy, who the devil knows from what. For example, Nepman Dryuchishchev. Two trippers. He can not imagine me his missus. Like, get acquainted, dear, thanks to this doctor, I don’t pour from the tap. Moreover, I also treated the missus, but of course Dryuchishchev did not dream of it, nor in spirit.
“Gee,” Bormental also took a sip, “Sodom and Gomorrah are right.”
“I will say more,” the professor waved his hand. “All these beautiful, well-mannered people fuck each other like screw-goats in the corral.” One comes with an infection, the second comes after him, then the third and fourth break. And so in a circle.
“What a decline in morals,” the doctor took an impressive sip, “Where is Moscow heading ...”
“Don’t yell, Ivan,” Preobrazhensky nudged his comrade, “Let them fuck themselves.” The time is hard now, but we will have all the bread.
- Ahh, Philipp Philippovich! - the conversation was interrupted by a peppy mustache in a military dress, cheerfully waddling through the lobby. - My respect to you, dearest!
The military man grabbed the professor's hand and shook joyfully.
- Hello dear! - Preobrazhensky politely pulled his hand out of the Red Guard's grip, - How are you?
- It costs like a giraffe! - the military man joyfully neighing and stood at attention, - Allow me to go on exploits?
“Go, do not break it off,” the professor nodded and explained to the doctor, looking after the retiring cavalryman, “Commander Poskonny.” One of my best experiments. The imperialist still had a dick ripped off of him. Four times he transplanted what he could. Even the Negro. All for nothing. The body rejected. As a result, he built an organ from a fragment of his leg. Lame now a little, but can fuck forever. He would be taken to Paris for an exhibition, but the NKVD wouldn’t let him out.
“Sorry, professor,” Bormental drained the glass, “But where did you get the black dick?”
- In the circus, - Preobrazhensky followed the example of a young comrade, - There the Negro fell from under the dome. Everything is minced, and the dick is whole. Well, let's go to the gym, it will begin now. Did you grab
Bormental, standing up, silently bent over the side of his jacket, in the inner pocket of which two two hundred gram beakers quietly clanged under rubber stoppers.
From the diary of Dr. Bormental.
08.08
Yesterday in the Bolshoi they gave Traviata. We are with prof. Preobrazhensky decided at once to postpone the routine of affairs and get out on this beautiful production.
It went great, I will report. We started with cognac before the performance, but in the box we decided to treat ourselves to alcohol. Perhaps it is necessary to refuse purchases to this asshole from Berdichev to Yudinovich. The alcohol that it supplies to us, somehow has an unusual effect on intelligent people, this is not the first time I've noticed. By the intermission, the professor and I were seized with excitement and a thirst for affairs and justice, that we did not get into the second act.
At first, the professor tried to solo, and I sang along, and then it all happened. In the foyer, we met Sedryuk from the Education Commissariat (and he owes us two visits) and split his face. A policeman who arrived in time was taken to the restroom and dipped several times.
Then they ran along the street for a long time, until we were caught up in the outfit by car.
The results of the evening: the professor had a bruised wrist, a slight concussion; I have shaken the bottom five on the right. Ripped hands and pussy on body do not count.
It’s good that in the criminal investigation all the bosses are our clients. We drank with the commissars until morning. Today decided not to accept.
Yes, in the confusion, one of the trash cuts the prof. Preobrazhensky, but grabbed only today. Cock with them.
So we spend our weekdays, dear diary. Your Bor.
10.08
And not fucking. The professor has a metacarpal fracture. Plaster cast.
His last words were already drowned in the noise of the crowd and a new wave of theater-goers pushed the professor somewhere to the side, to the sofas.
Preobrazhensky caught his breath, straightened his pince-nez and, sitting on the sofa, eagerly opened his pocket watch.
However, his expectation was short-lived. Calmly, but without pity, working the body and elbows, Bormental emerged from the crowd. In his right hand he held two glasses of hot tea in the cup holders, in his left - a bottle of brandy.
Preobrazhensky grunted quite a bit, took the glasses from the doctor and skillfully splashed out tea behind the back of the sofa. Bormental poured the whole bottle at once.
“And tell me, Philipp Philippovich,” he sat next to the professor on the couch and waved his hand around the audience, “Tell me, you are a star of world magnitude.” Here, in the theater, an educated audience gathered, many people from the top. Why practically no one bows with you? And moreover, having met with your eyes - they turn away! This is unheard of!
“You, Ivan Arnoldovich, are purely a baby,” Preobrazhensky planted half a glass in one gulp, “because they don’t say hello because all of my acquaintances.” He treated everyone. Someone from gonorrhea, someone from an unwanted pregnancy, who the devil knows from what. For example, Nepman Dryuchishchev. Two trippers. He can not imagine me his missus. Like, get acquainted, dear, thanks to this doctor, I don’t pour from the tap. Moreover, I also treated the missus, but of course Dryuchishchev did not dream of it, nor in spirit.
“Gee,” Bormental also took a sip, “Sodom and Gomorrah are right.”
“I will say more,” the professor waved his hand. “All these beautiful, well-mannered people fuck each other like screw-goats in the corral.” One comes with an infection, the second comes after him, then the third and fourth break. And so in a circle.
“What a decline in morals,” the doctor took an impressive sip, “Where is Moscow heading ...”
“Don’t yell, Ivan,” Preobrazhensky nudged his comrade, “Let them fuck themselves.” The time is hard now, but we will have all the bread.
- Ahh, Philipp Philippovich! - the conversation was interrupted by a peppy mustache in a military dress, cheerfully waddling through the lobby. - My respect to you, dearest!
The military man grabbed the professor's hand and shook joyfully.
- Hello dear! - Preobrazhensky politely pulled his hand out of the Red Guard's grip, - How are you?
- It costs like a giraffe! - the military man joyfully neighing and stood at attention, - Allow me to go on exploits?
“Go, do not break it off,” the professor nodded and explained to the doctor, looking after the retiring cavalryman, “Commander Poskonny.” One of my best experiments. The imperialist still had a dick ripped off of him. Four times he transplanted what he could. Even the Negro. All for nothing. The body rejected. As a result, he built an organ from a fragment of his leg. Lame now a little, but can fuck forever. He would be taken to Paris for an exhibition, but the NKVD wouldn’t let him out.
“Sorry, professor,” Bormental drained the glass, “But where did you get the black dick?”
- In the circus, - Preobrazhensky followed the example of a young comrade, - There the Negro fell from under the dome. Everything is minced, and the dick is whole. Well, let's go to the gym, it will begin now. Did you grab
Bormental, standing up, silently bent over the side of his jacket, in the inner pocket of which two two hundred gram beakers quietly clanged under rubber stoppers.
From the diary of Dr. Bormental.
08.08
Yesterday in the Bolshoi they gave Traviata. We are with prof. Preobrazhensky decided at once to postpone the routine of affairs and get out on this beautiful production.
It went great, I will report. We started with cognac before the performance, but in the box we decided to treat ourselves to alcohol. Perhaps it is necessary to refuse purchases to this asshole from Berdichev to Yudinovich. The alcohol that it supplies to us, somehow has an unusual effect on intelligent people, this is not the first time I've noticed. By the intermission, the professor and I were seized with excitement and a thirst for affairs and justice, that we did not get into the second act.
At first, the professor tried to solo, and I sang along, and then it all happened. In the foyer, we met Sedryuk from the Education Commissariat (and he owes us two visits) and split his face. A policeman who arrived in time was taken to the restroom and dipped several times.
Then they ran along the street for a long time, until we were caught up in the outfit by car.
The results of the evening: the professor had a bruised wrist, a slight concussion; I have shaken the bottom five on the right. Ripped hands and pussy on body do not count.
It’s good that in the criminal investigation all the bosses are our clients. We drank with the commissars until morning. Today decided not to accept.
Yes, in the confusion, one of the trash cuts the prof. Preobrazhensky, but grabbed only today. Cock with them.
So we spend our weekdays, dear diary. Your Bor.
10.08
And not fucking. The professor has a metacarpal fracture. Plaster cast.
У записи 7 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Эндрю Колонтарев
