Я очень люблю деньги.
Стыдно было когда-то признаться в этом, а потом услышал интервью Табакова, где он сказал:
- Уж как я денежки люблю, так их никто не любит!
И я подумал тогда: великий артист такое говорит?!
А потом понял.
Банально, но деньги – это свобода.
Какие деньги бешеные в жизни я имел, какие я деньги зарабатывал, помнится – мама дорогая.
И куда всё унеслось.
В какую трубу вылетело?
Не знаю.
А еще это театр в последние 18 лет всё сожрал.
Всё.
Вся эта пиздобратия в театре только и сидит с открытом клювом: дай, дай.
Сам виноват, что придумал себе такую развлекуху на старости лет.
«Дай, дай».
Даю, что ж теперь.
И ни капли об этом не жалею.
Вчера шел по Москве, по Дмитровке, смотрел на эти витрины магазинов дорогих: шубы, часы, обувь. Дорогущее. Даже заходить страшно.
Я могу зайти в Зару или еще куда в дорогое – ну, так, пощупать всё и сделать вид, что мог бы купить и оно мне сильно надо, но – не сегодня.
На деле – я нищ, как церковная крыса.
И у меня нет денег, даже чтобы купить лопаточку для обуви в этих магазинах на Дмитровке и в этой Заре.
Я не страдаю по этому поводу и никогда не завидовал ничьему богатству.
Плевать. Живите. Богатейте, мне всё равно.
Но вот шел вчера и вдруг поставил себя на место какого-нибудь среднестатического москвича. Из тех, что понаехали или коренные.
И подумал: черт побери.
Я бы умер.
Я бы был раздавлен.
Весь этот жир течет из Козицына переулка, из Камергерского, отовсюду, он льется по Дмитровке и выливается в метро Чеховская.
А там – беднота, гастарбайтеры, тетки с котомками и москвичи, бегущие по делам, царапающиеся, хватающиеся за жизнь, чтобы выжить. Чтобы жить достойно.
Ну, не так, как эти богачи, но хотя бы приблизительно: тот же кофе чтобы брать, те же шмотки, те же концерты, всё то же, что и они – ведь они же ходят со мной по той же Дмитровке, но мне до них (так они, наверное, думают) – как до Луны.
Я не завистлив.
Но представить себе, что я живу в Москву и вхожу в эти круги этого ада в метро – могу.
И представляю, как я был бы раздавлен.
Как я быстро бы кончился.
Потому что вдруг понял бы: усрусь, а не смогу стать таким же успешным, которые – вот. Вот рядом.
В Ебурге разница между богатыми и бедными, между успешными и не такими успешными - она как-то не так заметна. Провинция.
И потому ты тут живешь спокойно.
Тоже все горло дерут, но не так как-то.
Второй день думаю про это.
Про то, что «Москва слезам не верит».
Стыдно было когда-то признаться в этом, а потом услышал интервью Табакова, где он сказал:
- Уж как я денежки люблю, так их никто не любит!
И я подумал тогда: великий артист такое говорит?!
А потом понял.
Банально, но деньги – это свобода.
Какие деньги бешеные в жизни я имел, какие я деньги зарабатывал, помнится – мама дорогая.
И куда всё унеслось.
В какую трубу вылетело?
Не знаю.
А еще это театр в последние 18 лет всё сожрал.
Всё.
Вся эта пиздобратия в театре только и сидит с открытом клювом: дай, дай.
Сам виноват, что придумал себе такую развлекуху на старости лет.
«Дай, дай».
Даю, что ж теперь.
И ни капли об этом не жалею.
Вчера шел по Москве, по Дмитровке, смотрел на эти витрины магазинов дорогих: шубы, часы, обувь. Дорогущее. Даже заходить страшно.
Я могу зайти в Зару или еще куда в дорогое – ну, так, пощупать всё и сделать вид, что мог бы купить и оно мне сильно надо, но – не сегодня.
На деле – я нищ, как церковная крыса.
И у меня нет денег, даже чтобы купить лопаточку для обуви в этих магазинах на Дмитровке и в этой Заре.
Я не страдаю по этому поводу и никогда не завидовал ничьему богатству.
Плевать. Живите. Богатейте, мне всё равно.
Но вот шел вчера и вдруг поставил себя на место какого-нибудь среднестатического москвича. Из тех, что понаехали или коренные.
И подумал: черт побери.
Я бы умер.
Я бы был раздавлен.
Весь этот жир течет из Козицына переулка, из Камергерского, отовсюду, он льется по Дмитровке и выливается в метро Чеховская.
А там – беднота, гастарбайтеры, тетки с котомками и москвичи, бегущие по делам, царапающиеся, хватающиеся за жизнь, чтобы выжить. Чтобы жить достойно.
Ну, не так, как эти богачи, но хотя бы приблизительно: тот же кофе чтобы брать, те же шмотки, те же концерты, всё то же, что и они – ведь они же ходят со мной по той же Дмитровке, но мне до них (так они, наверное, думают) – как до Луны.
Я не завистлив.
Но представить себе, что я живу в Москву и вхожу в эти круги этого ада в метро – могу.
И представляю, как я был бы раздавлен.
Как я быстро бы кончился.
Потому что вдруг понял бы: усрусь, а не смогу стать таким же успешным, которые – вот. Вот рядом.
В Ебурге разница между богатыми и бедными, между успешными и не такими успешными - она как-то не так заметна. Провинция.
И потому ты тут живешь спокойно.
Тоже все горло дерут, но не так как-то.
Второй день думаю про это.
Про то, что «Москва слезам не верит».
I really like money.
I was ashamed to once admit it, and then I heard an interview with Tabakov, where he said:
- Oh, how I love money, so no one loves it!
And then I thought: the great artist says that ?!
And then I realized.
Trite, but money is freedom.
What crazy money in my life I had, what money I earned, I remember - dear mother.
And where it all went away.
Which pipe flew into?
I do not know.
And this is the theater in the last 18 years gobbled up everything.
All.
All this fucking brotherhood in the theater just sits with an open beak: give, give.
It’s my fault that I came up with such a fun in my old age.
"Give, give."
I give it, now.
And I don't regret it a bit.
Yesterday I walked around Moscow, along Dmitrovka, looked at these shop windows of expensive shops: fur coats, watches, shoes. Darling. It’s even scary to enter.
I can go to Zara or even where it’s expensive - well, feel everything and pretend that I could buy it and I really need it, but not today.
In fact, I am a beggar, like a church rat.
And I do not have money, even to buy a spatula for shoes in these stores on Dmitrovka and in this Dawn.
I do not suffer about this and have never envied anyone's wealth.
Spit. Live. Get rich, I don't care.
But then he walked yesterday and suddenly put himself in the place of some average statistical Muscovite. Of those that came in large numbers or indigenous.
And I thought: damn it.
I would die.
I would be crushed.
All this fat flows from Kozitsyn Lane, from Kamergersky, from everywhere, it pours along Dmitrovka and spills into the Chekhovskaya metro.
And there - the poor, migrant workers, aunts with knapsacks and Muscovites, running about on business, scratching, clutching at life to survive. To live with dignity.
Well, not like these rich people, but at least approximately: the same coffee to take, the same clothes, the same concerts, all the same as they - after all, they walk with me along the same Dmitrovka, but to me them (as they probably think) - as before the moon.
I am not envious.
But I can imagine that I live in Moscow and enter these circles of this hell in the subway.
And imagine how I would be crushed.
How quickly I would end.
Because I would have suddenly understood: I’m struggling, but I won’t be able to become as successful as that. Right next.
In Eburg, the difference between rich and poor, between successful and not so successful - it is somehow not so noticeable. Provinces.
And because you live here calmly.
Also, all throats tear, but not so somehow.
The second day I think about it.
About the fact that "Moscow does not believe in tears."
I was ashamed to once admit it, and then I heard an interview with Tabakov, where he said:
- Oh, how I love money, so no one loves it!
And then I thought: the great artist says that ?!
And then I realized.
Trite, but money is freedom.
What crazy money in my life I had, what money I earned, I remember - dear mother.
And where it all went away.
Which pipe flew into?
I do not know.
And this is the theater in the last 18 years gobbled up everything.
All.
All this fucking brotherhood in the theater just sits with an open beak: give, give.
It’s my fault that I came up with such a fun in my old age.
"Give, give."
I give it, now.
And I don't regret it a bit.
Yesterday I walked around Moscow, along Dmitrovka, looked at these shop windows of expensive shops: fur coats, watches, shoes. Darling. It’s even scary to enter.
I can go to Zara or even where it’s expensive - well, feel everything and pretend that I could buy it and I really need it, but not today.
In fact, I am a beggar, like a church rat.
And I do not have money, even to buy a spatula for shoes in these stores on Dmitrovka and in this Dawn.
I do not suffer about this and have never envied anyone's wealth.
Spit. Live. Get rich, I don't care.
But then he walked yesterday and suddenly put himself in the place of some average statistical Muscovite. Of those that came in large numbers or indigenous.
And I thought: damn it.
I would die.
I would be crushed.
All this fat flows from Kozitsyn Lane, from Kamergersky, from everywhere, it pours along Dmitrovka and spills into the Chekhovskaya metro.
And there - the poor, migrant workers, aunts with knapsacks and Muscovites, running about on business, scratching, clutching at life to survive. To live with dignity.
Well, not like these rich people, but at least approximately: the same coffee to take, the same clothes, the same concerts, all the same as they - after all, they walk with me along the same Dmitrovka, but to me them (as they probably think) - as before the moon.
I am not envious.
But I can imagine that I live in Moscow and enter these circles of this hell in the subway.
And imagine how I would be crushed.
How quickly I would end.
Because I would have suddenly understood: I’m struggling, but I won’t be able to become as successful as that. Right next.
In Eburg, the difference between rich and poor, between successful and not so successful - it is somehow not so noticeable. Provinces.
And because you live here calmly.
Also, all throats tear, but not so somehow.
The second day I think about it.
About the fact that "Moscow does not believe in tears."
У записи 3 лайков,
0 репостов,
256 просмотров.
0 репостов,
256 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Алина Беженар
