William Shakespeare
Сонет Шекспира 2 - When forty winters shall besieg
WHEN forty winters shall besiege thy brow
And dig deep trenches in thy beauty’s field,
Thy youth’s proud livery, so gaz’d on now,
Will be a tatter’d weed, of small worth held:
Then being ask’d, where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say, within thine own deep-sunken eyes,
Were an all-eating shame and thriftless praise.
How much more praise deserv’d thy beauty’s use,
If thou couldst answer ‘This fair child of mine
Shall sum my count, and make my old excuse,’
Proving his beauty by succession thine!
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel’st it cold.
Второй сонет Шекспира, представляет собой развивающуюся мысль, прослеживаемую от начала до последней строки. Метафора военных действий и холода начинающаяся в первой строке (осада-зимы) продолжается во второй (траншея-поле), в четвертой, (поле-сорняки - готов настаивать, что там все же подразумеваются и обыгрываются сорняки, а не ветошь), в пятой (красота полегла). Так же, как это повсеместно у Шекспира, присутствует гривуазность - от привлекающего взоры юноши, чья красота слегла в днях похоти (как один из вариантов значения слов). Стоит отметить, что четвертая строка начинается скрытой подписью Will (часто обыгрываемой в сонетах). Наконец холод 40 зим превращается в холодную кровь завершая поэтическое произведение, а "новодел" из art old-а, навевает мысль о восстающем из праха "Фениксе английской поэзии" (Филипе Сидни).
На сегодняшний день наилучшие подстрочные переводы которыми можно располагать это переводы А.Шаракшанэ, (пожалуй одного из самых талантливых переводчиков Шекспира) и В.Козаровецкого издавшего в 2009 году их как первый том к своему поэтическому переводу.
Когда сорок зим {*} возьмут в осаду твое чело
и выроют глубокие траншеи на поле твоей красоты,
гордый наряд (ливрею) твоей юности, который теперь так привлекает взгляды,
все будут считать лохмотьями;
тогда если тебя спросят, где вся твоя красота,
где все богатство цветущих дней,
сказать, что оно в твоих глубоко запавших глазах,
было бы жгучим стыдом и пустой похвальбой.
Насколько похвальнее было бы использование твоей красоты,
если бы ты мог ответить: "Этот мой прекрасный ребенок
подытожит мой счет и станет оправданием моей старости",
доказав (его сходством с тобой), что его красота - это твое наследство
Это было бы (как будто) снова стать молодым, когда ты стар,
и увидеть свою кровь горячей, когда ты чувствуешь, что (в тебе) она холодна.
{* По понятиям того времени, сорокалетний возраст для человека означал наступление старости.}
в тексте подстрочного перевода в скобках даны слова,
добавленные для большей ясности.Все примечания принадлежат автору подстрочного перевода
Перевод А. Ермошкина:
Когда осадят сорок зим твое лицо,
Траншеи на прекрасном поле вырыв,
И юности камзол манивший взор
Травою сорною покроется сквозь дыры:
То на вопрос - где красота слегла,
Где страстных дней пропавшее богатство,
Ответить - скрыто вглубь запавших глаз, -
Постыдное, напрасное бахвальство.
Насколько же достойней красоты,
Ответ бы стал: "Вот это - мой ребенок
Со старостью сводя счета мои
Красой доказывать свое наследство ловок".
И чувствуешь, что вновь на свете создан,
Горячей кровью, видимой в холодной.
Для тех, кто интересуется вопросами перевода, некоторые сведения по вопросу переводов Шекспира и варианты перевода этого сонета другими переводчиками, находятся в приложенном к этому сообщению файле.
АЕ
Сонет Шекспира 2 - When forty winters shall besieg
WHEN forty winters shall besiege thy brow
And dig deep trenches in thy beauty’s field,
Thy youth’s proud livery, so gaz’d on now,
Will be a tatter’d weed, of small worth held:
Then being ask’d, where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say, within thine own deep-sunken eyes,
Were an all-eating shame and thriftless praise.
How much more praise deserv’d thy beauty’s use,
If thou couldst answer ‘This fair child of mine
Shall sum my count, and make my old excuse,’
Proving his beauty by succession thine!
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel’st it cold.
Второй сонет Шекспира, представляет собой развивающуюся мысль, прослеживаемую от начала до последней строки. Метафора военных действий и холода начинающаяся в первой строке (осада-зимы) продолжается во второй (траншея-поле), в четвертой, (поле-сорняки - готов настаивать, что там все же подразумеваются и обыгрываются сорняки, а не ветошь), в пятой (красота полегла). Так же, как это повсеместно у Шекспира, присутствует гривуазность - от привлекающего взоры юноши, чья красота слегла в днях похоти (как один из вариантов значения слов). Стоит отметить, что четвертая строка начинается скрытой подписью Will (часто обыгрываемой в сонетах). Наконец холод 40 зим превращается в холодную кровь завершая поэтическое произведение, а "новодел" из art old-а, навевает мысль о восстающем из праха "Фениксе английской поэзии" (Филипе Сидни).
На сегодняшний день наилучшие подстрочные переводы которыми можно располагать это переводы А.Шаракшанэ, (пожалуй одного из самых талантливых переводчиков Шекспира) и В.Козаровецкого издавшего в 2009 году их как первый том к своему поэтическому переводу.
Когда сорок зим {*} возьмут в осаду твое чело
и выроют глубокие траншеи на поле твоей красоты,
гордый наряд (ливрею) твоей юности, который теперь так привлекает взгляды,
все будут считать лохмотьями;
тогда если тебя спросят, где вся твоя красота,
где все богатство цветущих дней,
сказать, что оно в твоих глубоко запавших глазах,
было бы жгучим стыдом и пустой похвальбой.
Насколько похвальнее было бы использование твоей красоты,
если бы ты мог ответить: "Этот мой прекрасный ребенок
подытожит мой счет и станет оправданием моей старости",
доказав (его сходством с тобой), что его красота - это твое наследство
Это было бы (как будто) снова стать молодым, когда ты стар,
и увидеть свою кровь горячей, когда ты чувствуешь, что (в тебе) она холодна.
{* По понятиям того времени, сорокалетний возраст для человека означал наступление старости.}
в тексте подстрочного перевода в скобках даны слова,
добавленные для большей ясности.Все примечания принадлежат автору подстрочного перевода
Перевод А. Ермошкина:
Когда осадят сорок зим твое лицо,
Траншеи на прекрасном поле вырыв,
И юности камзол манивший взор
Травою сорною покроется сквозь дыры:
То на вопрос - где красота слегла,
Где страстных дней пропавшее богатство,
Ответить - скрыто вглубь запавших глаз, -
Постыдное, напрасное бахвальство.
Насколько же достойней красоты,
Ответ бы стал: "Вот это - мой ребенок
Со старостью сводя счета мои
Красой доказывать свое наследство ловок".
И чувствуешь, что вновь на свете создан,
Горячей кровью, видимой в холодной.
Для тех, кто интересуется вопросами перевода, некоторые сведения по вопросу переводов Шекспира и варианты перевода этого сонета другими переводчиками, находятся в приложенном к этому сообщению файле.
АЕ
William Shakespeare
Shakespeare's Sonnet 2 - When forty winters shall besieg
WHEN forty winters shall besiege thy brow
And dig deep trenches in thy beauty’s field,
Thy youth’s proud livery, so gaz’d on now,
Will be a tatter’d weed, of small worth held:
Then being ask’d, where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say, within thine own deep-sunken eyes,
Were an all-eating shame and thriftless praise.
How much more praise deserv’d thy beauty’s use,
If thou couldst answer ‘This fair child of mine
Shall sum my count, and make my old excuse, ’
Proving his beauty by succession thine!
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel’st it cold.
Shakespeare's second sonnet is an evolving thought traced from the beginning to the last line. The metaphor of hostilities and cold, starting in the first line (siege-winter), continues in the second (trench-field), in the fourth, (weed-field - I’m ready to insist that weeds are meant and played out there, and not rags), in the fifth (beauty died). Just as Shakespeare is ubiquitous, there is a triviality - from a young eye-catcher whose beauty has come down in the days of lust (as one of the options for the meaning of words). It is worth noting that the fourth line begins with the hidden signature Will (often played in sonnets). Finally, the cold of 40 winters turns into cold blood, completing a poetic work, and the “remake” from art old brings up the idea of the “Phoenix of English poetry” rising from the ashes (Philip Sidney).
To date, the best subscripts you can have are those of A. Sharakshane, (perhaps one of Shakespeare's most talented translators) and V. Kozarovetsky who published them in 2009 as the first volume to his poetic translation.
When forty winters {*} will besiege your brow
and dig deep trenches in the field of your beauty
the proud outfit (livery) of your youth, which is now so eye-catching,
all will be considered rags;
then if they ask you where is all your beauty
where all the wealth of blooming days
to say that it is in your deeply sunken eyes,
it would be burning shame and empty boast.
How much more laudable would be the use of your beauty
if you could answer: "This is my beautiful child
will summarize my score and become an excuse for my old age, "
proving (by his resemblance to you) that his beauty is your inheritance
It would be (as if) to become young again when you are old,
and see your blood hot when you feel that (in you) it is cold.
{* According to the concepts of that time, forty years for a person meant the onset of old age.}
in the text of the interlinear translation in parentheses are the words
added for clarity. All notes belong to the author of the interlinear translation
Translation by A. Ermoshkin:
When forty winters besiege your face
Trenches in a beautiful field
And youth camisole beckoned
Covered with grass through holes:
The question is - where did the beauty fall,
Where the passionate days of missing wealth
Reply - hidden deep into sunken eyes, -
Shameful, vain bragging.
How worthy of beauty
The answer would be: "This is my child
With old age, settling my bills
Beauty prove their inheritance is adroit. "
And you feel that you’ve been created again in the world,
Hot blood visible in the cold.
For those who are interested in translation, some information on the issue of Shakespeare's translations and options for translating this sonnet by other translators are in the file attached to this message.
AE
Shakespeare's Sonnet 2 - When forty winters shall besieg
WHEN forty winters shall besiege thy brow
And dig deep trenches in thy beauty’s field,
Thy youth’s proud livery, so gaz’d on now,
Will be a tatter’d weed, of small worth held:
Then being ask’d, where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say, within thine own deep-sunken eyes,
Were an all-eating shame and thriftless praise.
How much more praise deserv’d thy beauty’s use,
If thou couldst answer ‘This fair child of mine
Shall sum my count, and make my old excuse, ’
Proving his beauty by succession thine!
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel’st it cold.
Shakespeare's second sonnet is an evolving thought traced from the beginning to the last line. The metaphor of hostilities and cold, starting in the first line (siege-winter), continues in the second (trench-field), in the fourth, (weed-field - I’m ready to insist that weeds are meant and played out there, and not rags), in the fifth (beauty died). Just as Shakespeare is ubiquitous, there is a triviality - from a young eye-catcher whose beauty has come down in the days of lust (as one of the options for the meaning of words). It is worth noting that the fourth line begins with the hidden signature Will (often played in sonnets). Finally, the cold of 40 winters turns into cold blood, completing a poetic work, and the “remake” from art old brings up the idea of the “Phoenix of English poetry” rising from the ashes (Philip Sidney).
To date, the best subscripts you can have are those of A. Sharakshane, (perhaps one of Shakespeare's most talented translators) and V. Kozarovetsky who published them in 2009 as the first volume to his poetic translation.
When forty winters {*} will besiege your brow
and dig deep trenches in the field of your beauty
the proud outfit (livery) of your youth, which is now so eye-catching,
all will be considered rags;
then if they ask you where is all your beauty
where all the wealth of blooming days
to say that it is in your deeply sunken eyes,
it would be burning shame and empty boast.
How much more laudable would be the use of your beauty
if you could answer: "This is my beautiful child
will summarize my score and become an excuse for my old age, "
proving (by his resemblance to you) that his beauty is your inheritance
It would be (as if) to become young again when you are old,
and see your blood hot when you feel that (in you) it is cold.
{* According to the concepts of that time, forty years for a person meant the onset of old age.}
in the text of the interlinear translation in parentheses are the words
added for clarity. All notes belong to the author of the interlinear translation
Translation by A. Ermoshkin:
When forty winters besiege your face
Trenches in a beautiful field
And youth camisole beckoned
Covered with grass through holes:
The question is - where did the beauty fall,
Where the passionate days of missing wealth
Reply - hidden deep into sunken eyes, -
Shameful, vain bragging.
How worthy of beauty
The answer would be: "This is my child
With old age, settling my bills
Beauty prove their inheritance is adroit. "
And you feel that you’ve been created again in the world,
Hot blood visible in the cold.
For those who are interested in translation, some information on the issue of Shakespeare's translations and options for translating this sonnet by other translators are in the file attached to this message.
AE
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александр Ермошкин
