x x x
Я был только тем, чего ты касалась ладонью, над чем в глухую, воронью ночь склоняла чело. Я был лишь тем, что ты там, внизу, различала: смутный облик сначала, много позже - черты. Это ты, горяча, ошую, одесную раковину ушную мне творила, шепча. Это ты, теребя штору, в сырую полость рта вложила мне голос, окликавший тебя. Я был попросту слеп. Ты, возникая, прячась, даровала мне зрячесть. Так оставляют след. Так творятся миры. Так, сотворив, их часто оставляют вращаться, расточая дары. Так, бросаем то в жар, то в холод, то в свет, то в темень, в мирозданьи потерян, кружится шар. Дрова, охваченные огнем - как женская голова ветренным ясным днем. Как опадает прядь, слепотою грозя! С лица ее не убрать. И к лучшему, что нельзя. Не провести пробор, гребнем не разделить: может открыться взор, способный испепелить. Я всматриваюсь в огонь. На языке огня раздается "Не тронь" и вспыхивает "меня!" От этого - горячо. Я слышу сквозь хруст в кости захлебывающееся "еще!" и бешеное "пусти!" Ты та же, какой была прежде. Одной тебе свойственно, вещь губя, приравниванье к судьбе сжигаемого - себя! Впивающееся в нутро, взвивающееся вовне, наряженное пестро, мы снова наедине! Это твой жар, твой пыл! Не отпирайся! Я твой почерк не позабыл, обугленные края. Как не скрывай черты, но предаст тебя суть, ибо никто, как ты, не умел захлеснуть. Пылай, полыхай, греши, захлебывайся собой. Как менада пляши с закушенною губой. Вой, трепещи, тряси вволю плечом худым. Тот, кто вверху еси, да глотает твой дым! Так рвутся, треща, шелка обнажая места. То промелькнет щека, то полыхнут уста. Ты та же, какой была. От судьбы, от жилья после тебя - зола, тусклые уголья.
И.Бродский
Я был только тем, чего ты касалась ладонью, над чем в глухую, воронью ночь склоняла чело. Я был лишь тем, что ты там, внизу, различала: смутный облик сначала, много позже - черты. Это ты, горяча, ошую, одесную раковину ушную мне творила, шепча. Это ты, теребя штору, в сырую полость рта вложила мне голос, окликавший тебя. Я был попросту слеп. Ты, возникая, прячась, даровала мне зрячесть. Так оставляют след. Так творятся миры. Так, сотворив, их часто оставляют вращаться, расточая дары. Так, бросаем то в жар, то в холод, то в свет, то в темень, в мирозданьи потерян, кружится шар. Дрова, охваченные огнем - как женская голова ветренным ясным днем. Как опадает прядь, слепотою грозя! С лица ее не убрать. И к лучшему, что нельзя. Не провести пробор, гребнем не разделить: может открыться взор, способный испепелить. Я всматриваюсь в огонь. На языке огня раздается "Не тронь" и вспыхивает "меня!" От этого - горячо. Я слышу сквозь хруст в кости захлебывающееся "еще!" и бешеное "пусти!" Ты та же, какой была прежде. Одной тебе свойственно, вещь губя, приравниванье к судьбе сжигаемого - себя! Впивающееся в нутро, взвивающееся вовне, наряженное пестро, мы снова наедине! Это твой жар, твой пыл! Не отпирайся! Я твой почерк не позабыл, обугленные края. Как не скрывай черты, но предаст тебя суть, ибо никто, как ты, не умел захлеснуть. Пылай, полыхай, греши, захлебывайся собой. Как менада пляши с закушенною губой. Вой, трепещи, тряси вволю плечом худым. Тот, кто вверху еси, да глотает твой дым! Так рвутся, треща, шелка обнажая места. То промелькнет щека, то полыхнут уста. Ты та же, какой была. От судьбы, от жилья после тебя - зола, тусклые уголья.
И.Бродский
x x x
I was only what you touched with your palm, over which, in a dull, raven night, you bowed your brow. I was just the fact that you down there distinguished: a vague appearance at first, much later - features. It’s you who, hot, oshuyu, gimlet auricle, created me whispering. It was you, fumbling the curtain, in my damp mouth put a voice in me that called out to you. I was simply blind. Arising while hiding, you gave me sight to see. So leave a mark. So the worlds are created. So, having created, they are often left to rotate, wasting gifts. So, we throw it in the heat, then in the cold, now in the light, then in the dark, in the universe, is lost, the ball is spinning. The woods engulfed in fire are like a woman's head on a windy, clear day. How a strand falls, threatening with blindness! She can’t be removed from her face. And for the best that is impossible. Do not part, do not divide with a comb: a gaze may open that can incinerate. I peer into the fire. In the language of fire, “Do not touch” is heard and “me!” Flashes. From this - hot. I hear a choking “still!” Choking through the bone crunch. and mad "let go!" You are the same as you were before. One thing is peculiar to you, ruining a thing, equating yourself to the fate of the person being burned! Biting into the gut, soaring outside, dressed up as a motley, we are alone again! This is your heat, your ardor! Do not unlock! I didn’t forget your handwriting, charred edges. How not to hide the features, but betray the essence, for no one like you knew how to overwhelm. Blaze, blaze, sin, choke yourself. Like a dancing maenade with a bitten lip. Howl, tremble, shake plenty with a thin shoulder. Whoever is above, let your smoke swallow! So torn, cracking, silk exposing places. Then the cheek flashes, then the mouth burns out. You are the same as you were. From fate, from habitation after you - ash, dull coals.
I. Brodsky
I was only what you touched with your palm, over which, in a dull, raven night, you bowed your brow. I was just the fact that you down there distinguished: a vague appearance at first, much later - features. It’s you who, hot, oshuyu, gimlet auricle, created me whispering. It was you, fumbling the curtain, in my damp mouth put a voice in me that called out to you. I was simply blind. Arising while hiding, you gave me sight to see. So leave a mark. So the worlds are created. So, having created, they are often left to rotate, wasting gifts. So, we throw it in the heat, then in the cold, now in the light, then in the dark, in the universe, is lost, the ball is spinning. The woods engulfed in fire are like a woman's head on a windy, clear day. How a strand falls, threatening with blindness! She can’t be removed from her face. And for the best that is impossible. Do not part, do not divide with a comb: a gaze may open that can incinerate. I peer into the fire. In the language of fire, “Do not touch” is heard and “me!” Flashes. From this - hot. I hear a choking “still!” Choking through the bone crunch. and mad "let go!" You are the same as you were before. One thing is peculiar to you, ruining a thing, equating yourself to the fate of the person being burned! Biting into the gut, soaring outside, dressed up as a motley, we are alone again! This is your heat, your ardor! Do not unlock! I didn’t forget your handwriting, charred edges. How not to hide the features, but betray the essence, for no one like you knew how to overwhelm. Blaze, blaze, sin, choke yourself. Like a dancing maenade with a bitten lip. Howl, tremble, shake plenty with a thin shoulder. Whoever is above, let your smoke swallow! So torn, cracking, silk exposing places. Then the cheek flashes, then the mouth burns out. You are the same as you were. From fate, from habitation after you - ash, dull coals.
I. Brodsky
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александр Ермошкин
