“In 2011, I traveled to Saint Petersburg, Russia. The food sucked. The weather sucked. (Snow in May? Are you fucking kidding me?) My apartment sucked. Nothing worked. Everything was overpriced. The people were rude and smelled funny. Nobody smiled and everyone drank too much. Yet, I loved it. It was one of my favorite trips.
There’s a bluntness to Russian culture that generally rubs Westerners the wrong way. Gone are the fake niceties and verbal webs of politeness. You don’t smile at strangers or pretend to like anything you don’t. In Russia, if something is stupid, you say it’s stupid. If someone is being an asshole, you tell him he’s being an asshole. If you really like someone and are having a great time, you tell her that you like her and are having a great time. It doesn’t matter if this person is your friend, a stranger, or someone you met five minutes ago on the street.
The first week I found all of this really uncomfortable. I went on a coffee date with a Russian girl, and within three minutes of sitting down she looked at me funny and told me that what I’d just said was stupid. I nearly choked on my drink. There was nothing combative about the way she said it; it was spoken as if it were some mundane fact — like the quality of the weather that day, or her shoe size — but I was still shocked. After all, in the West such outspokenness is seen as highly offensive, especially from someone you just met. But it went on like this with everyone. Everyone came across as rude all the time, and as a result, my Western-coddled mind felt attacked on all sides. Nagging insecurities began to surface in situations where they hadn’t existed in years.
But as the weeks wore on, I got used to the Russian frankness, much as I did the midnight sunsets and the vodka that went down like ice water. And then I started appreciating it for what it really was: unadulterated expression. Honesty in the truest sense of the word. Communication with no conditions, no strings attached, no ulterior motive, no sales job, no desperate attempt to be liked.
Somehow, after years of travel, it was in perhaps the most un-American of places where I first experienced a particular flavor of freedom: the ability to say whatever I thought or felt, without fear of repercussion. It was a strange form of liberation through accepting rejection. And as someone who had been starved of this kind of blunt expression most of his life — first by an emotionally repressed family life, then later by a meticulously constructed false display of confidence — I got drunk on it like, well, like it was the finest damn vodka I’d ever had. The month I spent in Saint Petersburg went by in a blur, and by the end I didn’t want to leave.
Travel is a fantastic self-development tool, because it extricates you from the values of your culture and shows you that another society can live with entirely different values and still function and not hate themselves. This exposure to different cultural values and metrics then forces you to reexamine what seems obvious in your own life and to consider that perhaps it’s not necessarily the best way to live. In this case, Russia had me reexamining the bullshitty, fake-nice communication that is so common in Anglo culture, and asking myself if this wasn’t somehow making us more insecure around each other and worse at intimacy.
I remember discussing this dynamic with my Russian teacher one day, and he had an interesting theory. Having lived under communism for so many generations, with little to no economic opportunity and caged by a culture of fear, Russian society found the most valuable currency to be trust. And to build trust you have to be honest. That means when things suck, you say so openly and without apology. People’s displays of unpleasant honesty were rewarded for the simple fact that they were necessary for survival — you had to know whom you could rely on and whom you couldn’t, and you needed to know quickly.
But, in the “free” West, my Russian teacher continued, there existed an abundance of economic opportunity — so much economic opportunity that it became far more valuable to present yourself in a certain way, even if it was false, than to actually be that way. Trust lost its value. Appearances and salesmanship became more advantageous forms of expression. Knowing a lot of people superficially was more beneficial than knowing a few people closely.
This is why it became the norm in Western cultures to smile and say polite things even when you don’t feel like it, to tell little white lies and agree with someone whom you don’t actually agree with. This is why people learn to pretend to be friends with people they don’t actually like, to buy things they don’t actually want. The economic system promotes such deception.”
– Mark Manson, "The subtle art of not giving a fuck"
There’s a bluntness to Russian culture that generally rubs Westerners the wrong way. Gone are the fake niceties and verbal webs of politeness. You don’t smile at strangers or pretend to like anything you don’t. In Russia, if something is stupid, you say it’s stupid. If someone is being an asshole, you tell him he’s being an asshole. If you really like someone and are having a great time, you tell her that you like her and are having a great time. It doesn’t matter if this person is your friend, a stranger, or someone you met five minutes ago on the street.
The first week I found all of this really uncomfortable. I went on a coffee date with a Russian girl, and within three minutes of sitting down she looked at me funny and told me that what I’d just said was stupid. I nearly choked on my drink. There was nothing combative about the way she said it; it was spoken as if it were some mundane fact — like the quality of the weather that day, or her shoe size — but I was still shocked. After all, in the West such outspokenness is seen as highly offensive, especially from someone you just met. But it went on like this with everyone. Everyone came across as rude all the time, and as a result, my Western-coddled mind felt attacked on all sides. Nagging insecurities began to surface in situations where they hadn’t existed in years.
But as the weeks wore on, I got used to the Russian frankness, much as I did the midnight sunsets and the vodka that went down like ice water. And then I started appreciating it for what it really was: unadulterated expression. Honesty in the truest sense of the word. Communication with no conditions, no strings attached, no ulterior motive, no sales job, no desperate attempt to be liked.
Somehow, after years of travel, it was in perhaps the most un-American of places where I first experienced a particular flavor of freedom: the ability to say whatever I thought or felt, without fear of repercussion. It was a strange form of liberation through accepting rejection. And as someone who had been starved of this kind of blunt expression most of his life — first by an emotionally repressed family life, then later by a meticulously constructed false display of confidence — I got drunk on it like, well, like it was the finest damn vodka I’d ever had. The month I spent in Saint Petersburg went by in a blur, and by the end I didn’t want to leave.
Travel is a fantastic self-development tool, because it extricates you from the values of your culture and shows you that another society can live with entirely different values and still function and not hate themselves. This exposure to different cultural values and metrics then forces you to reexamine what seems obvious in your own life and to consider that perhaps it’s not necessarily the best way to live. In this case, Russia had me reexamining the bullshitty, fake-nice communication that is so common in Anglo culture, and asking myself if this wasn’t somehow making us more insecure around each other and worse at intimacy.
I remember discussing this dynamic with my Russian teacher one day, and he had an interesting theory. Having lived under communism for so many generations, with little to no economic opportunity and caged by a culture of fear, Russian society found the most valuable currency to be trust. And to build trust you have to be honest. That means when things suck, you say so openly and without apology. People’s displays of unpleasant honesty were rewarded for the simple fact that they were necessary for survival — you had to know whom you could rely on and whom you couldn’t, and you needed to know quickly.
But, in the “free” West, my Russian teacher continued, there existed an abundance of economic opportunity — so much economic opportunity that it became far more valuable to present yourself in a certain way, even if it was false, than to actually be that way. Trust lost its value. Appearances and salesmanship became more advantageous forms of expression. Knowing a lot of people superficially was more beneficial than knowing a few people closely.
This is why it became the norm in Western cultures to smile and say polite things even when you don’t feel like it, to tell little white lies and agree with someone whom you don’t actually agree with. This is why people learn to pretend to be friends with people they don’t actually like, to buy things they don’t actually want. The economic system promotes such deception.”
– Mark Manson, "The subtle art of not giving a fuck"
«В 2011 году я побывал в Санкт-Петербурге, Россия. Еда высосана. Погода отстойная. (Снег в мае? Ты, черт возьми, шутишь?) Моя квартира отстой. Ничего не получалось. Все было переоценено. Люди были грубы и пахли смешно. Никто не улыбался, и все слишком много пили. Тем не менее, я любил это. Это была одна из моих любимых поездок.
В русской культуре есть тупость, которая, как правило, вредит западным людям. Прошли те фальшивые тонкости и словесные паутины вежливости. Вы не улыбаетесь незнакомцам или притворяетесь, что им нравится то, что вам не нравится. В России, если что-то глупо, вы говорите, что это глупо. Если кто-то был мудаком, вы говорите ему, что он мудак. Если вы действительно любите кого-то и прекрасно проводите время, вы говорите ей, что она вам нравится и вы прекрасно проводите время. Не имеет значения, является ли этот человек вашим другом, незнакомцем или кем-то, кого вы встретили пять минут назад на улице.
В первую неделю я обнаружил, что все это действительно неудобно. Я ходила на кофейное свидание с русской девушкой, и через три минуты после того, как она села, она смешно посмотрела на меня и сказала, что то, что я только что сказала, было глупо. Я чуть не подавился своим напитком. В ее словах не было ничего воинственного; это говорилось так, как будто это был какой-то обыденный факт - вроде качества погоды в тот день или размера ее обуви - но я все еще был шокирован. В конце концов, на Западе такая откровенность воспринимается как крайне оскорбительная, особенно со стороны тех, кого вы только что встретили. Но так продолжалось со всеми. Все все время казались грубыми, и в результате мой запутанный разум чувствовал себя атакованным со всех сторон. Нарастающая неуверенность начала проявляться в ситуациях, когда их не было годами.
Но с течением недель я привык к русской откровенности, так же как и к полуночным закатам и водке, которая спускалась, как ледяная вода. И затем я начал ценить это за то, что это действительно было: чистое выражение. Честность в прямом смысле этого слова. Общение без условий, без каких-либо условий, без каких-либо побуждений, без продаж, без отчаянных попыток быть любимым.
Каким-то образом, после многих лет путешествий, это было, пожалуй, самое неамериканское место, где я впервые ощутил особый вкус свободы: способность говорить все, что я думал или чувствовал, не боясь последствий. Это была странная форма освобождения через принятие отвержения. И как человек, которому почти всю жизнь не хватало такого тупого выражения - сначала из-за эмоционально подавленной семейной жизни, а затем из-за тщательно выстроенной ложной демонстрации уверенности - я напился этим, ну, как будто это было лучшая чертова водка, которую я когда-либо пил. Месяц, который я провел в Санкт-Петербурге, прошел в тумане, и к концу я не хотел уходить.
Путешествия - это фантастический инструмент саморазвития, потому что он освобождает вас от ценностей вашей культуры и показывает, что другое общество может жить с совершенно другими ценностями и при этом функционировать, а не ненавидеть себя. Затем это воздействие различных культурных ценностей и метрик заставляет вас пересмотреть то, что кажется очевидным в вашей собственной жизни, и подумать, что, возможно, это не обязательно лучший способ жить. В этом случае Россия заставила меня пересмотреть дерьмовое, фальшиво-приятное общение, столь распространенное в англоязычной культуре, и спросить себя, не делает ли это нас каким-то образом неуверенными друг в друге и хуже в близости.
Я помню, как однажды обсуждал эту динамику с моим русским учителем, и у него была интересная теория. Живя при коммунизме в течение многих поколений, практически не имея экономических возможностей и находясь под влиянием культуры страха, российское общество нашло самую ценную валюту для доверия. И чтобы построить доверие, вы должны быть честными. Это означает, что когда все плохо, вы говорите так открыто и без извинений. Проявления неприятной честности людей были вознаграждены за тот простой факт, что они были необходимы для выживания - вы должны были знать, на кого можно положиться, а на кого нельзя, и вам нужно было быстро это узнать.
Но на «свободном» Западе, продолжал мой учитель русского языка, существовало множество экономических возможностей - столько экономических возможностей, что стало гораздо ценнее представлять себя определенным образом, даже если оно было ложным, чем быть на самом деле сюда. Доверие утратило свою ценность. Внешность и мастерство стали более выгодными формами выражения. Знание многих людей на поверхности было более полезным, чем знакомство с несколькими людьми.
Вот почему в западных культурах стало нормой улыбаться и говорить вежливые вещи, даже если вам это не нравится, говорить маленькую белую ложь и соглашаться с кем-то, с кем вы на самом деле не согласны. Вот почему люди учатся притворяться друзьями с людьми, которые им не нравятся, покупать вещи, которые им на самом деле не нужны. Экономическая система способствует такому обману ».
- Марк Мэнсон, «Тонкое искусство не трахаться»
В русской культуре есть тупость, которая, как правило, вредит западным людям. Прошли те фальшивые тонкости и словесные паутины вежливости. Вы не улыбаетесь незнакомцам или притворяетесь, что им нравится то, что вам не нравится. В России, если что-то глупо, вы говорите, что это глупо. Если кто-то был мудаком, вы говорите ему, что он мудак. Если вы действительно любите кого-то и прекрасно проводите время, вы говорите ей, что она вам нравится и вы прекрасно проводите время. Не имеет значения, является ли этот человек вашим другом, незнакомцем или кем-то, кого вы встретили пять минут назад на улице.
В первую неделю я обнаружил, что все это действительно неудобно. Я ходила на кофейное свидание с русской девушкой, и через три минуты после того, как она села, она смешно посмотрела на меня и сказала, что то, что я только что сказала, было глупо. Я чуть не подавился своим напитком. В ее словах не было ничего воинственного; это говорилось так, как будто это был какой-то обыденный факт - вроде качества погоды в тот день или размера ее обуви - но я все еще был шокирован. В конце концов, на Западе такая откровенность воспринимается как крайне оскорбительная, особенно со стороны тех, кого вы только что встретили. Но так продолжалось со всеми. Все все время казались грубыми, и в результате мой запутанный разум чувствовал себя атакованным со всех сторон. Нарастающая неуверенность начала проявляться в ситуациях, когда их не было годами.
Но с течением недель я привык к русской откровенности, так же как и к полуночным закатам и водке, которая спускалась, как ледяная вода. И затем я начал ценить это за то, что это действительно было: чистое выражение. Честность в прямом смысле этого слова. Общение без условий, без каких-либо условий, без каких-либо побуждений, без продаж, без отчаянных попыток быть любимым.
Каким-то образом, после многих лет путешествий, это было, пожалуй, самое неамериканское место, где я впервые ощутил особый вкус свободы: способность говорить все, что я думал или чувствовал, не боясь последствий. Это была странная форма освобождения через принятие отвержения. И как человек, которому почти всю жизнь не хватало такого тупого выражения - сначала из-за эмоционально подавленной семейной жизни, а затем из-за тщательно выстроенной ложной демонстрации уверенности - я напился этим, ну, как будто это было лучшая чертова водка, которую я когда-либо пил. Месяц, который я провел в Санкт-Петербурге, прошел в тумане, и к концу я не хотел уходить.
Путешествия - это фантастический инструмент саморазвития, потому что он освобождает вас от ценностей вашей культуры и показывает, что другое общество может жить с совершенно другими ценностями и при этом функционировать, а не ненавидеть себя. Затем это воздействие различных культурных ценностей и метрик заставляет вас пересмотреть то, что кажется очевидным в вашей собственной жизни, и подумать, что, возможно, это не обязательно лучший способ жить. В этом случае Россия заставила меня пересмотреть дерьмовое, фальшиво-приятное общение, столь распространенное в англоязычной культуре, и спросить себя, не делает ли это нас каким-то образом неуверенными друг в друге и хуже в близости.
Я помню, как однажды обсуждал эту динамику с моим русским учителем, и у него была интересная теория. Живя при коммунизме в течение многих поколений, практически не имея экономических возможностей и находясь под влиянием культуры страха, российское общество нашло самую ценную валюту для доверия. И чтобы построить доверие, вы должны быть честными. Это означает, что когда все плохо, вы говорите так открыто и без извинений. Проявления неприятной честности людей были вознаграждены за тот простой факт, что они были необходимы для выживания - вы должны были знать, на кого можно положиться, а на кого нельзя, и вам нужно было быстро это узнать.
Но на «свободном» Западе, продолжал мой учитель русского языка, существовало множество экономических возможностей - столько экономических возможностей, что стало гораздо ценнее представлять себя определенным образом, даже если оно было ложным, чем быть на самом деле сюда. Доверие утратило свою ценность. Внешность и мастерство стали более выгодными формами выражения. Знание многих людей на поверхности было более полезным, чем знакомство с несколькими людьми.
Вот почему в западных культурах стало нормой улыбаться и говорить вежливые вещи, даже если вам это не нравится, говорить маленькую белую ложь и соглашаться с кем-то, с кем вы на самом деле не согласны. Вот почему люди учатся притворяться друзьями с людьми, которые им не нравятся, покупать вещи, которые им на самом деле не нужны. Экономическая система способствует такому обману ».
- Марк Мэнсон, «Тонкое искусство не трахаться»
У записи 3 лайков,
0 репостов,
515 просмотров.
0 репостов,
515 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Елена Ларичева
