ИОСИФ БРОДСКИЙ
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ РОМАНС
Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необъяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый Год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не объясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних,
и пахнет сладкою халвою;
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
28 декабря 1961 год
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ РОМАНС
Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необъяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый Год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не объясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних,
и пахнет сладкою халвою;
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
28 декабря 1961 год
JOSEPH BRODSKY
CHRISTMAS ROMANCE
Floating in longing inexplicable
among the brick nadzad
Everlasting night boat
from the Alexander Garden,
unsightly night lantern,
like a yellow rose,
over the head of your loved ones
at the feet of passers-by.
Floating in longing inexplicable
bee choir somnambulist, drunkards.
In the night capital, a photograph
sadly made a foreigner
and drives to Ordynka
taxi with sick riders
and the dead are hugging
with mansions.
Floating in longing inexplicable
a sad singer in the capital,
stands at the kerosene shop
sad janitor chubby,
hurries down a nondescript street
lover old and handsome.
Midnight newlywed train
floating in inexplicable longing.
Sailing in the darkness of Zamoskvoretskaya
accidental swimmer,
Jewish reprimand wanders
on the yellow stairs sad
and from love to sadness
New Year's Eve, Sunday,
the beauty swims
without explaining his anguish.
A cold evening swims in my eyes
the carriage snowflakes are trembling
frosty wind, pale wind
will fit the red palms
and the honey of evening fires pours
and smells of sweet halva;
Christmas Eve
over your head.
Your New Year in Navy
wave in the middle of the city
floating in inexplicable anguish
as if life would start again
as if there will be light and glory
good day and plenty of bread
as if life would swing to the right
swaying to the left.
December 28, 1961
CHRISTMAS ROMANCE
Floating in longing inexplicable
among the brick nadzad
Everlasting night boat
from the Alexander Garden,
unsightly night lantern,
like a yellow rose,
over the head of your loved ones
at the feet of passers-by.
Floating in longing inexplicable
bee choir somnambulist, drunkards.
In the night capital, a photograph
sadly made a foreigner
and drives to Ordynka
taxi with sick riders
and the dead are hugging
with mansions.
Floating in longing inexplicable
a sad singer in the capital,
stands at the kerosene shop
sad janitor chubby,
hurries down a nondescript street
lover old and handsome.
Midnight newlywed train
floating in inexplicable longing.
Sailing in the darkness of Zamoskvoretskaya
accidental swimmer,
Jewish reprimand wanders
on the yellow stairs sad
and from love to sadness
New Year's Eve, Sunday,
the beauty swims
without explaining his anguish.
A cold evening swims in my eyes
the carriage snowflakes are trembling
frosty wind, pale wind
will fit the red palms
and the honey of evening fires pours
and smells of sweet halva;
Christmas Eve
over your head.
Your New Year in Navy
wave in the middle of the city
floating in inexplicable anguish
as if life would start again
as if there will be light and glory
good day and plenty of bread
as if life would swing to the right
swaying to the left.
December 28, 1961
У записи 15 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ольга Фоминых
