— Давно, когда мне было лет пятнадцать, — заговорил Касл, —...

— Давно, когда мне было лет пятнадцать, — заговорил Касл, — поблизости отсюда взбунтовалась команда греческого корабля, который шел из Гонконга в Гавану с грузом плетеной мебели. Мятежники захватили корабль, но справиться с ним не могли и разбились о скалы неподалеку от замка «Папы» Монзано. Все утонули, кроме крыс. Крыс и плетеную мебель прибило к берегу.
Этим как будто и кончался его рассказ, но я неуверенно спросил:
— А потом?
— Потом часть населения получила даром плетеную мебель, а часть — бубонную чуму. У отца в госпитале за десять дней умерло около полутора тысяч человек. Вы когда-нибудь видали, как умирают от бубонной чумы?
— Меня миновало такое несчастье.
— Лимфатические железы в паху и под мышками распухают до размеров грейпфрута.
— Охотно верю.
— После смерти труп чернеет — правда, у черных чернеть нечему. Когда чума тут хозяйничала, наша Обитель Надежды и Милосердия походила на Освенцим или Бухенвальд. Трупов накопилось столько, что бульдозер заело, когда их пытались сбросить в общую могилу. Отец много дней подряд работал без сна, но и без всяких результатов: почти никого спасти не удалось. <...> Одну ночь я провел с отцом, помогал ему. Мы только и делали, что искали живых среди мертвецов. Но койка за койкой, койка за койкой — одни трупы. И вдруг отец засмеялся, — продолжал Касл. — И никак не мог остановиться. Он вышел в ночь с карманным фонарем. Он все смеялся и смеялся. Свет фонаря падал на горы трупов, сложенных во дворе, а он водил по ним лучом фонаря. И вдруг он положил руку мне на голову, и знаете, что этот удивительный человек сказал мне?
— Нет.
— Сынок, — сказал мне мой отец, — когда-нибудь все это будет твоим.

Курт Воннегут, «Колыбель для кошки»
“A long time ago, when I was about fifteen,” Castle spoke, “a team from the Greek ship that went from Hong Kong to Havana with a load of wicker furniture rebelled nearby. The rebels seized the ship, but they could not cope with it and crashed onto the rocks near the castle of the "Pope" Monzano. Everyone drowned except the rats. Rats and wicker furniture washed ashore.
This seemed to end his story, but I hesitantly asked:
- And then?
- Then part of the population received wicker furniture for nothing, and part - bubonic plague. About a thousand and a half people died in his father’s hospital in ten days. Have you ever seen them die from the bubonic plague?
“I have passed such misfortune.”
- The lymph glands in the groin and under the armpits swell to the size of a grapefruit.
- Willingly I believe.
- After death, the corpse blackens - true, blacks have nothing to blacken. When the plague ruled here, our Abode of Hope and Mercy was like Auschwitz or Buchenwald. There were so many corpses that the bulldozer stuck when they tried to dump them into a common grave. Father worked for many days without sleep, but without any results: almost no one was saved. <...> I spent one night with my father, helping him. We only did that we were looking for the living among the dead. But bed after bed, bed after bed are only corpses. And suddenly the father laughed, Castle continued. - And he could not stop. He went out at night with a pocket lamp. He laughed and laughed. The light of the lantern fell on the mountains of corpses piled in the yard, and he led them through the beam of the lantern. And suddenly he put a hand on my head, and you know what this amazing man told me?
- No.
“Son,” my father told me, “someday all this will be yours.”

Kurt Vonnegut, “Cradle for the Cat”
У записи 1 лайков,
0 репостов,
176 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александр Гурьев

Понравилось следующим людям