Между одним и другим часами жизни есть разница...

Между одним и другим часами жизни есть разница в их власти и последствиях. Наша вера приходит мгновениями; наш порок имеет характер привычки. И всё же есть в тех кратких моментах глубина, которая заставляет нас приписать им больше реальности, чем всему прочему нашему опыту. По этой причине аргумент, который всегда выдвигают, чтобы заткнуть тех, кто сознаёт необычные надежды человека, а именно — взывание к опыту, всегда никчёмен и недействителен. Мы сдаёмся, уступая возражающему прошлое, и всё же надеемся. Он должен объяснить эту надежду. Мы полагаем эту человеческую жизнь дрянной, но как мы выяснили, что она такова? Что является основой нашей тревожности, этой древней неудовлетворённости? Что есть это всеобщее чувства недостатка и неведения, как не тонкий намёк, которым душа делает свои необычайные притязания? Почему люди чувствуют, что естественная история человека никогда ещё не была написана, и что он всегда оказывался впереди того, что вы о нём сказали, и это устаревало, а книги по метафизике оказывались бесполезны? Философия шести тысяч лет не обследовала покои и хранилища души. В её опытах всегда в конечном счёте оставался какой-то неопределимый остаток. Человек — это поток, источник которого скрыт. Наше существо спускается в нас неизвестно откуда. Самый точный вычислитель не может предугадать заранее, не ворвётся ли в следующее мгновение что-то невычислимое. И каждое мгновение я вынужден признавать источник событий высший, нежели воля, которую я называю своей.

Как с событиями, так же и с мыслями. Когда я наблюдаю текущую реку, которая из областей, которых я не вижу, сезонно вливает в меня свои потоки, я вижу, что я получатель, не причина, а удивлённый наблюдатель этих бесплотных вод; что я желаю, ищу и ввожу себя в настрой восприимчивости, но видения приходят от какой-то посторонней энергии.

Высший Критик ошибок прошлого и будушего и единственный пророк того, что должно произойти, — это та великая природа, в которой мы покоимся, как Земля в мягких объятиях атмосферы; то Единство, та Сверхдуша, внутри которой содержится частное существо каждого человека и делается единым со всеми другими; то общее сердце, поклонением которому является всякий искренний разговор и вверением которому является всякое верное действие; та непреодолимая реальность, которая опровергает все наши ухищрения и таланты и принуждает каждого быть принятым так, каков он есть, и говорить от своего характера, а не от своего языка, и которая всегда стремится проникать в наши мысли и действия, становясь мудростью и добродетелью, силой и красотой. Мы живём в последовательности, в разделении, в частях, в частицах. Тем временем, внутри человека есть душа целого, мудрое молчание, всеобщая красота, с которой всякая часть и частица равно связана; вечное Единое. И эта глубокая сила, в которой мы существуем и всё блаженство которой нам доступно, не только самодостаточна и совершенна в каждый час; но и акт видения и видимая вещь, наблюдатель и зрелище, субъект и объект — едины. Мы видим мир кусочками, один за другим, — солнце, луну, животное, дерево, — но целое, сияющими частями которого всё это является, — это душа. Только видением той Мудрости можно прочитать гороскоп веков, и возвращаясь на наши лучшие мысли, предаваясь пророческому духу, который врождённо есть в каждом человеке, мы можем узнать, что он говорит. Слова каждого человека, говорящего от той жизни, должны казаться пустыми тем, кто со своей стороны не живёт в той же мысли. Я не решаюсь говорить за неё. Мои слова не несут её высокого смысла, они оказываются недостаточны и холодны. Только сама она может вдохновить кого захочет, и смотрите — их речь станет поэтичной, сладостной и вселенской, как поднимающийся ветер. И всё же я желаю, пусть профаническими словами, если нельзя использовать священные, указать на небеса этого божества и сообщить, какие намёки я собрал из трансцендентальной простоты и энергии Высшего Закона.

Если мы рассмотрим, что происходит при разговоре, грёзах, раскаянии, удивлении, в моменты страсти, в наставлениях снов, в которых часто мы видим себя, как на маскараде, где наш шутовской персонаж только увеличивает и усиливает реальный элемент и заставляет нас хорошо его заметить, мы уловим множество намёков, которые расширятся и осветятся в знание тайн природы. Всё стремится показать, что душа — это не орган человека, но оживляет и приводит в действие все органы; она не функция, как способность памяти, вычисления или сравнения, но пользуется ими, как руками и ногами; она не способность, а свет; не интеллект или воля, а хозяйка и того, и другого; она основа нашего существа, на фоне которой они лежат — безмерность, которой мы не владеем, да и которой невозможно владеть. Изнутри или из-за нас, сквозь нас сияет свет, светя на вещи и заставляя нас сознавать, что мы — ничто, а он — всё. Человек — это фасад храма, в котором обитает вся мудрость и всё добро. То, что мы обычно называем человеком — едящее, пьющее, сажающее, считающее, — в том виде, в каком мы его знаем, вовсе не представляет его, а напротив, представляет его неверно. Его мы не уважаем, но вот душа, чьим органом он является, заставила бы нас преклонить колени. Когда она дышит через его интеллект, это гений; когда она дышит через его волю, это добродетель; когда она течёт через чувства, это любовь. А слепота интеллекта начинается, когда он хочет быть сам по себе. Слабоволие начинается, когда индивид хочет быть чем-то отдельным. Всякая реформа нацелена в частности на то, чтобы позволить душе найти через нас путь, иными словами, завладеть нами, чтобы мы её слушались.

Эту чистую природу когда-нибудь ощутит каждый человек. Язык своими красками нарисовать её не может. Она слишком тонка. Она неопределима и неизмерима, но мы знаем, что она проникает нас и нас в себе содержит. Мы знаем, что всё духовное существование есть в человеке. Старая поговорка гласит: «Бог приходит к нам без звонка», что значит, что между нашими головами и беспредельными небесами нет какого-либо экрана или потолка; так что в душе нет никакой перегородки или стены — границы, где кончается человек, следствие, и начинается Бог, причина. Стены убраны. И мы открыты к глубинам духовной природы, к свойствам Бога. Мы видим и знаем Справедливость, Любовь, Свободу, Силу. Никому из людей никогда не возвыситься над этими природами, но они возвышаются над нами, особенно в моменты, когда наши интересы соблазняют нас нанести им ущерб.

Полновластие этой природы, о которой мы говорим, узнаётся по своей независимости от тех ограничений, которые окружают нас со всех сторон. Душа охватывает все вещи. Как я сказал, это противоречит всему опыту. Похожим образом она упраздняет время и пространство. У большинства людей влияние чувств пересиливает ум до такой степени, что стены времени и пространства уже выглядят реальными и непреодолимыми, и отзываться легкомысленно об этих пределах — в миру признак сумашествия. И всё же, время и пространство — всего лишь обратные меры силы души. Дух играет со временем и «может сжать вечность в час или растянуть час до вечности».

У нас часто возникает чувство, что есть другая молодость и возраст, нежели те, что что измеряются от года нашего естественного рождения. Некоторые мысли всегда находят нас молодыми и поддерживают нас такими. Из таких мыслей — любовь к вселенской и вечной красоте. Каждый человек выходит из такого созерцания с чувством, что она скорее принадлежит векам, чем смертной жизни. Малейшая деятельность интеллектуальных сил в некоторой степени избавляет нас от условий времени. В болезни, в утомлении, дайте нам поэтическую строфу или глубокое изречение, и у нас появляются новые силы; дайте том Платона или Шекспира, или просто напомните нам их имена, и сразу нас охватывает чувство долгожительства. Посмотрите, как глубокая, божественная мысль сокращает столетия и тысячелетия, проникая через века. Разве наставления Христа менее действенны сейчас, чем были тогда, когда впервые открылись его уста? Заметность фактов и личностей в моей мысли не имеет никакого отношения ко времени. И так всегда, мерило души — одно; мерило чувств и понимания — другое. Перед откровениями души Время, Пространство и Природа отступают. В обыденной речи мы соотносим все вещи со временем, как мы обычно относим чрезвычайно отдалённые друг от друга звёзды к одной окружающей нас сфере. И так мы говорим, что Судный день далёк или близок, что конец тысячелетия приближается, что день каких-то политических, моральных или социальных реформ близок, и так далее, когда имеем в виду, что в природе вещей один из созерцаемых фактов — внешний и преходящий, а другой — постоянный и сродный с душой. Вещи, которые мы сейчас оцениваем как фиксированные, одна за другой оторвутся, подобно созревшим плодам, от нашего опыта, и упадут. Ветер унесёт их, и никто не узнает, куда. Ландшафты, фигуры, Бостон, Лондон — факты столь же преходящие, как любые институты прошлого или клубы дыма или тумана; и так же с обществом, так же и с миром. Душа смотрит непрерывно вперёд, создавая перед собой мир, и оставляя миры позади. У неё нет ни дат, ни ритуалов, ни личностей, ни ценных бумаг, ни людей. Душа знает только душу; ткань же событий есть развевающаяся одежда, в которую она облачена.

Скрость прогресса должна вычисляться по её собственному закону, а не арифметикой. Продвижение души не происходит постепенно, так, как можно представить движением по прямой линии, но скорее, подъёмом состояния, что можно представить метаморфозой, подобной превращению из яйца в червячка, а из червячка — в муху. Рост гениев имеет некоторый тотальный характер; он не продвигает избранную индивидуальность так, чтобы она возвысилась сначала над Джоном, потом над Адамом, затем над Ричардом, причиняя им при этом болезненное чувство, когда они обнаруживают, что они ниже, но с каждым болевым приступом роста человек расширяется там, где он работает, проходя с каждой такой пульсацией классы и популяции людей. С каждым божественным импульсом ум прорывает тонкие оболочки видимого и конечного и выходит в вечность, вдыхая
Between one and the other hours of life there is a difference in their power and consequences. Our faith comes in moments; our vice has the character of a habit. And yet there is a depth in those brief moments that forces us to attribute more reality to them than to all our other experiences. For this reason, the argument that is always put forward to shut up those who are aware of the unusual hopes of a person, namely, the invocation of experience, is always worthless and invalid. We surrender, yielding to the protesting past, and yet hope. He must explain this hope. We consider this human life trashy, but how did we find out that it is like that? What is the basis of our anxiety, this ancient dissatisfaction? What is this universal feeling of lack and ignorance, if not the subtle hint with which the soul makes its extraordinary claims? Why do people feel that the natural history of man has never been written, and that he always was ahead of what you said about him, and it was outdated, and books on metaphysics were useless? The philosophy of six thousand years did not examine the chambers and stores of the soul. In her experiments, always in the final analysis there remained some indefinable remainder. Man is a stream whose source is hidden. Our being descends into us from nowhere. The most accurate calculator cannot predict in advance if something incalculable will burst in the next instant. And every moment I have to admit the source of events is higher than the will that I call my own.

As with events, so with thoughts. When I observe a flowing river, which, from areas that I don’t see, pours its flows into me seasonally, I see that I am the recipient, not the cause, but the astonished observer of these ethereal waters; what I desire, I seek and introduce myself into a mood of receptivity, but visions come from some extraneous energy.

The Highest Critic of past and future errors and the only prophet of what is to happen is that great nature in which we rest, like the Earth in the soft arms of the atmosphere; that Unity, that Supersoul, within which the private being of each person is contained and becomes one with all others; that common heart, the worship of which is any sincere conversation and the entrustment of which is any true action; that irresistible reality that refutes all our tricks and talents and compels everyone to be accepted as he is, and speak from his own character, and not from his own language, and which always seeks to penetrate our thoughts and actions, becoming wisdom and virtue, strength and beauty. We live in sequence, in separation, in parts, in particles. In the meantime, inside a person is the soul of the whole, wise silence, universal beauty, with which every part and particle is equally connected; the eternal One. And this deep power in which we exist and all the bliss of which is available to us is not only self-sufficient and perfect in every hour; but the act of vision and the visible thing, the observer and the spectacle, the subject and the object are one. We see the world in pieces, one after another - the sun, moon, animal, tree - but the whole, the shining parts of which all this is, is the soul. Only by the vision of that Wisdom can one read the horoscope of centuries, and returning to our best thoughts, indulging in the prophetic spirit that is innately in every person, we can find out what he says. The words of every person speaking from that life should seem empty to those who, for their part, do not live in the same thought. I hesitate to speak for her. My words do not carry her high meaning, they are insufficient and cold. Only she herself can inspire anyone she wants, and look - their speech will become poetic, sweet and universal, like a rising wind. Nevertheless, I wish, even with profane words, if you cannot use the sacred ones, to point to the heavens of this deity and tell me what allusions I have gathered from the transcendental simplicity and energy of the Higher Law.

If we look at what happens during a conversation, daydreaming, remorse, surprise, in moments of passion, in dream instructions, in which we often see ourselves as in a masquerade, where our buffoon character only increases and strengthens the real element and makes us notice it well , we will catch many hints that will expand and illuminate in the knowledge of the secrets of nature. Everything seeks to show that the soul is not a human organ, but revitalizes and activates all organs; it is not a function, like the ability of memory, computation, or comparison, but uses them like arms and legs; she is not ability, but light; not the intellect or the will, but the mistress of both; it is the basis of our being, against which they lie - an immensity that we do not own, and which it is impossible to own. From within or because of us, light shines through us, shining on things and making us aware that we are nothing, and he is everything. Man is the facade of the temple, in which all wisdom and all good dwells. What we usually call a person - eating, drinking, planting, counting - in the form in which we know him, does
У записи 7 лайков,
2 репостов,
278 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Игорь Новиков

Понравилось следующим людям