Институт лингвистики в Тарту (бывшая Академия языковедения СССР) объявил, что русский язык в течение ближайшего года может быть исключен из списка языков мира. Мониторинг, ежегодно проводимый сотрудниками института, показал, что русский язык перестал соответствовать минимальным требованиям о самоидентичности, богатстве словарного запаса и сфере применения. Если в течение 2013 года картина не изменится, то русский язык будет объявлен мертвым языком, со всеми вытекающими из этого последствиями: закрытие курсов русского языка в Европе, исключение его из официальных языков организаций мира (ООН, ЮНЕСКО) и запрет на его употребление в посольствах для общения с россиянами. Нужно сказать, что Институт лингвистики в течение последних пяти лет ежегодно предупреждал власти РФ о высокой вероятности развития событий по этому сценарию, но всего его обращения остались без ответа. По классификации ЮНЕСКО существуют несколько стадий отмирания языка, и русский полностью соответствуют самой тяжелой из них:
язык России превратился в контекстно-ситуативный набор грамматических форм. Эта точка регресса характеризуется следующими особенностями. Во-первых, почти заканчивается словообразование на основе родных корней. Новые термины и понятия являются заимствованными. Понятия, пришедшие извне, вытесняют родные аналоги, из двух синонимов выживает заимствованный. Общество не способно производить адекватную замену иностранным словам, довольствуясь прямым заимствованием, разрушается связь между деятельностью индивида и его родным языком. Частным случаем такого регресса является «язык рабов», достаточный для понимания указаний хозяина, но абсолютно бесполезный для общения на отвлеченные темы. Как пример ученые Тарту приводят широко распространенный в России «рунглиш». Во-вторых, знание языка перестает поощряться в обществе. Снижается ценность этого знания для экономически-активного индивида, язык не способен поднять стоимость работника в конкурентной борьбе на рынке труда. На первое место при трудоустройстве выходят личные связи и требования по минимальной зарплате, поэтому в структуре занятости преобладают «блатные» на вершине пирамиды, и «гастарбайтеры» в её основании. Государство без видимых протестов общества сокращает часы преподавания родного языка в школе, экзамены по нему проходят в виде обезличенных тестов. Снижается общий уровень грамотности теле- и радиовещания, газеты выходят с опечатками и ошибками, которые никто не замечает. В-третьих, государственные структуры не используют в своей деятельности официальный язык страны. Патриархальная Православная Церковь проводит богослужения на церковнославянском, МВД использует упрощенный служебный диалект, МИД оперирует французским, немецким и английским. В такой ситуации полностью исчезает понятие единого языка, население разобщается по профессиональной принадлежности, которая определяет значение и смысл слов. В-четвертых, язык перестает быть образным, из него вымываются слова общего значения, предпочтение отдается синонимам местоимениям «тот» и «этот». Общение между людьми сводится к ситуативно-контекстному словообразованию, часто на основе одного корн
-- Дай эту фиговину.
-- На фига?
-- Я ею прифигачу вот эту фигню.
-- Так ведь фигня получиться!
— А тебе не по фигу?
Как пишут исследователи из Тарту, данный диалог очень напоминает общение высших животных, которые с помощью одинаковых звуков передают друг другу информацию, определенную конкретной ситуацией. Подводя итоги своего исследования, Институт лингвистики Тарту с сожалением отмечает, что русский язык де факто уже умер, и остается последний год его официального существования.
язык России превратился в контекстно-ситуативный набор грамматических форм. Эта точка регресса характеризуется следующими особенностями. Во-первых, почти заканчивается словообразование на основе родных корней. Новые термины и понятия являются заимствованными. Понятия, пришедшие извне, вытесняют родные аналоги, из двух синонимов выживает заимствованный. Общество не способно производить адекватную замену иностранным словам, довольствуясь прямым заимствованием, разрушается связь между деятельностью индивида и его родным языком. Частным случаем такого регресса является «язык рабов», достаточный для понимания указаний хозяина, но абсолютно бесполезный для общения на отвлеченные темы. Как пример ученые Тарту приводят широко распространенный в России «рунглиш». Во-вторых, знание языка перестает поощряться в обществе. Снижается ценность этого знания для экономически-активного индивида, язык не способен поднять стоимость работника в конкурентной борьбе на рынке труда. На первое место при трудоустройстве выходят личные связи и требования по минимальной зарплате, поэтому в структуре занятости преобладают «блатные» на вершине пирамиды, и «гастарбайтеры» в её основании. Государство без видимых протестов общества сокращает часы преподавания родного языка в школе, экзамены по нему проходят в виде обезличенных тестов. Снижается общий уровень грамотности теле- и радиовещания, газеты выходят с опечатками и ошибками, которые никто не замечает. В-третьих, государственные структуры не используют в своей деятельности официальный язык страны. Патриархальная Православная Церковь проводит богослужения на церковнославянском, МВД использует упрощенный служебный диалект, МИД оперирует французским, немецким и английским. В такой ситуации полностью исчезает понятие единого языка, население разобщается по профессиональной принадлежности, которая определяет значение и смысл слов. В-четвертых, язык перестает быть образным, из него вымываются слова общего значения, предпочтение отдается синонимам местоимениям «тот» и «этот». Общение между людьми сводится к ситуативно-контекстному словообразованию, часто на основе одного корн
-- Дай эту фиговину.
-- На фига?
-- Я ею прифигачу вот эту фигню.
-- Так ведь фигня получиться!
— А тебе не по фигу?
Как пишут исследователи из Тарту, данный диалог очень напоминает общение высших животных, которые с помощью одинаковых звуков передают друг другу информацию, определенную конкретной ситуацией. Подводя итоги своего исследования, Институт лингвистики Тарту с сожалением отмечает, что русский язык де факто уже умер, и остается последний год его официального существования.
The Institute of Linguistics in Tartu (the former Academy of Linguistics of the USSR) announced that Russian could be removed from the list of world languages over the coming year. Monitoring conducted annually by the institute staff showed that the Russian language has ceased to meet the minimum requirements for self-identity, wealth of vocabulary and scope. If during 2013 the picture does not change, then the Russian language will be declared dead language, with all the consequences that follow: closing the Russian language courses in Europe, expelling it from the official languages of world organizations (UN, UNESCO) and banning its use in embassies to communicate with the Russians. It must be said that the Institute of Linguistics has annually warned the Russian authorities about the high probability of the development of events in this scenario over the past five years, but all of its appeals have remained unanswered. According to the UNESCO classification, there are several stages of the withering away of the language, and Russian fully corresponds to the hardest of them:
Russian language has turned into a contextual-situational set of grammatical forms. This regression point is characterized by the following features. Firstly, word formation on the basis of native roots almost ends. New terms and concepts are borrowed. The concepts that came from outside displace their native counterparts, the borrowed survives from two synonyms. Society is not able to adequately replace foreign words, content with direct borrowing, the connection between the activities of the individual and his native language is being destroyed. A special case of such a regression is the “language of slaves”, sufficient to understand the instructions of the owner, but completely useless for communication on abstract topics. As an example, Tartu scholars cite the widespread Russian ruble. Secondly, knowledge of the language is no longer encouraged in society. The value of this knowledge for an economically active individual is reduced, the language is not able to raise the value of the employee in the competition in the labor market. Personal employment and minimum wage requirements go to the first place in employment; therefore, “thieves” at the top of the pyramid prevail in the employment structure, and “migrant workers” at its base. The state, without visible public protests, reduces the hours of teaching the mother tongue at school, and exams pass in the form of anonymous tests. The general literacy rate of television and radio broadcasting is decreasing, newspapers are published with typos and errors that no one notices. Thirdly, state structures do not use the official language of the country in their activities. The Patriarchal Orthodox Church conducts services in Church Slavonic, the Ministry of Internal Affairs uses a simplified official dialect, the Ministry of Foreign Affairs operates in French, German and English. In such a situation, the concept of a single language completely disappears, the population is divided by professional affiliation, which determines the meaning and meaning of words. Fourth, the language ceases to be figurative, words of a general meaning are washed out of it, preference is given to synonyms for the pronouns “that” and “this”. Communication between people comes down to situational-contextual word formation, often based on one root
- Give me this shit.
- On a fig?
- I’ll use this bullshit with her.
- So after all garbage to turn out!
“Do you care?”
As the researchers from Tartu write, this dialogue is very reminiscent of the communication of higher animals, which with the help of the same sounds transmit information to each other, determined by a specific situation. Summing up the results of his research, the Tartu Institute of Linguistics regrets that the Russian language has already de facto died, and the last year of its official existence remains.
Russian language has turned into a contextual-situational set of grammatical forms. This regression point is characterized by the following features. Firstly, word formation on the basis of native roots almost ends. New terms and concepts are borrowed. The concepts that came from outside displace their native counterparts, the borrowed survives from two synonyms. Society is not able to adequately replace foreign words, content with direct borrowing, the connection between the activities of the individual and his native language is being destroyed. A special case of such a regression is the “language of slaves”, sufficient to understand the instructions of the owner, but completely useless for communication on abstract topics. As an example, Tartu scholars cite the widespread Russian ruble. Secondly, knowledge of the language is no longer encouraged in society. The value of this knowledge for an economically active individual is reduced, the language is not able to raise the value of the employee in the competition in the labor market. Personal employment and minimum wage requirements go to the first place in employment; therefore, “thieves” at the top of the pyramid prevail in the employment structure, and “migrant workers” at its base. The state, without visible public protests, reduces the hours of teaching the mother tongue at school, and exams pass in the form of anonymous tests. The general literacy rate of television and radio broadcasting is decreasing, newspapers are published with typos and errors that no one notices. Thirdly, state structures do not use the official language of the country in their activities. The Patriarchal Orthodox Church conducts services in Church Slavonic, the Ministry of Internal Affairs uses a simplified official dialect, the Ministry of Foreign Affairs operates in French, German and English. In such a situation, the concept of a single language completely disappears, the population is divided by professional affiliation, which determines the meaning and meaning of words. Fourth, the language ceases to be figurative, words of a general meaning are washed out of it, preference is given to synonyms for the pronouns “that” and “this”. Communication between people comes down to situational-contextual word formation, often based on one root
- Give me this shit.
- On a fig?
- I’ll use this bullshit with her.
- So after all garbage to turn out!
“Do you care?”
As the researchers from Tartu write, this dialogue is very reminiscent of the communication of higher animals, which with the help of the same sounds transmit information to each other, determined by a specific situation. Summing up the results of his research, the Tartu Institute of Linguistics regrets that the Russian language has already de facto died, and the last year of its official existence remains.
У записи 9 лайков,
4 репостов.
4 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Дмитрий Марков
![Юлия Март [Jull Mart]](https://pp.userapi.com/c629630/v629630640/485e2/EHeD8klOs-g.jpg "Юлия Март [Jull Mart]")
