Борхес Хорхе Луис. Сюжет
В довершение ужаса Цезарь, прижатый к подножию статуи разъяренными клинками друзей, видит среди лезвий и лиц Марка Юния Брута, своего подопечного и, быть может, сына; тогда он перестает сопротивляться, воскликнув: И ты, сын мой! Патетический возглас подхватывают Шекспир и Кеведо. Судьбе по нраву повторения, варианты, переклички; девятнадцать веков спустя на юге провинции Буэнос-Айрес гаучо, настигнутый другими и падающий под ножами, узнает своего пасынка и с мягким укором и медлительным удивлением говорит ему (эти слова нужно слышать, а не читать): Ну и ну, парень! Его приканчивают, и он не подозревает, что умер, дабы история повторилась.
В довершение ужаса Цезарь, прижатый к подножию статуи разъяренными клинками друзей, видит среди лезвий и лиц Марка Юния Брута, своего подопечного и, быть может, сына; тогда он перестает сопротивляться, воскликнув: И ты, сын мой! Патетический возглас подхватывают Шекспир и Кеведо. Судьбе по нраву повторения, варианты, переклички; девятнадцать веков спустя на юге провинции Буэнос-Айрес гаучо, настигнутый другими и падающий под ножами, узнает своего пасынка и с мягким укором и медлительным удивлением говорит ему (эти слова нужно слышать, а не читать): Ну и ну, парень! Его приканчивают, и он не подозревает, что умер, дабы история повторилась.
Borges Jorge Louis. Plot
To top it off, Caesar, pressed to the foot of the statue with angry blades of friends, sees Mark Junius Brutus, his ward and, possibly, his son among the blades and faces; then he ceases to resist, exclaiming: And you, my son! Shakespeare and Quevedo pick up a pathetic exclamation. Fate liking repetition, options, roll calls; nineteen centuries later, in the south of the province of Buenos Aires, a gaucho, overtaken by others and falling under knives, recognizes his stepson and speaks to him with gentle reproach and slow surprise (these words need to be heard, not read): Well, well, man! They finish him off, and he does not suspect that he has died so that history repeats itself.
To top it off, Caesar, pressed to the foot of the statue with angry blades of friends, sees Mark Junius Brutus, his ward and, possibly, his son among the blades and faces; then he ceases to resist, exclaiming: And you, my son! Shakespeare and Quevedo pick up a pathetic exclamation. Fate liking repetition, options, roll calls; nineteen centuries later, in the south of the province of Buenos Aires, a gaucho, overtaken by others and falling under knives, recognizes his stepson and speaks to him with gentle reproach and slow surprise (these words need to be heard, not read): Well, well, man! They finish him off, and he does not suspect that he has died so that history repeats itself.
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Роман Пршисовский
