Начала
- Ты знаешь, что ты апполонический? - спросила она, теребя в мокрых руках кухонную тряпку.
- Это еще что за ерунда? – отзывался он с дивана, где уже второй час рассеяно наблюдал за боевиком.
- Ну как? В античной философии такое разделение категорий культуры - есть аполлоническое, а есть дионисийское. Аполлон и Дионис. Два божества, две противоположности. Первое – это хладнокровие, ограничение, мудрость, рационализм… А второе – буйство чувств, невозможность обуздать хаос, эмоции, бесконечное опьянение… . Вот ты
Аполлон в этом смысле, а я – Дионис.
- Это к тому, что ты истеричка? - усмехнулся он.
- Ну да, контроль над эмоциями не мой конек. Поэтому мы, думаю, и сошлись, - продолжала она, протирая раковину, – слушай, не хочешь мне помочь?
- Честно? Не-а, - ответил он.
- Ну, на самом деле, мы же вместе тут живем. Почему все по дому делаю я одна?
- Потому что ты женщина.
- Мы оба работаем, я тоже устаю. Меня бесит даже не то, что ты ничего не делаешь, а что как факт даже не предлагаешь свою помощь. Что это за эксплуатация такая?
- Женщина должна заниматься домашними делами, – отрезал он.
- Замолчи. Надоело!
- Говорю же, истеричка!
Она внезапно подошла к нему полулежащему на диване и со всей силы ударила его тряпкой по лицу. Во все стороны полетели капли воды и крошки, которые минуту назад она собрала этой самой тряпкой с кухонного стола.
Шлепок удара повис в воздухе комнаты, где теперь воцарилась абсолютная тишина. Её губы были плотно сжаты. Он смотрел на неё ошарашенными глазами получившего незаслуженный пинок пса. Он смотрел на неё так,
как будто видел перед собой абсолютно нового человека.
- Получил за истеричку, Аполлон?
Он встал и резко сжал её запястья своей рукой с такой силой, что её загорелая кожа сморщилась под его пальцами как бумага для выпечки.
- Ты чего сделала?
Она молчала.
Он сжал свою руку еще сильнее.
Когда её лицо, наконец, скривилось в болезненной гримасе, он выпустил её руки.
- Да что ты, Дионис, себе позволяешь? – заорал он.
Спустя полчаса они сидели рядом на диване. Он – с мокрыми волосами после душа, куда ему пришлось пойти, чтобы освободиться от тряпичного духа, обрушенного на его голову, она – с тюбиком крема, которым тщательно намазывала зародыши синяков от его хвата на своих запястьях.
- А Ницще знаешь, как все это интерпретировал? – говорила она - в культуре в разное время доминировало то дионисийкое, то аполлоническое. Сейчас люди больше не могут брать весь сок Диониса, его свободу и жизнь, потому что мешок с камнями в виде знаний Аполлона, который теперь волочится за каждым из нас, не дает обратиться к интуиции и своей природе. Люди уже слишком много знают.
- Я вот знаю теперь одно, - сказал он.
- Что?
- Что ты истеричка.
Помолчали.
- Ну, что, Дионис, вино-то у нас в холодильнике найдется?
- А то.
- Ты знаешь, что ты апполонический? - спросила она, теребя в мокрых руках кухонную тряпку.
- Это еще что за ерунда? – отзывался он с дивана, где уже второй час рассеяно наблюдал за боевиком.
- Ну как? В античной философии такое разделение категорий культуры - есть аполлоническое, а есть дионисийское. Аполлон и Дионис. Два божества, две противоположности. Первое – это хладнокровие, ограничение, мудрость, рационализм… А второе – буйство чувств, невозможность обуздать хаос, эмоции, бесконечное опьянение… . Вот ты
Аполлон в этом смысле, а я – Дионис.
- Это к тому, что ты истеричка? - усмехнулся он.
- Ну да, контроль над эмоциями не мой конек. Поэтому мы, думаю, и сошлись, - продолжала она, протирая раковину, – слушай, не хочешь мне помочь?
- Честно? Не-а, - ответил он.
- Ну, на самом деле, мы же вместе тут живем. Почему все по дому делаю я одна?
- Потому что ты женщина.
- Мы оба работаем, я тоже устаю. Меня бесит даже не то, что ты ничего не делаешь, а что как факт даже не предлагаешь свою помощь. Что это за эксплуатация такая?
- Женщина должна заниматься домашними делами, – отрезал он.
- Замолчи. Надоело!
- Говорю же, истеричка!
Она внезапно подошла к нему полулежащему на диване и со всей силы ударила его тряпкой по лицу. Во все стороны полетели капли воды и крошки, которые минуту назад она собрала этой самой тряпкой с кухонного стола.
Шлепок удара повис в воздухе комнаты, где теперь воцарилась абсолютная тишина. Её губы были плотно сжаты. Он смотрел на неё ошарашенными глазами получившего незаслуженный пинок пса. Он смотрел на неё так,
как будто видел перед собой абсолютно нового человека.
- Получил за истеричку, Аполлон?
Он встал и резко сжал её запястья своей рукой с такой силой, что её загорелая кожа сморщилась под его пальцами как бумага для выпечки.
- Ты чего сделала?
Она молчала.
Он сжал свою руку еще сильнее.
Когда её лицо, наконец, скривилось в болезненной гримасе, он выпустил её руки.
- Да что ты, Дионис, себе позволяешь? – заорал он.
Спустя полчаса они сидели рядом на диване. Он – с мокрыми волосами после душа, куда ему пришлось пойти, чтобы освободиться от тряпичного духа, обрушенного на его голову, она – с тюбиком крема, которым тщательно намазывала зародыши синяков от его хвата на своих запястьях.
- А Ницще знаешь, как все это интерпретировал? – говорила она - в культуре в разное время доминировало то дионисийкое, то аполлоническое. Сейчас люди больше не могут брать весь сок Диониса, его свободу и жизнь, потому что мешок с камнями в виде знаний Аполлона, который теперь волочится за каждым из нас, не дает обратиться к интуиции и своей природе. Люди уже слишком много знают.
- Я вот знаю теперь одно, - сказал он.
- Что?
- Что ты истеричка.
Помолчали.
- Ну, что, Дионис, вино-то у нас в холодильнике найдется?
- А то.
Beginnings
“Do you know that you are apolonic?” she asked, fingering a wet rag in her wet hands.
“What the hell is this?” - he responded from the sofa, where for the second hour he was absentmindedly watching the militant.
- Well, how? In ancient philosophy, such a division of cultural categories is apollonic, and there is Dionysian. Apollo and Dionysus. Two deities, two opposites. The first is composure, limitation, wisdom, rationalism ... And the second is a riot of feelings, the inability to curb chaos, emotions, endless intoxication .... Here you
Apollo in this sense, and I - Dionysus.
- Is that a hysterical woman? he grinned.
“Well, yes, controlling emotions is not my thing.” So we, I think, came together, ”she continued, wiping the sink,“ listen, do you want to help me? ”
- Honestly? Nah, he answered.
“Well, actually, we live here together.” Why am I doing all the housework alone?
- Because you are a woman.
- We both work, I get tired too. It’s not even that you don’t do anything that infuriates me, but that as a fact, you don’t even offer your help. What kind of exploitation is this?
“A woman should do household chores,” he snapped.
- Shut up. Tired of it!
- I say, hysterical!
She suddenly went up to him reclining on the sofa and with all her might hit him in the face with a rag. Drops of water and crumbs flew in all directions, which a minute ago she had collected with this very rag from the kitchen table.
A slap of the blow hung in the air of the room, where absolute silence now reigned. Her lips were tightly pressed. He looked at her with dumbfounded eyes of a dog who had received an undeserved kick. He looked at her like that
as if he saw a completely new person in front of him.
“Got hysterical, Apollo?”
He stood up and sharply squeezed her wrists with his hand with such force that her tanned skin wrinkled under his fingers like baking paper.
“What have you done?”
She was silent.
He squeezed his hand even harder.
When her face finally grimaced in a pained grimace, he released her hands.
“What do you allow yourself, Dionysus?” He yelled.
Half an hour later they were sitting next to them on the couch. He - with wet hair after a shower, where he had to go to get rid of the rag spirit that fell on his head, she - with a tube of cream, which carefully smeared the seeds of bruises from his grip on his wrists.
“Do you know how Nietzsche interpreted all this?” - she said - in the culture at different times dominated either Dionysian or Apollonian. Now people can no longer take all the juice of Dionysus, his freedom and life, because a bag of stones in the form of knowledge of Apollo, which now drags behind each of us, does not allow us to turn to intuition and our nature. People already know too much.
“I now know one thing,” he said.
- What?
- What are you hysterical.
They were silent.
“Well, Dionysus, is there wine in our fridge?”
- And then.
“Do you know that you are apolonic?” she asked, fingering a wet rag in her wet hands.
“What the hell is this?” - he responded from the sofa, where for the second hour he was absentmindedly watching the militant.
- Well, how? In ancient philosophy, such a division of cultural categories is apollonic, and there is Dionysian. Apollo and Dionysus. Two deities, two opposites. The first is composure, limitation, wisdom, rationalism ... And the second is a riot of feelings, the inability to curb chaos, emotions, endless intoxication .... Here you
Apollo in this sense, and I - Dionysus.
- Is that a hysterical woman? he grinned.
“Well, yes, controlling emotions is not my thing.” So we, I think, came together, ”she continued, wiping the sink,“ listen, do you want to help me? ”
- Honestly? Nah, he answered.
“Well, actually, we live here together.” Why am I doing all the housework alone?
- Because you are a woman.
- We both work, I get tired too. It’s not even that you don’t do anything that infuriates me, but that as a fact, you don’t even offer your help. What kind of exploitation is this?
“A woman should do household chores,” he snapped.
- Shut up. Tired of it!
- I say, hysterical!
She suddenly went up to him reclining on the sofa and with all her might hit him in the face with a rag. Drops of water and crumbs flew in all directions, which a minute ago she had collected with this very rag from the kitchen table.
A slap of the blow hung in the air of the room, where absolute silence now reigned. Her lips were tightly pressed. He looked at her with dumbfounded eyes of a dog who had received an undeserved kick. He looked at her like that
as if he saw a completely new person in front of him.
“Got hysterical, Apollo?”
He stood up and sharply squeezed her wrists with his hand with such force that her tanned skin wrinkled under his fingers like baking paper.
“What have you done?”
She was silent.
He squeezed his hand even harder.
When her face finally grimaced in a pained grimace, he released her hands.
“What do you allow yourself, Dionysus?” He yelled.
Half an hour later they were sitting next to them on the couch. He - with wet hair after a shower, where he had to go to get rid of the rag spirit that fell on his head, she - with a tube of cream, which carefully smeared the seeds of bruises from his grip on his wrists.
“Do you know how Nietzsche interpreted all this?” - she said - in the culture at different times dominated either Dionysian or Apollonian. Now people can no longer take all the juice of Dionysus, his freedom and life, because a bag of stones in the form of knowledge of Apollo, which now drags behind each of us, does not allow us to turn to intuition and our nature. People already know too much.
“I now know one thing,” he said.
- What?
- What are you hysterical.
They were silent.
“Well, Dionysus, is there wine in our fridge?”
- And then.
У записи 8 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Татьяна Батурина
