Мост, 1916-17
Я был холодным и твердым, я был мостом, я лежал над пропастью. По эту сторону в землю вошли пальцы ног, по ту сторону — руки; я вцепился зубами в рассыпчатый суглинок. Фалды моего сюртука болтались у меня по бокам. Внизу шумел ледяной ручей, где водилась форель. Ни один турист не забредал на эту непроходимую кручу, мост еще не был обозначен на картах... Так я лежал и ждал; я поневоле должен был ждать. Не рухнув, ни один мост, коль скоро уж он воздвигнут, не перестает быть мостом.
Это случилось как-то под вечер — был ли то первый, был ли то тысячный вечер, не знаю: мои мысли шли всегда беспорядочно и всегда по кругу. Как-то под вечер летом ручей зажурчал глуше, и тут я услыхал человеческие шаги! Ко мне, ко мне... Расправься, мост, послужи, брус без перил, выдержи того, кто тебе доверился. Неверность его походки смягчи незаметно, но, если он зашатается, покажи ему, на что ты способен, и, как некий горный бог, швырни его на ту сторону.
Он подошел, выстукал меня железным наконечником своей трости, затем поднял и поправил ею фалды моего сюртука. Он погрузил наконечник в мои взъерошенные волосы и долго не вынимал его оттуда, по-видимому дико озираясь по сторонам. А потом — я как раз уносился за ним в мечтах за горы и долы — он прыгнул обеими ногами на середину моего тела. Я содрогнулся от дикой боли, в полном неведении. Кто это был? Ребенок? Видение? Разбойник с большой дороги? Самоубийца? Искуситель? Разрушитель? И я стал поворачиваться, чтобы увидеть его... Мост поворачивается! Не успел я повернуться, как уже рухнул. Я рухнул и уже был изодран и проткнут заостренными голышами, которые всегда так приветливо глядели на меня из бурлящей воды.
Я был холодным и твердым, я был мостом, я лежал над пропастью. По эту сторону в землю вошли пальцы ног, по ту сторону — руки; я вцепился зубами в рассыпчатый суглинок. Фалды моего сюртука болтались у меня по бокам. Внизу шумел ледяной ручей, где водилась форель. Ни один турист не забредал на эту непроходимую кручу, мост еще не был обозначен на картах... Так я лежал и ждал; я поневоле должен был ждать. Не рухнув, ни один мост, коль скоро уж он воздвигнут, не перестает быть мостом.
Это случилось как-то под вечер — был ли то первый, был ли то тысячный вечер, не знаю: мои мысли шли всегда беспорядочно и всегда по кругу. Как-то под вечер летом ручей зажурчал глуше, и тут я услыхал человеческие шаги! Ко мне, ко мне... Расправься, мост, послужи, брус без перил, выдержи того, кто тебе доверился. Неверность его походки смягчи незаметно, но, если он зашатается, покажи ему, на что ты способен, и, как некий горный бог, швырни его на ту сторону.
Он подошел, выстукал меня железным наконечником своей трости, затем поднял и поправил ею фалды моего сюртука. Он погрузил наконечник в мои взъерошенные волосы и долго не вынимал его оттуда, по-видимому дико озираясь по сторонам. А потом — я как раз уносился за ним в мечтах за горы и долы — он прыгнул обеими ногами на середину моего тела. Я содрогнулся от дикой боли, в полном неведении. Кто это был? Ребенок? Видение? Разбойник с большой дороги? Самоубийца? Искуситель? Разрушитель? И я стал поворачиваться, чтобы увидеть его... Мост поворачивается! Не успел я повернуться, как уже рухнул. Я рухнул и уже был изодран и проткнут заостренными голышами, которые всегда так приветливо глядели на меня из бурлящей воды.
Bridge, 1916-17
I was cold and hard, I was a bridge, I lay over a precipice. On this side, the toes entered the earth, on the other side hands; I grabbed my teeth into friable loam. The tails of my frock coat hung on my sides. Downstairs, an icy stream rustled where the trout was found. Not a single tourist has wandered into this impassable steep, the bridge has not yet been marked on the maps ... So I lay and waited; I involuntarily had to wait. Not having collapsed, not a single bridge, since it has already been erected, does not cease to be a bridge.
It happened somehow in the evening - whether it was the first, or it was the thousandth evening, I don’t know: my thoughts always went randomly and always in circles. Once in the evening in the summer, a stream murmured loudly, and then I heard human steps! To me, to me ... Spread it, bridge, serve, a bar without a railing, stand the one who trusted you. The infidelity of his gait is softer unnoticed, but if he stumbles, show him what you are capable of, and, like some mountain god, throw him to that side.
He came up, tapped me with the iron tip of his cane, then lifted and straightened it with the folds of my frock coat. He plunged the tip into my tousled hair and did not take it out for a long time, apparently looking wildly around. And then - I just carried away behind him in dreams over mountains and valleys - he jumped with both legs into the middle of my body. I shuddered from wild pain, completely ignorant. Who was that? Child? Vision? Highwayman? Suicide? Tempter? Destroyer? And I began to turn to see him ... The bridge turns! Before I could turn, I had already collapsed. I collapsed and was already torn and pierced by pointed nudity, who always looked at me so warmly from the seething water.
I was cold and hard, I was a bridge, I lay over a precipice. On this side, the toes entered the earth, on the other side hands; I grabbed my teeth into friable loam. The tails of my frock coat hung on my sides. Downstairs, an icy stream rustled where the trout was found. Not a single tourist has wandered into this impassable steep, the bridge has not yet been marked on the maps ... So I lay and waited; I involuntarily had to wait. Not having collapsed, not a single bridge, since it has already been erected, does not cease to be a bridge.
It happened somehow in the evening - whether it was the first, or it was the thousandth evening, I don’t know: my thoughts always went randomly and always in circles. Once in the evening in the summer, a stream murmured loudly, and then I heard human steps! To me, to me ... Spread it, bridge, serve, a bar without a railing, stand the one who trusted you. The infidelity of his gait is softer unnoticed, but if he stumbles, show him what you are capable of, and, like some mountain god, throw him to that side.
He came up, tapped me with the iron tip of his cane, then lifted and straightened it with the folds of my frock coat. He plunged the tip into my tousled hair and did not take it out for a long time, apparently looking wildly around. And then - I just carried away behind him in dreams over mountains and valleys - he jumped with both legs into the middle of my body. I shuddered from wild pain, completely ignorant. Who was that? Child? Vision? Highwayman? Suicide? Tempter? Destroyer? And I began to turn to see him ... The bridge turns! Before I could turn, I had already collapsed. I collapsed and was already torn and pierced by pointed nudity, who always looked at me so warmly from the seething water.
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Tanye Presley
