До 2010 года, который в моей личной биографии...

До 2010 года, который в моей личной биографии описывается не иначе как «до н.э.», я почитывал ЖЖ писателя Димы Горчева.

Он жил в псковской деревне и помимо книжек, которые я не читал, писал меланхолические заметки, героями которых были чаще всего безнадежная осень, безнадежно ожидаемая весна и дворовая собака Степан.

Однажды вместо очередной заметки опубликовалась запись, что Дима умер прямо на крыльце своего дома от кровоизлияния. То есть вот накануне еще он пишет о том, что в городе Петербурге, столице культуры и просвещения, один из двух на весь город проявочных аппаратов для чб плёнки сломался, а второй расположен на проспекте Стачек, от самого звука названия которого всякий человек хватается за голову и говорит "ой, бля". А сегодня уже всё.

Но писатель на то и писатель, чтобы оставлять после себя. Поэтому каждый раз, когда я слышу что-то про композитора Олега Каравайчука или день города, вспоминаю вот этот его коротенький рассказ.

***

«Давался как-то в городе Петербурге торжественный концерт по поводу какой-то важной даты — дня города, может быть, или чего-то там ещё. На концерте присутствовала сама Валентина Ивановна и другие «замечательные люди».

Состав выступающих на таких концертах не меняется уже много лет: мушкетёр Боярский в шляпе, добрый доктор Розенбаум, кудрявый композитор Корнелюк, пожилая, но по-прежнему сдобная Людмила Сенчина, ну, и бессмертные Эдита Пьеха (иногда с внуком) и Эдуард Хиль. В общем, чем богаты.

И тут вдруг внезапно выходит на сцену композитор Каравайчук...

Если вообразить себе самый скверный характер, который возможно вообразить, то у композитора Каравайчука он ещё хуже. Живёт он в крошечной комнатке, в которой едва помещается рояль. За этим роялем он обедает и на нём же спит. Когда его приглашают куда-то выступить, он снимает с подушки свою единственную ни разу не стиранную наволочку для того, чтобы надевать её на голову во время выступления.

Тот, кто пригласил такого человека на торжественное мероприятие, наверняка понёс впоследствии самую суровую и совершенно заслуженную кару. Ибо это было актом чистейшего и неприкрытого вредительства. При Сталине за такое вообще расстреливали.

Ну, и значит, выходит этот композитор Каравайчук к микрофону и говорит своим невыразимо противным скрипучим голосом: "Дорогие друзья! Всё то, что вы тут слышали, — это была страшная поебень. Для тех, кто думает, что он ослышался, повторяю: ПО-Е-БЕНЬ. А теперь мы будем слушать музыку".

И в мертвецкой тишине, в которой не пискнула даже Валентина Ивановна, композитор Каравайчук сел за рояль, надел на голову наволочку и заиграл что-то волшебное...»
Until 2010, which in my personal biography is described only as “BC,” I read LJ writer Dima Gorchev.

He lived in a Pskov village and, in addition to books that I didn’t read, wrote melancholy notes, the heroes of which were most often hopeless autumn, hopelessly expected spring, and a yard dog Stepan.
 
Once, instead of another note, a record was published that Dima died right on the porch of his house from hemorrhage. That is, on the eve, he also writes that in St. Petersburg, the capital of culture and enlightenment, one of the two developing machines for black-and-white film broke down in the whole city, and the second is located on Stachek Avenue, from the very sound of the name of which every person grabs his head and says "oh shit." And today is all.
 
But the writer is also a writer to leave behind. Therefore, every time I hear something about the composer Oleg Karavaychuk or the day of the city, I recall this short story of his.
 
***
 
“Once, a gala concert was held in the city of Petersburg on the occasion of some important date - the day of the city, maybe, or something else. The concert was attended by Valentina Ivanovna herself and other "wonderful people."
 
The composition of the speakers at such concerts has not changed for many years: the musketeer Boyarsky in a hat, the good doctor Rosenbaum, the curly composer Kornelyuk, the elderly but still rich Lyudmila Senchina, and the immortal Edita Pyekha (sometimes with her grandson) and Eduard Gil. In general, what is rich.
 
And then suddenly the composer Karavaychuk suddenly enters the stage ...
 
If you imagine the most nasty character that you can imagine, then the composer Karavaychuk has it even worse. He lives in a tiny room in which the piano barely fits. He dines at this piano and sleeps on it. When he is invited to perform somewhere, he removes from his pillow his only never erased pillowcase in order to put it on his head during the performance.
 
Anyone who invited such a person to a ceremony, probably suffered the most severe and well-deserved punishment. For it was an act of pure and undisguised sabotage. Under Stalin, they shot for such a thing.
 
Well, that means that this composer Karavaychuk comes out to the microphone and says in his inexpressibly nasty creaky voice: “Dear friends! All that you heard here was a terrible fucking up. For those who think that he has misheard, I repeat: ON "E-SHEN. And now we will listen to music."
 
And in the dead silence, in which even Valentina Ivanovna did not squeak, the composer Karavaychuk sat at the piano, put a pillowcase on his head and played something magical ... "
У записи 19 лайков,
0 репостов,
389 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Глеб Клинов

Понравилось следующим людям