У меня раньше была такая комната. Такая комната, где сидели все мои обидчики. Родственники (близкие и не очень), бывшие бойфренды, так называемые друзья и другие официальные лица. В эту комнату я заходила каждый день перед сном, она существовала только в моей башке. Люди там сидели по стеночкам на узких неудобных лавочках и всем им я рассказывала, что они потеряли и как им теперь до крови предстоит искусать собственные локти.
Пусть плачут те, кому мы не достались. Пусть сдохнут те, кто нас не захотел.
Они сидят такие, а я захожу. Очень красивая, очень. Тонкая, с хрупкими запястьями, летящие волосы, в глазах успех. Они все, глядя на меня, очень сожалеют, просто очень. Разговоры с ними точно не помню, но суть в том, что Алеся придет и всех накажет. Всех очень жестоко накажет. Отвечаю им всем хлестко, иронично, с хорошо поставленным юмором. Они теряются, что мне теперь сказать. А что скажешь, тут и так все понятно. Разговор котлет с небом. Все это немного напоминает прогулку на танке, я сижу в прицепе (чтобы было лучше видно) и грожу всем оттуда кулаком.
Или я пою песню на сцене какую-нибудь очень красивую песню, танцую при этом невероятно, как Майкл Джексон в клипе Jam, очень красивая, запястья еще тоньше, в глазах отражения каждого лица, сидящего в этом чертовом зрительном зале, где собрались мои обидчики. Бенефис Алеси Петровны «Я же вам говорила!», дополнительный четвертый концерт в Кремле, торопитесь, билетов нет вообще.
В свой день рождения я как-то раз получила одну смс. В ней были поздравления от одного человека. Я читала эту смс и думала только об одном: как же, блин, жалко, что она не пришла пару-тройку лет назад. Как же жалко, потому что вот сейчас я ничего не чувствую уже, ничего. То, что было – прошло вообще. Я и не заметила, когда закончилось чувство ужасной обиды, которое не должно было закончиться никогда. Нет никаких ощущений, нет радости, волнения, нигде не вспыхнуло и не зажглось. Будто бы я полено и этому полену пришло сообщение от дерева. Кстати, я тогда и вспомнила про ту комнату. Дерево там тоже было посажено. И обнаружила, что в комнате пусто вообще. Оказывается, уже не осталось никого. Ключ давно утерян и я туда сто лет не заходила. То ли забыла, то ли дел было много. И вот эти огромные чемоданы обид – они тоже пустые. Я давно уехала из места, где тщательно упаковала ручную кладь, а мои попутчики уже вышли на своих станциях. А мне все кажется, что мы в одном вагоне на соседних полках. Человека можно обидеть только тогда, когда он хочет обижаться. Когда ему выгодно быть обиженным. А если у человека нет необходимости оставаться несчастным и обделенным, то он этого или просто не заметит, или пошлет в жопу, быстро позабыв.
Бывает такое, что встречаешь вдруг на улице своего бывшего. Как раз в такой день, что вчера ты упала с лестницы, когда вешала шторы и ударилась глазом. Утром проснулась еле-еле, голова трещит, завтракать дома нечем. Вышла в чем была на пять минут за хлебушком, коленки на штанах, на голове вавилон, под глазом синяк. Думаешь еще: надо бы бутылки выкинуть от вина, а то уже три месяца со дня рождения валяются. И елку. И вот ты такая идешь, бутылки в сеточке, а навстречу он. И ведь ничего не докажешь, ничего. Лучше бы в этот момент случился нереальный взрыв самой водородной бомбы и всю улицу разметало на мелкие атомы. Так вот. Что хочу сказать. Я сейчас не знаю ни одного человека на свете, которого бы побоялась встретить в таком виде. С елкой. А как Майкл Джексон в клипе Jam я частенько танцую перед зеркалом в трусах и там не отражается никто, кроме меня. Я сама по себе ништяк, а не потому что надо кому-то ништяком казаться.
Когда моя мама говорит что-то такое, что несовместимо с жизнью, то я думаю, что очень хотела бы, чтобы мои дети мне все прощали. Любое слово, особенно когда стану старая и буду говорить что-то такое, что несовместимо с жизнью.
И вообще. Пусть нам прощают так, как мы прощаем им. Потому что мы тут все ужасно слабые и падкие на мелочные поступки. И не надо носить с собой эти дурацкие чемоданы. Хотя бы потому, что если руки заняты чем-то плохим, то в них невозможно взять что-то хорошее.
Пусть плачут те, кому мы не достались. Пусть сдохнут те, кто нас не захотел.
Они сидят такие, а я захожу. Очень красивая, очень. Тонкая, с хрупкими запястьями, летящие волосы, в глазах успех. Они все, глядя на меня, очень сожалеют, просто очень. Разговоры с ними точно не помню, но суть в том, что Алеся придет и всех накажет. Всех очень жестоко накажет. Отвечаю им всем хлестко, иронично, с хорошо поставленным юмором. Они теряются, что мне теперь сказать. А что скажешь, тут и так все понятно. Разговор котлет с небом. Все это немного напоминает прогулку на танке, я сижу в прицепе (чтобы было лучше видно) и грожу всем оттуда кулаком.
Или я пою песню на сцене какую-нибудь очень красивую песню, танцую при этом невероятно, как Майкл Джексон в клипе Jam, очень красивая, запястья еще тоньше, в глазах отражения каждого лица, сидящего в этом чертовом зрительном зале, где собрались мои обидчики. Бенефис Алеси Петровны «Я же вам говорила!», дополнительный четвертый концерт в Кремле, торопитесь, билетов нет вообще.
В свой день рождения я как-то раз получила одну смс. В ней были поздравления от одного человека. Я читала эту смс и думала только об одном: как же, блин, жалко, что она не пришла пару-тройку лет назад. Как же жалко, потому что вот сейчас я ничего не чувствую уже, ничего. То, что было – прошло вообще. Я и не заметила, когда закончилось чувство ужасной обиды, которое не должно было закончиться никогда. Нет никаких ощущений, нет радости, волнения, нигде не вспыхнуло и не зажглось. Будто бы я полено и этому полену пришло сообщение от дерева. Кстати, я тогда и вспомнила про ту комнату. Дерево там тоже было посажено. И обнаружила, что в комнате пусто вообще. Оказывается, уже не осталось никого. Ключ давно утерян и я туда сто лет не заходила. То ли забыла, то ли дел было много. И вот эти огромные чемоданы обид – они тоже пустые. Я давно уехала из места, где тщательно упаковала ручную кладь, а мои попутчики уже вышли на своих станциях. А мне все кажется, что мы в одном вагоне на соседних полках. Человека можно обидеть только тогда, когда он хочет обижаться. Когда ему выгодно быть обиженным. А если у человека нет необходимости оставаться несчастным и обделенным, то он этого или просто не заметит, или пошлет в жопу, быстро позабыв.
Бывает такое, что встречаешь вдруг на улице своего бывшего. Как раз в такой день, что вчера ты упала с лестницы, когда вешала шторы и ударилась глазом. Утром проснулась еле-еле, голова трещит, завтракать дома нечем. Вышла в чем была на пять минут за хлебушком, коленки на штанах, на голове вавилон, под глазом синяк. Думаешь еще: надо бы бутылки выкинуть от вина, а то уже три месяца со дня рождения валяются. И елку. И вот ты такая идешь, бутылки в сеточке, а навстречу он. И ведь ничего не докажешь, ничего. Лучше бы в этот момент случился нереальный взрыв самой водородной бомбы и всю улицу разметало на мелкие атомы. Так вот. Что хочу сказать. Я сейчас не знаю ни одного человека на свете, которого бы побоялась встретить в таком виде. С елкой. А как Майкл Джексон в клипе Jam я частенько танцую перед зеркалом в трусах и там не отражается никто, кроме меня. Я сама по себе ништяк, а не потому что надо кому-то ништяком казаться.
Когда моя мама говорит что-то такое, что несовместимо с жизнью, то я думаю, что очень хотела бы, чтобы мои дети мне все прощали. Любое слово, особенно когда стану старая и буду говорить что-то такое, что несовместимо с жизнью.
И вообще. Пусть нам прощают так, как мы прощаем им. Потому что мы тут все ужасно слабые и падкие на мелочные поступки. И не надо носить с собой эти дурацкие чемоданы. Хотя бы потому, что если руки заняты чем-то плохим, то в них невозможно взять что-то хорошее.
I used to have such a room. Such a room where all my offenders sat. Relatives (close and not so), ex-boyfriends, so-called friends and other officials. I came into this room every day before bedtime, it existed only in my head. People there were sitting on the walls on narrow uncomfortable benches and I told all of them what they had lost and how they would have to bite their own elbows before blood.
Let those we do not cry cry. Let those who did not want us die.
They sit like that, and I go. Very beautiful, very. Thin, with fragile wrists, flying hair, in the eyes of success. They are all looking at me, very sorry, just very. I don’t remember conversations with them, but the point is that Alesia will come and punish everyone. All very severely punish. I answer them all bitingly, ironically, with a good sense of humor. They get lost, what to say now. And what do you say, here and so everything is clear. Talk to meatballs with the sky. All this is a bit like walking in a tank, I sit in a trailer (so that I can see it better) and greet everyone with my fist.
Or I sing a song on stage some very beautiful song, while dancing incredibly, like Michael Jackson in the video clip Jam, very beautiful, my wrists are even thinner, in the eyes of the reflection of every person sitting in this damn auditorium, where my offenders gathered. Benefice Alesya Petrovna “I told you so!”, Additional fourth concert in the Kremlin, hurry, there are no tickets at all.
On my birthday, I once received one SMS. In it were greetings from one person. I read this text message and thought only about one thing: how damn, it’s a pity that she didn’t come a couple of years ago. What a pity, because now I feel nothing, nothing. What was - gone altogether. I did not notice when the feeling of terrible resentment ended, which should never have ended. There are no sensations, no joy, excitement, never flashed and ignited. As if I were a log and this log received a message from the tree. By the way, I then remembered that room. A tree was planted there too. And I found that the room is empty at all. It turns out that there is no one left. The key has been lost for a long time and I haven’t been there for a hundred years. Either forgot, or there was a lot of cases. And these huge suitcases of offenses - they are also empty. I had long since left the place where my hand luggage had been carefully packed, and my fellow travelers had already left at their stations. And everything seems to me that we are in the same carriage on the neighboring shelves. A person can be offended only when he wants to be offended. When it is profitable for him to be offended. And if a person does not need to remain unhappy and deprived, then he will either not notice or send it in the ass, quickly forgetting.
It happens that you meet suddenly on the street of your ex. Just on such a day that yesterday you fell from a ladder when you hung up curtains and hit your eye. In the morning I woke up barely, my head was bursting, there was nothing for breakfast at home. She came out in what was for five minutes for some bread, knees on pants, Babylon on her head, a bruise under the eye. You think also: it would be necessary to throw out bottles from wine, and that already three months from the date of a birth roll. And a Christmas tree. And so you go, the bottle in the reticulum, and to meet him. And you can’t prove anything, nothing. It would be better at this moment that an unreal explosion of the hydrogen bomb itself occurred and the whole street was dispersed into small atoms. So here. What I want to say. I now do not know a single person in the world who would be afraid to meet in this form. With a Christmas tree. And as Michael Jackson in the clip Jam, I often dance in front of a mirror in shorts and there is no reflection of anyone except me. I myself nishtyak, and not because it should be someone nishtyak seem.
When my mother says something that is incompatible with life, then I think I would very much like my children to forgive me. Any word, especially when I become old and say something that is incompatible with life.
And generally speaking. Let us be forgiven as we forgive them. Because we are all terribly weak and greedy for petty deeds. And do not carry these stupid suitcases with you. If only because if the hands are occupied with something bad, then it is impossible to take something good in them.
Let those we do not cry cry. Let those who did not want us die.
They sit like that, and I go. Very beautiful, very. Thin, with fragile wrists, flying hair, in the eyes of success. They are all looking at me, very sorry, just very. I don’t remember conversations with them, but the point is that Alesia will come and punish everyone. All very severely punish. I answer them all bitingly, ironically, with a good sense of humor. They get lost, what to say now. And what do you say, here and so everything is clear. Talk to meatballs with the sky. All this is a bit like walking in a tank, I sit in a trailer (so that I can see it better) and greet everyone with my fist.
Or I sing a song on stage some very beautiful song, while dancing incredibly, like Michael Jackson in the video clip Jam, very beautiful, my wrists are even thinner, in the eyes of the reflection of every person sitting in this damn auditorium, where my offenders gathered. Benefice Alesya Petrovna “I told you so!”, Additional fourth concert in the Kremlin, hurry, there are no tickets at all.
On my birthday, I once received one SMS. In it were greetings from one person. I read this text message and thought only about one thing: how damn, it’s a pity that she didn’t come a couple of years ago. What a pity, because now I feel nothing, nothing. What was - gone altogether. I did not notice when the feeling of terrible resentment ended, which should never have ended. There are no sensations, no joy, excitement, never flashed and ignited. As if I were a log and this log received a message from the tree. By the way, I then remembered that room. A tree was planted there too. And I found that the room is empty at all. It turns out that there is no one left. The key has been lost for a long time and I haven’t been there for a hundred years. Either forgot, or there was a lot of cases. And these huge suitcases of offenses - they are also empty. I had long since left the place where my hand luggage had been carefully packed, and my fellow travelers had already left at their stations. And everything seems to me that we are in the same carriage on the neighboring shelves. A person can be offended only when he wants to be offended. When it is profitable for him to be offended. And if a person does not need to remain unhappy and deprived, then he will either not notice or send it in the ass, quickly forgetting.
It happens that you meet suddenly on the street of your ex. Just on such a day that yesterday you fell from a ladder when you hung up curtains and hit your eye. In the morning I woke up barely, my head was bursting, there was nothing for breakfast at home. She came out in what was for five minutes for some bread, knees on pants, Babylon on her head, a bruise under the eye. You think also: it would be necessary to throw out bottles from wine, and that already three months from the date of a birth roll. And a Christmas tree. And so you go, the bottle in the reticulum, and to meet him. And you can’t prove anything, nothing. It would be better at this moment that an unreal explosion of the hydrogen bomb itself occurred and the whole street was dispersed into small atoms. So here. What I want to say. I now do not know a single person in the world who would be afraid to meet in this form. With a Christmas tree. And as Michael Jackson in the clip Jam, I often dance in front of a mirror in shorts and there is no reflection of anyone except me. I myself nishtyak, and not because it should be someone nishtyak seem.
When my mother says something that is incompatible with life, then I think I would very much like my children to forgive me. Any word, especially when I become old and say something that is incompatible with life.
And generally speaking. Let us be forgiven as we forgive them. Because we are all terribly weak and greedy for petty deeds. And do not carry these stupid suitcases with you. If only because if the hands are occupied with something bad, then it is impossible to take something good in them.
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Екатерина Дорошенко
