Один против всех: таков был мой девиз.
Дружба только подчеркивала ограниченность каждого.
Я завидовал прославленным узникам, писавшим в темницах на оберточной бумаге. Они приносили себя на алтарь ради современников, но были избавлены от общения с ними.
Человечество спит; ночь; жена и дети спят, а может, даже и умерли; хозяйка квартиры спит; сон вычеркнул меня из памяти всех. Вот это одиночество: два миллиарда людей улеглось, и я возвышаюсь над ними единственным дозорным.
... из разрозненных особей возникало единое скопище, в котором каждый терял себя.
Не разделяя ни желаний, ни надежд, ни радостей рода человеческого, я хладнокровно расточал себя во имя того, чтобы его пленять... Он был моим зрительным залом, зажженная рампа отделяла меня от него, ввергая в горделивое одиночество, всякий раз оборачивавшееся тоской... Однако в минуты озарения, которые повергали меня в отчаяние, я замечал, что роль у меня дутая: текст длинный, много выходов, но ни одной сцены, где я был бы пружиной действия...
На своем воздушном островке я первенствовал, я был вне конкурса; стоило поставить меня в обычные условия - и я оказался в числе последних.
... я был не прочь вернуться к своему одиночеству, я любил свой недуг. © Жан-Поль Сартр
Дружба только подчеркивала ограниченность каждого.
Я завидовал прославленным узникам, писавшим в темницах на оберточной бумаге. Они приносили себя на алтарь ради современников, но были избавлены от общения с ними.
Человечество спит; ночь; жена и дети спят, а может, даже и умерли; хозяйка квартиры спит; сон вычеркнул меня из памяти всех. Вот это одиночество: два миллиарда людей улеглось, и я возвышаюсь над ними единственным дозорным.
... из разрозненных особей возникало единое скопище, в котором каждый терял себя.
Не разделяя ни желаний, ни надежд, ни радостей рода человеческого, я хладнокровно расточал себя во имя того, чтобы его пленять... Он был моим зрительным залом, зажженная рампа отделяла меня от него, ввергая в горделивое одиночество, всякий раз оборачивавшееся тоской... Однако в минуты озарения, которые повергали меня в отчаяние, я замечал, что роль у меня дутая: текст длинный, много выходов, но ни одной сцены, где я был бы пружиной действия...
На своем воздушном островке я первенствовал, я был вне конкурса; стоило поставить меня в обычные условия - и я оказался в числе последних.
... я был не прочь вернуться к своему одиночеству, я любил свой недуг. © Жан-Поль Сартр
One against all: that was my motto.
Friendship only emphasized the limitations of each.
I envied the illustrious prisoners, writing in dungeons on brown paper. They brought themselves to the altar for the sake of contemporaries, but were spared from communicating with them.
Humanity is sleeping; night; the wife and children are sleeping, or maybe even dead; the landlady is sleeping; a dream erased me from the memory of everyone. This is loneliness: two billion people have settled down, and I rise above them the only guard.
... from scattered individuals a single gathering arose in which everyone lost himself.
Without sharing neither desires, nor hopes, nor the joys of the human race, I calmly squandered myself in the name of captivating him ... He was my auditorium, a lit ramp separated me from him, plunging into proud pride, each time turning into longing. .. However, in the moments of insight that plunged me into despair, I noticed that my role was hollow: the text is long, there are many exits, but not a single scene where I would be the spring of action ...
On my airy island I excelled, I was out of competition; it was worth putting me in normal conditions - and I was among the last.
... I was not averse to returning to my loneliness, I loved my affliction. © Jean-Paul Sartre
Friendship only emphasized the limitations of each.
I envied the illustrious prisoners, writing in dungeons on brown paper. They brought themselves to the altar for the sake of contemporaries, but were spared from communicating with them.
Humanity is sleeping; night; the wife and children are sleeping, or maybe even dead; the landlady is sleeping; a dream erased me from the memory of everyone. This is loneliness: two billion people have settled down, and I rise above them the only guard.
... from scattered individuals a single gathering arose in which everyone lost himself.
Without sharing neither desires, nor hopes, nor the joys of the human race, I calmly squandered myself in the name of captivating him ... He was my auditorium, a lit ramp separated me from him, plunging into proud pride, each time turning into longing. .. However, in the moments of insight that plunged me into despair, I noticed that my role was hollow: the text is long, there are many exits, but not a single scene where I would be the spring of action ...
On my airy island I excelled, I was out of competition; it was worth putting me in normal conditions - and I was among the last.
... I was not averse to returning to my loneliness, I loved my affliction. © Jean-Paul Sartre
У записи 3 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Gleb Sampoev
