К слову о загадочной русской душе....
Н. Бердяев. Русская идея. 1948 г.
"Русская мысль, русские искания начала XIX в. и начала XX в. свидетельствуют о существовании русской идеи, которая соответствует характеру и призванию русского народа.
Русский народ — религиозный по своему типу и по своей душевной структуре. Религиозное беспокойство свойственно и неверующим. Русские атеизм, нигилизм, материализм приобретали религиозную окраску. Русские люди из народного, трудового слоя, даже когда они ушли от православия, продолжали искать Бога и Божьей правды, искать смысла жизни. Русским чужд рафинированный скептицизм французов, они — верующие и тогда, когда исповедуют материалистический коммунизм. Даже у тех русских, которые не только не имеют православной веры, но даже воздвигают гонение на Православную церковь, остается в глубине души слой, формированный православием.
Русская идея — эсхатологическая, обращенная к концу. Отсюда русский максимализм. Но в русском сознании эсхатологическая идея принимает форму стремления ко всеобщему спасению. Русские люди любовь ставят выше справедливости. Русская религиозность носит соборный характер. Христиане Запада не знают такой коммюнотарности, которая свойственна русским. Все это — черты, находящие свое выражение не только в религиозных течениях, но и в течениях социальных. Известно, что главный праздник русского православия есть праздник Пасхи. Христианство понимается прежде всего, как религия Воскресения. Если брать православие не в его официальной, казенной, извращенной форме, то в нем больше свободы, больше чувства братства людей, больше доброты, больше истинного смирения, меньше властолюбия, чем в христианстве западном. За внешним иерархическим строем русские в последней глубине всегда были антииерархичны, почти анархичны.
У русского народа нет той любви к историческому величию, которым так пленены народы Запада. Народ, обладающий величайшим в мире государством, не любит государства и власти и устремлен к иному. Немцы давно уже построили теорию, что русский народ — народ женственный и душевный в противоположность мужестве иному и духовному немецкому народу. Мужественный дух немецкого народа должен овладеть женственной душой русского народа. С этой теорией связывалась и соответственная практика. Вся теория построена для оправдания германского империализма и германской воли к могуществу. В действительности русский народ всегда был способен к проявлению большой мужественности, и он это докажет и доказал уже германскому народу. В нем было богатырское начало. Русские искания носят не душевный, а духовный характер. Всякий народ должен быть муже-женственным, в нем должно быть соединение двух начал. Верно, что в германском народе есть преобладание мужественного начала, но это скорее уродство, чем качество, и это до добра не доводит. Эти суждения имеют, конечно, ограничительное значение. В эпоху немецкого романтизма проявилось и женственное начало. Но верно, что германская и русская идеи — противоположны. Германская идея есть идея господства, преобладания, могущества; русская же идея есть идея коммюнотарности и братства людей и народов. В Германии всегда был резкий дуализм между ее государством и милитаристическим и завоевательным духом и ее духовной культурой, огромной свободой ее мысли. Русские очень много получили от германской духовной культуры, особенно от ее великой философии, но германское государство есть исторический враг России. В самой германской мысли есть элемент, нам враждебный, особенно в Гегеле, в Ницше и, как это ни странно, в Марксе. Мы должны желать братских отношений с германским народом, который сотворил много великого, но при условии его отказа от воли к могуществу. Воле к могуществу и господству должна быть противопоставлена мужественная сила защиты.
У русских моральное сознание очень отличается от морального сознания западных людей, это сознание более христианское. Русские моральные оценки определяются по отношению к человеку, а не к отвлеченным началам собственности, государства, не к отвлеченному добру. У русских иное отношение к греху и преступлению, есть жалость к падшим, униженным, есть нелюбовь к величию. Русские менее семейственны, чем западные люди, но безмерно более коммюнотарны. Они ищут не столько организованного общества, сколько общности, общения, и они малопедагогичны. Русский парадокс заключается в том, что русский народ гораздо менее социализирован, чем народы Запада, но и гораздо более коммюнотарен, более открыт для общения. Возможна мутация и резкие изменения под влиянием революции. Это возможно и в результате русской революции. Но Божий замысел о народе остается тот же, и дело усилий свободы человека — оставаться верным этому замыслу.
Есть какая-то индетерминированность в жизни русского человека, которая малопонятна более рационально детерминированной жизни западного человека. Но эта индетерминированность открывает много возможностей. У русских нет таких делений, классификаций, группировок по разным сферам, как у западных людей, есть большая цельность. Но это же создает и трудности, возможность смешений.
Нужно помнить, что природа русского человека очень поляризованная. С одной стороны — смирение, отречение; с другой стороны — бунт, вызванный жалостью и требующий справедливости. С одной стороны — сострадательность, жалостливость; с другой стороны — возможность жестокости; с одной стороны — любовь к свободе, с другой — склонность к рабству. У русских — иное чувство земли, и самая земля иная, чем у Запада. Русским чужда мистика расы и крови, но очень близка мистика земли. Русский народ, по своей вечной идее, не любит устройства этого земного града и устремлен к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму, но Новый Иерусалим не оторван от огромной русской земли, он с ней связан, и она в него войдет. Для Нового Иерусалима необходима коммюнотарность, братство людей, и для этого необходимо еще пережить эпоху Духа Св., в которой будет новое откровение об обществе. В России это подготовлялось."
1948 Н. Бердяев
Н. Бердяев. Русская идея. 1948 г.
"Русская мысль, русские искания начала XIX в. и начала XX в. свидетельствуют о существовании русской идеи, которая соответствует характеру и призванию русского народа.
Русский народ — религиозный по своему типу и по своей душевной структуре. Религиозное беспокойство свойственно и неверующим. Русские атеизм, нигилизм, материализм приобретали религиозную окраску. Русские люди из народного, трудового слоя, даже когда они ушли от православия, продолжали искать Бога и Божьей правды, искать смысла жизни. Русским чужд рафинированный скептицизм французов, они — верующие и тогда, когда исповедуют материалистический коммунизм. Даже у тех русских, которые не только не имеют православной веры, но даже воздвигают гонение на Православную церковь, остается в глубине души слой, формированный православием.
Русская идея — эсхатологическая, обращенная к концу. Отсюда русский максимализм. Но в русском сознании эсхатологическая идея принимает форму стремления ко всеобщему спасению. Русские люди любовь ставят выше справедливости. Русская религиозность носит соборный характер. Христиане Запада не знают такой коммюнотарности, которая свойственна русским. Все это — черты, находящие свое выражение не только в религиозных течениях, но и в течениях социальных. Известно, что главный праздник русского православия есть праздник Пасхи. Христианство понимается прежде всего, как религия Воскресения. Если брать православие не в его официальной, казенной, извращенной форме, то в нем больше свободы, больше чувства братства людей, больше доброты, больше истинного смирения, меньше властолюбия, чем в христианстве западном. За внешним иерархическим строем русские в последней глубине всегда были антииерархичны, почти анархичны.
У русского народа нет той любви к историческому величию, которым так пленены народы Запада. Народ, обладающий величайшим в мире государством, не любит государства и власти и устремлен к иному. Немцы давно уже построили теорию, что русский народ — народ женственный и душевный в противоположность мужестве иному и духовному немецкому народу. Мужественный дух немецкого народа должен овладеть женственной душой русского народа. С этой теорией связывалась и соответственная практика. Вся теория построена для оправдания германского империализма и германской воли к могуществу. В действительности русский народ всегда был способен к проявлению большой мужественности, и он это докажет и доказал уже германскому народу. В нем было богатырское начало. Русские искания носят не душевный, а духовный характер. Всякий народ должен быть муже-женственным, в нем должно быть соединение двух начал. Верно, что в германском народе есть преобладание мужественного начала, но это скорее уродство, чем качество, и это до добра не доводит. Эти суждения имеют, конечно, ограничительное значение. В эпоху немецкого романтизма проявилось и женственное начало. Но верно, что германская и русская идеи — противоположны. Германская идея есть идея господства, преобладания, могущества; русская же идея есть идея коммюнотарности и братства людей и народов. В Германии всегда был резкий дуализм между ее государством и милитаристическим и завоевательным духом и ее духовной культурой, огромной свободой ее мысли. Русские очень много получили от германской духовной культуры, особенно от ее великой философии, но германское государство есть исторический враг России. В самой германской мысли есть элемент, нам враждебный, особенно в Гегеле, в Ницше и, как это ни странно, в Марксе. Мы должны желать братских отношений с германским народом, который сотворил много великого, но при условии его отказа от воли к могуществу. Воле к могуществу и господству должна быть противопоставлена мужественная сила защиты.
У русских моральное сознание очень отличается от морального сознания западных людей, это сознание более христианское. Русские моральные оценки определяются по отношению к человеку, а не к отвлеченным началам собственности, государства, не к отвлеченному добру. У русских иное отношение к греху и преступлению, есть жалость к падшим, униженным, есть нелюбовь к величию. Русские менее семейственны, чем западные люди, но безмерно более коммюнотарны. Они ищут не столько организованного общества, сколько общности, общения, и они малопедагогичны. Русский парадокс заключается в том, что русский народ гораздо менее социализирован, чем народы Запада, но и гораздо более коммюнотарен, более открыт для общения. Возможна мутация и резкие изменения под влиянием революции. Это возможно и в результате русской революции. Но Божий замысел о народе остается тот же, и дело усилий свободы человека — оставаться верным этому замыслу.
Есть какая-то индетерминированность в жизни русского человека, которая малопонятна более рационально детерминированной жизни западного человека. Но эта индетерминированность открывает много возможностей. У русских нет таких делений, классификаций, группировок по разным сферам, как у западных людей, есть большая цельность. Но это же создает и трудности, возможность смешений.
Нужно помнить, что природа русского человека очень поляризованная. С одной стороны — смирение, отречение; с другой стороны — бунт, вызванный жалостью и требующий справедливости. С одной стороны — сострадательность, жалостливость; с другой стороны — возможность жестокости; с одной стороны — любовь к свободе, с другой — склонность к рабству. У русских — иное чувство земли, и самая земля иная, чем у Запада. Русским чужда мистика расы и крови, но очень близка мистика земли. Русский народ, по своей вечной идее, не любит устройства этого земного града и устремлен к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму, но Новый Иерусалим не оторван от огромной русской земли, он с ней связан, и она в него войдет. Для Нового Иерусалима необходима коммюнотарность, братство людей, и для этого необходимо еще пережить эпоху Духа Св., в которой будет новое откровение об обществе. В России это подготовлялось."
1948 Н. Бердяев
Speaking of the mysterious Russian soul ....
N. Berdyaev. Russian idea. 1948
"Russian thought, Russian searches of the beginning of the 19th century and the beginning of the 20th century testify to the existence of the Russian idea, which corresponds to the character and calling of the Russian people.
The Russian people are religious in type and in their spiritual structure. Religious restlessness is also characteristic of unbelievers. Russian atheism, nihilism, materialism acquired a religious coloring. Russian people from the national, working stratum, even when they left Orthodoxy, continued to search for God and God's truth, to search for the meaning of life. Refined skepticism of the French is alien to Russians; they are believers even when they profess materialistic communism. Even for those Russians who not only do not have an Orthodox faith, but even erect persecution of the Orthodox Church, the layer formed by Orthodoxy remains at heart.
The Russian idea is an eschatological one, turned towards the end. Hence Russian maximalism. But in the Russian consciousness, the eschatological idea takes the form of a desire for universal salvation. Russian people put love above justice. Russian religiosity is of a cathedral nature. Western Christians do not know the communitarianism that is characteristic of Russians. All these are traits that find expression not only in religious movements, but also in social movements. It is known that the main holiday of Russian Orthodoxy is the Easter holiday. Christianity is understood primarily as the religion of the Resurrection. If we take Orthodoxy not in its official, official, perverted form, then there is more freedom in it, more feelings of brotherhood of people, more kindness, more true humility, less power loving than in Western Christianity. Behind the outer hierarchical system, the Russians in the last depth have always been anti-hierarchical, almost anarchistic.
The Russian people do not have the love of historical greatness with which the peoples of the West are so captivated. The people with the greatest state in the world do not like states and authorities and are striving for something else. The Germans have long built the theory that the Russian people are a feminine and spiritual people, as opposed to courage to another and spiritual German people. The courageous spirit of the German people must seize the feminine soul of the Russian people. Corresponding practice was associated with this theory. The whole theory is built to justify German imperialism and the German will to power. In reality, the Russian people have always been capable of displaying great masculinity, and they will prove it and have already proved it to the German people. It was a heroic beginning. Russian searches are not spiritual, but spiritual in nature. Every people should be masculine, it should be a combination of two principles. It is true that in the German people there is a predominance of courage, but this is more ugliness than quality, and it does not lead to good. These judgments are, of course, restrictive. In the era of German romanticism, a feminine beginning appeared. But it is true that the German and Russian ideas are opposite. The German idea is the idea of domination, dominance, power; the Russian idea is the idea of communitarianism and brotherhood of people and peoples. In Germany, there has always been a sharp dualism between its state and the militaristic and aggressive spirit and its spiritual culture, enormous freedom of thought. The Russians have received a lot from the German spiritual culture, especially from its great philosophy, but the German state is the historical enemy of Russia. There is an element in German thought itself that is hostile to us, especially in Hegel, in Nietzsche and, oddly enough, in Marx. We must wish fraternal relations with the German people, who have done a lot of great things, but subject to their refusal of will to power. The will to power and domination must be opposed by the courageous power of defense.
In Russians, moral consciousness is very different from the moral consciousness of Western people, this consciousness is more Christian. Russian moral assessments are defined in relation to a person, and not to the abstract principles of property, of the state, not to abstract good. The Russians have a different attitude towards sin and crime, there is pity for the fallen, humiliated, there is a dislike for greatness. Russians are less familial than Westerners, but immensely more communitarian. They are looking not so much for an organized society as for community, communication, and they are not very pedagogical. The Russian paradox is that the Russian people are much less socialized than the peoples of the West, but also much more communitarian, more open to communication. Mutation and abrupt changes are possible under the influence of revolution. This is also possible as a result of the Russian revolution. But God's plan for the people remains the same, and the work of human freedom efforts is to remain true to this plan.
There is some indeterminacy in the life of a Russian person, which is obscure to the more rationally determined life of a Western person. But this indeterminacy opens up many possibilities. Russians don’t have such divisions, classifications, groupings in different areas, like Western people,
N. Berdyaev. Russian idea. 1948
"Russian thought, Russian searches of the beginning of the 19th century and the beginning of the 20th century testify to the existence of the Russian idea, which corresponds to the character and calling of the Russian people.
The Russian people are religious in type and in their spiritual structure. Religious restlessness is also characteristic of unbelievers. Russian atheism, nihilism, materialism acquired a religious coloring. Russian people from the national, working stratum, even when they left Orthodoxy, continued to search for God and God's truth, to search for the meaning of life. Refined skepticism of the French is alien to Russians; they are believers even when they profess materialistic communism. Even for those Russians who not only do not have an Orthodox faith, but even erect persecution of the Orthodox Church, the layer formed by Orthodoxy remains at heart.
The Russian idea is an eschatological one, turned towards the end. Hence Russian maximalism. But in the Russian consciousness, the eschatological idea takes the form of a desire for universal salvation. Russian people put love above justice. Russian religiosity is of a cathedral nature. Western Christians do not know the communitarianism that is characteristic of Russians. All these are traits that find expression not only in religious movements, but also in social movements. It is known that the main holiday of Russian Orthodoxy is the Easter holiday. Christianity is understood primarily as the religion of the Resurrection. If we take Orthodoxy not in its official, official, perverted form, then there is more freedom in it, more feelings of brotherhood of people, more kindness, more true humility, less power loving than in Western Christianity. Behind the outer hierarchical system, the Russians in the last depth have always been anti-hierarchical, almost anarchistic.
The Russian people do not have the love of historical greatness with which the peoples of the West are so captivated. The people with the greatest state in the world do not like states and authorities and are striving for something else. The Germans have long built the theory that the Russian people are a feminine and spiritual people, as opposed to courage to another and spiritual German people. The courageous spirit of the German people must seize the feminine soul of the Russian people. Corresponding practice was associated with this theory. The whole theory is built to justify German imperialism and the German will to power. In reality, the Russian people have always been capable of displaying great masculinity, and they will prove it and have already proved it to the German people. It was a heroic beginning. Russian searches are not spiritual, but spiritual in nature. Every people should be masculine, it should be a combination of two principles. It is true that in the German people there is a predominance of courage, but this is more ugliness than quality, and it does not lead to good. These judgments are, of course, restrictive. In the era of German romanticism, a feminine beginning appeared. But it is true that the German and Russian ideas are opposite. The German idea is the idea of domination, dominance, power; the Russian idea is the idea of communitarianism and brotherhood of people and peoples. In Germany, there has always been a sharp dualism between its state and the militaristic and aggressive spirit and its spiritual culture, enormous freedom of thought. The Russians have received a lot from the German spiritual culture, especially from its great philosophy, but the German state is the historical enemy of Russia. There is an element in German thought itself that is hostile to us, especially in Hegel, in Nietzsche and, oddly enough, in Marx. We must wish fraternal relations with the German people, who have done a lot of great things, but subject to their refusal of will to power. The will to power and domination must be opposed by the courageous power of defense.
In Russians, moral consciousness is very different from the moral consciousness of Western people, this consciousness is more Christian. Russian moral assessments are defined in relation to a person, and not to the abstract principles of property, of the state, not to abstract good. The Russians have a different attitude towards sin and crime, there is pity for the fallen, humiliated, there is a dislike for greatness. Russians are less familial than Westerners, but immensely more communitarian. They are looking not so much for an organized society as for community, communication, and they are not very pedagogical. The Russian paradox is that the Russian people are much less socialized than the peoples of the West, but also much more communitarian, more open to communication. Mutation and abrupt changes are possible under the influence of revolution. This is also possible as a result of the Russian revolution. But God's plan for the people remains the same, and the work of human freedom efforts is to remain true to this plan.
There is some indeterminacy in the life of a Russian person, which is obscure to the more rationally determined life of a Western person. But this indeterminacy opens up many possibilities. Russians don’t have such divisions, classifications, groupings in different areas, like Western people,
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Митя Добросердов
