ГОРОД ПИТЕР
человечнее города Москвы и, кажется, не так оголтел в исступленной пошлости; с Питером у меня более церемонные отношения, чем, скажем, с городом Киевом, только потому, что в нем никто никогда не разбивал мне сердца - девочки изучают географию кожей, обязательно должно быть какое-нибудь кафе, где вы разговаривали до четырех утра, какая-нибудь улица, где ты читала, а он не приехал, какой-нибудь перрон-на-который-вы-как-то-влетели-а-поезд-уходит-уже-в-закат-как-тяжелая-сытая-анаконда; в Питере есть ресторан, где Эльвира Павловна выпила как-то шестнадцать текил, шла потом и просила меня спеть с нею, мост, который я фотографировала как-то летом, разлегшись на асфальте, колокольня, на которую мы как-то с С. поднялись в шесть утра и звонили, и звон ложился слоями на заледеневшую реку, зал, где мы с Полиной выступали, салон красоты, где меня дважды сделали девочкой-в-локонах, кинотеатр, где мы как-то большой компанией смотрели "Дневной дозор", рыдая и ухая, а теперь вот еще парк за Русским музеем, через который мы шли в метель, и оранжевый свет просеивался сквозь снег, и все было таким, как будто кто-то трясет и трясет твою планетку, как стеклянный шарик с хлопьями, потом замирает и глядит, как ты стоишь у фонаря в белых кедах, фиолетовых митенках без пальцев, серой расташапке грубой вязки, с индийской лоскутной сумкой через плечо, и Я., укутанный так, будто он космонавт в скафандре без шлема, как ни нажимает на затвор фотоаппарата, так ты обязательно ржешь, или тупишь, или нерезкая.
(с)Вера Полозкова
Ну вы поняли. Уже в понедельник буду на Ваське.
человечнее города Москвы и, кажется, не так оголтел в исступленной пошлости; с Питером у меня более церемонные отношения, чем, скажем, с городом Киевом, только потому, что в нем никто никогда не разбивал мне сердца - девочки изучают географию кожей, обязательно должно быть какое-нибудь кафе, где вы разговаривали до четырех утра, какая-нибудь улица, где ты читала, а он не приехал, какой-нибудь перрон-на-который-вы-как-то-влетели-а-поезд-уходит-уже-в-закат-как-тяжелая-сытая-анаконда; в Питере есть ресторан, где Эльвира Павловна выпила как-то шестнадцать текил, шла потом и просила меня спеть с нею, мост, который я фотографировала как-то летом, разлегшись на асфальте, колокольня, на которую мы как-то с С. поднялись в шесть утра и звонили, и звон ложился слоями на заледеневшую реку, зал, где мы с Полиной выступали, салон красоты, где меня дважды сделали девочкой-в-локонах, кинотеатр, где мы как-то большой компанией смотрели "Дневной дозор", рыдая и ухая, а теперь вот еще парк за Русским музеем, через который мы шли в метель, и оранжевый свет просеивался сквозь снег, и все было таким, как будто кто-то трясет и трясет твою планетку, как стеклянный шарик с хлопьями, потом замирает и глядит, как ты стоишь у фонаря в белых кедах, фиолетовых митенках без пальцев, серой расташапке грубой вязки, с индийской лоскутной сумкой через плечо, и Я., укутанный так, будто он космонавт в скафандре без шлема, как ни нажимает на затвор фотоаппарата, так ты обязательно ржешь, или тупишь, или нерезкая.
(с)Вера Полозкова
Ну вы поняли. Уже в понедельник буду на Ваське.
CITY PETER
more humane than the city of Moscow and, it seems, not so frantic in frenzied vulgarity; I have a more ceremonial relationship with Peter than, say, with the city of Kiev, just because no one has ever broken my heart in it - girls study geography with their skin, there must be some cafe where you talked until four in the morning, which -Never the street where you read, but he didn’t come, some platform-on-which-you-somehow-flew-and-train-leaves-already-in-the-sunset-like-heavy-well-fed anaconda; in St. Petersburg there is a restaurant where Elvira Pavlovna drank somehow sixteen tequila, then she walked and asked me to sing with her, the bridge that I photographed one summer, lying on the pavement, the bell tower, which we climbed with S. at six in the morning they called and the ring lay in layers on the icy river, the hall where Polina and I performed, a beauty salon, where I was twice made a girl-in-locks, a movie theater, where we watched the Day Watch as a big company, sobbing and hooting, and now here’s the park behind the Russian Museum, through which we walked into a blizzard, and orange the light was sifted through the snow, and everything was as if someone was shaking and shaking your planet, like a glass ball with cereal, then freezes and watches you standing at the lantern in white sneakers, purple fingerless mitts, a gray raspashka rough mating, with an Indian patchwork bag over his shoulder, and Ya., wrapped up as if he was an astronaut in a spacesuit without a helmet, no matter how you press the shutter of the camera, so you are necessarily laughing, or blunt, or unsharp.
(c) Vera Polozkova
Well, you get the point. Already on Monday I will be on Vaska.
more humane than the city of Moscow and, it seems, not so frantic in frenzied vulgarity; I have a more ceremonial relationship with Peter than, say, with the city of Kiev, just because no one has ever broken my heart in it - girls study geography with their skin, there must be some cafe where you talked until four in the morning, which -Never the street where you read, but he didn’t come, some platform-on-which-you-somehow-flew-and-train-leaves-already-in-the-sunset-like-heavy-well-fed anaconda; in St. Petersburg there is a restaurant where Elvira Pavlovna drank somehow sixteen tequila, then she walked and asked me to sing with her, the bridge that I photographed one summer, lying on the pavement, the bell tower, which we climbed with S. at six in the morning they called and the ring lay in layers on the icy river, the hall where Polina and I performed, a beauty salon, where I was twice made a girl-in-locks, a movie theater, where we watched the Day Watch as a big company, sobbing and hooting, and now here’s the park behind the Russian Museum, through which we walked into a blizzard, and orange the light was sifted through the snow, and everything was as if someone was shaking and shaking your planet, like a glass ball with cereal, then freezes and watches you standing at the lantern in white sneakers, purple fingerless mitts, a gray raspashka rough mating, with an Indian patchwork bag over his shoulder, and Ya., wrapped up as if he was an astronaut in a spacesuit without a helmet, no matter how you press the shutter of the camera, so you are necessarily laughing, or blunt, or unsharp.
(c) Vera Polozkova
Well, you get the point. Already on Monday I will be on Vaska.
У записи 13 лайков,
0 репостов,
254 просмотров.
0 репостов,
254 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Евгений Тумило
