- Тш-ш-ш, тш-ш-ш, - шептал рогоз в низине возле пруда. Подхваченные ветром пушинки взмывали вверх, танцуя под незатейливый мотив.
- Фью-ить, фью-ить, - отзывался тростник, провожая путешественниц.
- Ти-линь, ти-линь, - нежно позванивал колокольчик на цветущей яблоне, млея от невесомых поглаживаний ветерка. С дерева медленно осыпались лепестки. Нежная сладость разливалась в воздухе.
- Кап-кап-кап, - небольшой фонтанчик, искрясь на солнце, подбрасывал вверх сияющие капли. Водяные искры, играя, зажигали небольшие радуги.
На покрытый водой приступок фонтана села птица.
- Ци-ци-кее-кее, - запела она. Бурая головка поворачивалась вправо-влево.
- Джив-джив-тиу-тиу-тиу, - засвистела вторая, подлетев к товарке и приседая на мелководье. Взъерошилась, затрясла распушенными перьями, стараясь равномерно их смочить.
Тихая песня флейты дополняла звуки сада, связывая в единую чарующую мелодию шорохи, скрипы, звон, плеск и трели. Мелодия будто жила, дышала, касалась души, проникала в самое сердце, заставляла замирать от осознания хрупкости и сиюминутности красоты.
Молодой темноволосый эльф сидел у ограды, оплетенной вьюнком. Тонкие пальцы бежали вслед за дыханием флейты, создавая ту самую завораживающую песню.
Закончив, он отложил инструмент, запрокинул назад голову и со вздохом произнес:
- Отвратительно.
Это всё было не то. Нужно было что-то новое. Что-то ломающее музыкальные устои, выходящее за границы привычного, переворачивающее основы.
Он чувствовал это. Он знал это. Он болел этим.
День за днем, месяц за месяцем, год за годом, он искал это «другое». Проштудировал все рукописи древние и современные. Освоил все инструменты существующие и давно забытые. Изучил народные мотивы всех рас от гномов до оборотней. Это всё было не то.
Он худел, бледнел, ничего не ел, погружался в тоску и выныривал из уныния, осененный догадками. Однажды у него даже появилась щетина, как показатель совершеннейшего безразличия к собственной внешности.
Отец переживал. Поддерживал все его идеи, не вмешивался в дела (ну, кроме случая со щетиной), оплачивал любых учителей, добывал редкие свитки, благо финансовое состояние их семьи позволяло не думать о заработке. Но это всё было не то.
Вереарина разрывало на части от безысходности. Волны отчаяния и хандры накатывали всё чаще и оставались всё дольше. И ничего не могло этого изменить. Он чувствовал себя случайной грозовой тучей на сияющем небосклоне – таким же нелепым и жалким, обреченным на исчезновение, опаленным жалящими солнечными лучами, не пролившимся живительным дождем, не принесшим обновления, а бессмысленно потратившим свою жизнь на поиски неизвестного.
Пальцы с силой сжали флейту. Ни в чем не повинный инструмент полетел в фонтан, распугав купающихся буроголовок.
- Отвратительно. Просто ужасно, - повторил Вереарин.
- Вроде ничего так, - со стороны дома раздался глуховатый голос. Похоже его обладатель недавно болел. – Слышал я игру и похуже.
От этой откровенной насмешки эльф встрепенулся. Его игра прекрасна, волшебна, идеальна. Если и была когда-то магия музыки, то он приблизился к ней вплотную. Оставался только шаг… до чего-то «другого».
- Чего тебе надо? – грубо спросил Вереарин.
Парнишка в потрепанной одежде с любопытством смотрел на него, перекатывая в ладонях сочное яблоко из отцовских запасов, какими угощают гостей Дома.
- Выход в той стороне, - сделал выводы представитель остроухого народа, махнул рукой в нужном направлении и отвернулся. Тратить время на перепалку не хотелось. Да и настроение не располагало.
- Да ладно тебе, чего убиваешься? Немного потренируешься, и всё получится, - не отставал пришелец, надкусив яблоко и смачно захрустев им.
Смачно! Отцовским яблоком! Элитный эльфийский сорт! Такие даже на императорской кухне нарезаются полупрозрачными ломтиками, чтобы ощутить каждый вкусовой нюанс. А этот бродяга просто его смачно жрёт! И что значит «потренируешься»?
Глаза Вереарина налились кровью. Дальнее родство с вампирами, забытое даже в семейной хронологии, внезапно проявилось в последнем представителе рода Митакиритан. Он резко вскочил и навис над обидчиком. Парнишка оказался мелким и худосочным, даром, что языкастый.
- Ты чего? – отшатнулся пришелец. – Не нервничай, ладно. А то давление подскочило, венки в глазах полопались, - тараторил, отходя назад, паренек.
Вереарин молчал, пытаясь успокоиться. Прикрыл глаза и глубоко задышал. Злость схлынула.
- Но ведь скучноватая мелодия-то, - уже от поворота на тропинку к выходу крикнул этот… этот… единомышленник?
- Знаю, - осел на землю музыкант, обнял колени и затосковал с новой силой. – Я бьюсь над этим уже много лет. Я знаю о музыке всё, я изучил все доступные источники, я играю на всех существующих инструментах… Но она всё равно скучноватая.
И будто плотина прорвалась. Вереарин заговорил. Заговорил о музыке так, как никогда и ни с кем не разговаривал, зная, что его не поймут. Со словами выплескивались боль, тоска, отчаяние. В какой момент рядом устроился отцовский гость, он не заметил, только почувствовал молчаливую поддержку. Вереарин говорил, говорил и говорил. Перескакивал с темы на тему, напевал и наигрывал кусочки произведений, насвистывал простенькие и сложные мотивы. И чувствовал. Чувствовал, что сейчас его понимают.
Солнце вызолотило верхушки деревьев. От пруда тянуло сыростью. Чиркали в воздухе птицы, охотясь на мошкару. Вечер вступал в свои права, и звуки сада один за другим затихали, погружаясь в дрёму, пока не остались только шелест листьев и журчание фонтанчика.
- Сложный случай, - нарушил тишину пришелец. – Но у меня есть для тебя подарок. Только глаза закрой, - юноша вскочил и засуетился.
Вереарин послушно закрыл глаза. Обессиленный разговором, он воспринимал все отрешенно и даже равнодушно.
Что-то холодное коснулось уха, скользнуло внутрь и устроилось там. Рефлекторная попытка вытряхнуть была остановлена возмущенным возгласом. Со вторым ухом проделали туже процедуру. А потом…
Мир осыпался осколками, разбился, исчез, собрался в новую картинку и рассыпался снова. Мир разрушался и раз за разом возникал вновь – новыми образами, неожиданными ракурсами, незавершенными и цельными одновременно. Музыка. Нет! Первозданный хаос в чистом виде. И жизнь. И смерть всего живого. И любовь. И тоска. Грубо порванные на куски чувства кружились в хороводе, увлекая за собой, сводя с ума, заставляя умирать и возрождаться.
Тишина обрушилась на него внезапно. Оглушила, перевернула душу, возвращая ее обратно.
- Пожалуй, для первого раза слишком, - раздалось рядом. Вереарин перевел непонимающий взгляд на собеседника. Перед глазами стояли образы, рожденные Музыкой.
- Ну, всё ясно. Объект в трансе, - убирая в сумку черную коробочку, пробормотал парнишка и двинулся в сторону выход.
Музыка! Это же его музыка. И вот она уходит!
- Стой! – подскочил эльф. – Что это? Дай мне! Я всё что хочешь сделаю, только верни музыку, - он готов был умолять, валяться в ногах, отдать все состояние Рода только бы слушать еще. Только бы понять. Разобрать на составные части, воспроизвести, сложить вместе уже самостоятельно.
- Да не паникуй, - улыбнулся парнишка. - Ты пока приди в себя, переспи с этой мыслью, а я завтра к твоему отцу опять приду, потом к тебе зайду и поговорим.
И он ушел. Скрылся за поворотом, унося с собой чудо, отголоски которого крутились в голове, плескались в крови, выдыхались с воздухом. Чудо, которое он так долго искал.
Потянулись часы, дни, недели. Парнишка приходил со своей коробочкой и давал послушать одну-две песни через «наушники», рассказывал о несуществующих музыкальных инструментах, что-то неумело рисовал на песке.
Вереарин сразу понял, что тот не музыкант. Он не знал даже основ, не понимал вопросов. Как же остро эльф жалел, что этот драконий артефакт «телефон» не может сам рассказать о себе. Он так хотел впитать в себя все эти знания, приспособить для себя и принести миру. Но не мог. Другие инструменты, другие принципы музыкальной грамоты, всё другое.
Прошел месяц. За пределами волшебного сада стояла зима. А в душе молодого эльфа росло отчаяние. Попытки сделать «гитару» провалились. Руки музыканта не приспособлены к плотницкому делу. Да и с размерами было не угадать. Не было струн, чтобы звенели. Не было магии, которая бы дала «электричество».
Дарэн запретил показывать кому-либо «телефон». Сказал, что заберет навсегда, если только Вереарин проговорится. Поэтому эльф сам корпел над рисунками, выверяя форму, определяя как должен распространяться звук, заказывал у плотников новые и новые модели. Но всё было не то.
Прошло еще два месяца. Прототип «гитары» был готов. Настал черед струн. Различные гномьи сплавы были заказаны птичьей почтой. Поставщики ждали только скорого окончания весенней распутицы. А пока Вереарин не расставался с новым инструментом, приладив к нему нити из бараньих кишок. И тренировался, тренировался, тренировался. Чудесный артефакт содержал в себе учебник по игре на гитаре. Правда, на забытом драконьем языке, который с трудом разбирал Дарэн. Зато с картинками!
Беря в руки гитару, Вереарин обретал упоительное чувство полёта души, счастья, радости. Поначалу пальцы не гнулись, но он как ребенок гордился каждому удачно воспроизведенному аккорду. Но всё быстрее и быстрее летали руки над струнами. Всё чище и чище звучали мелодии погибших драконов. Но как мог мир забыть о такой музыке?
Наконец, дороги просохли. С обозами привезли необходимые металлы.
- Завтра, Дарэн, уже завтра мы займемся струнами!
- Ты займешься, - виноватый взгляд. – Мне пора уходить. Возьми, - в протянутой руке лежал артефакт с наушниками. – Ты уже научился им пользоваться. А мне он больше, наверное, не понадобится.
- Но… - Вереарин инстинктивно протянул руку и ощутил привычную за эти месяцы тяжесть.
- Да ладно тебе, чего убиваешься? Немного потренируешься, и всё получится, - невесело пошутил Дарэн, направляя мысли к моменту их знакомства. – Ну, мне пора, - он развернулся пошел к выходу.
Эльф стоял и
- Фью-ить, фью-ить, - отзывался тростник, провожая путешественниц.
- Ти-линь, ти-линь, - нежно позванивал колокольчик на цветущей яблоне, млея от невесомых поглаживаний ветерка. С дерева медленно осыпались лепестки. Нежная сладость разливалась в воздухе.
- Кап-кап-кап, - небольшой фонтанчик, искрясь на солнце, подбрасывал вверх сияющие капли. Водяные искры, играя, зажигали небольшие радуги.
На покрытый водой приступок фонтана села птица.
- Ци-ци-кее-кее, - запела она. Бурая головка поворачивалась вправо-влево.
- Джив-джив-тиу-тиу-тиу, - засвистела вторая, подлетев к товарке и приседая на мелководье. Взъерошилась, затрясла распушенными перьями, стараясь равномерно их смочить.
Тихая песня флейты дополняла звуки сада, связывая в единую чарующую мелодию шорохи, скрипы, звон, плеск и трели. Мелодия будто жила, дышала, касалась души, проникала в самое сердце, заставляла замирать от осознания хрупкости и сиюминутности красоты.
Молодой темноволосый эльф сидел у ограды, оплетенной вьюнком. Тонкие пальцы бежали вслед за дыханием флейты, создавая ту самую завораживающую песню.
Закончив, он отложил инструмент, запрокинул назад голову и со вздохом произнес:
- Отвратительно.
Это всё было не то. Нужно было что-то новое. Что-то ломающее музыкальные устои, выходящее за границы привычного, переворачивающее основы.
Он чувствовал это. Он знал это. Он болел этим.
День за днем, месяц за месяцем, год за годом, он искал это «другое». Проштудировал все рукописи древние и современные. Освоил все инструменты существующие и давно забытые. Изучил народные мотивы всех рас от гномов до оборотней. Это всё было не то.
Он худел, бледнел, ничего не ел, погружался в тоску и выныривал из уныния, осененный догадками. Однажды у него даже появилась щетина, как показатель совершеннейшего безразличия к собственной внешности.
Отец переживал. Поддерживал все его идеи, не вмешивался в дела (ну, кроме случая со щетиной), оплачивал любых учителей, добывал редкие свитки, благо финансовое состояние их семьи позволяло не думать о заработке. Но это всё было не то.
Вереарина разрывало на части от безысходности. Волны отчаяния и хандры накатывали всё чаще и оставались всё дольше. И ничего не могло этого изменить. Он чувствовал себя случайной грозовой тучей на сияющем небосклоне – таким же нелепым и жалким, обреченным на исчезновение, опаленным жалящими солнечными лучами, не пролившимся живительным дождем, не принесшим обновления, а бессмысленно потратившим свою жизнь на поиски неизвестного.
Пальцы с силой сжали флейту. Ни в чем не повинный инструмент полетел в фонтан, распугав купающихся буроголовок.
- Отвратительно. Просто ужасно, - повторил Вереарин.
- Вроде ничего так, - со стороны дома раздался глуховатый голос. Похоже его обладатель недавно болел. – Слышал я игру и похуже.
От этой откровенной насмешки эльф встрепенулся. Его игра прекрасна, волшебна, идеальна. Если и была когда-то магия музыки, то он приблизился к ней вплотную. Оставался только шаг… до чего-то «другого».
- Чего тебе надо? – грубо спросил Вереарин.
Парнишка в потрепанной одежде с любопытством смотрел на него, перекатывая в ладонях сочное яблоко из отцовских запасов, какими угощают гостей Дома.
- Выход в той стороне, - сделал выводы представитель остроухого народа, махнул рукой в нужном направлении и отвернулся. Тратить время на перепалку не хотелось. Да и настроение не располагало.
- Да ладно тебе, чего убиваешься? Немного потренируешься, и всё получится, - не отставал пришелец, надкусив яблоко и смачно захрустев им.
Смачно! Отцовским яблоком! Элитный эльфийский сорт! Такие даже на императорской кухне нарезаются полупрозрачными ломтиками, чтобы ощутить каждый вкусовой нюанс. А этот бродяга просто его смачно жрёт! И что значит «потренируешься»?
Глаза Вереарина налились кровью. Дальнее родство с вампирами, забытое даже в семейной хронологии, внезапно проявилось в последнем представителе рода Митакиритан. Он резко вскочил и навис над обидчиком. Парнишка оказался мелким и худосочным, даром, что языкастый.
- Ты чего? – отшатнулся пришелец. – Не нервничай, ладно. А то давление подскочило, венки в глазах полопались, - тараторил, отходя назад, паренек.
Вереарин молчал, пытаясь успокоиться. Прикрыл глаза и глубоко задышал. Злость схлынула.
- Но ведь скучноватая мелодия-то, - уже от поворота на тропинку к выходу крикнул этот… этот… единомышленник?
- Знаю, - осел на землю музыкант, обнял колени и затосковал с новой силой. – Я бьюсь над этим уже много лет. Я знаю о музыке всё, я изучил все доступные источники, я играю на всех существующих инструментах… Но она всё равно скучноватая.
И будто плотина прорвалась. Вереарин заговорил. Заговорил о музыке так, как никогда и ни с кем не разговаривал, зная, что его не поймут. Со словами выплескивались боль, тоска, отчаяние. В какой момент рядом устроился отцовский гость, он не заметил, только почувствовал молчаливую поддержку. Вереарин говорил, говорил и говорил. Перескакивал с темы на тему, напевал и наигрывал кусочки произведений, насвистывал простенькие и сложные мотивы. И чувствовал. Чувствовал, что сейчас его понимают.
Солнце вызолотило верхушки деревьев. От пруда тянуло сыростью. Чиркали в воздухе птицы, охотясь на мошкару. Вечер вступал в свои права, и звуки сада один за другим затихали, погружаясь в дрёму, пока не остались только шелест листьев и журчание фонтанчика.
- Сложный случай, - нарушил тишину пришелец. – Но у меня есть для тебя подарок. Только глаза закрой, - юноша вскочил и засуетился.
Вереарин послушно закрыл глаза. Обессиленный разговором, он воспринимал все отрешенно и даже равнодушно.
Что-то холодное коснулось уха, скользнуло внутрь и устроилось там. Рефлекторная попытка вытряхнуть была остановлена возмущенным возгласом. Со вторым ухом проделали туже процедуру. А потом…
Мир осыпался осколками, разбился, исчез, собрался в новую картинку и рассыпался снова. Мир разрушался и раз за разом возникал вновь – новыми образами, неожиданными ракурсами, незавершенными и цельными одновременно. Музыка. Нет! Первозданный хаос в чистом виде. И жизнь. И смерть всего живого. И любовь. И тоска. Грубо порванные на куски чувства кружились в хороводе, увлекая за собой, сводя с ума, заставляя умирать и возрождаться.
Тишина обрушилась на него внезапно. Оглушила, перевернула душу, возвращая ее обратно.
- Пожалуй, для первого раза слишком, - раздалось рядом. Вереарин перевел непонимающий взгляд на собеседника. Перед глазами стояли образы, рожденные Музыкой.
- Ну, всё ясно. Объект в трансе, - убирая в сумку черную коробочку, пробормотал парнишка и двинулся в сторону выход.
Музыка! Это же его музыка. И вот она уходит!
- Стой! – подскочил эльф. – Что это? Дай мне! Я всё что хочешь сделаю, только верни музыку, - он готов был умолять, валяться в ногах, отдать все состояние Рода только бы слушать еще. Только бы понять. Разобрать на составные части, воспроизвести, сложить вместе уже самостоятельно.
- Да не паникуй, - улыбнулся парнишка. - Ты пока приди в себя, переспи с этой мыслью, а я завтра к твоему отцу опять приду, потом к тебе зайду и поговорим.
И он ушел. Скрылся за поворотом, унося с собой чудо, отголоски которого крутились в голове, плескались в крови, выдыхались с воздухом. Чудо, которое он так долго искал.
Потянулись часы, дни, недели. Парнишка приходил со своей коробочкой и давал послушать одну-две песни через «наушники», рассказывал о несуществующих музыкальных инструментах, что-то неумело рисовал на песке.
Вереарин сразу понял, что тот не музыкант. Он не знал даже основ, не понимал вопросов. Как же остро эльф жалел, что этот драконий артефакт «телефон» не может сам рассказать о себе. Он так хотел впитать в себя все эти знания, приспособить для себя и принести миру. Но не мог. Другие инструменты, другие принципы музыкальной грамоты, всё другое.
Прошел месяц. За пределами волшебного сада стояла зима. А в душе молодого эльфа росло отчаяние. Попытки сделать «гитару» провалились. Руки музыканта не приспособлены к плотницкому делу. Да и с размерами было не угадать. Не было струн, чтобы звенели. Не было магии, которая бы дала «электричество».
Дарэн запретил показывать кому-либо «телефон». Сказал, что заберет навсегда, если только Вереарин проговорится. Поэтому эльф сам корпел над рисунками, выверяя форму, определяя как должен распространяться звук, заказывал у плотников новые и новые модели. Но всё было не то.
Прошло еще два месяца. Прототип «гитары» был готов. Настал черед струн. Различные гномьи сплавы были заказаны птичьей почтой. Поставщики ждали только скорого окончания весенней распутицы. А пока Вереарин не расставался с новым инструментом, приладив к нему нити из бараньих кишок. И тренировался, тренировался, тренировался. Чудесный артефакт содержал в себе учебник по игре на гитаре. Правда, на забытом драконьем языке, который с трудом разбирал Дарэн. Зато с картинками!
Беря в руки гитару, Вереарин обретал упоительное чувство полёта души, счастья, радости. Поначалу пальцы не гнулись, но он как ребенок гордился каждому удачно воспроизведенному аккорду. Но всё быстрее и быстрее летали руки над струнами. Всё чище и чище звучали мелодии погибших драконов. Но как мог мир забыть о такой музыке?
Наконец, дороги просохли. С обозами привезли необходимые металлы.
- Завтра, Дарэн, уже завтра мы займемся струнами!
- Ты займешься, - виноватый взгляд. – Мне пора уходить. Возьми, - в протянутой руке лежал артефакт с наушниками. – Ты уже научился им пользоваться. А мне он больше, наверное, не понадобится.
- Но… - Вереарин инстинктивно протянул руку и ощутил привычную за эти месяцы тяжесть.
- Да ладно тебе, чего убиваешься? Немного потренируешься, и всё получится, - невесело пошутил Дарэн, направляя мысли к моменту их знакомства. – Ну, мне пора, - он развернулся пошел к выходу.
Эльф стоял и
“Shhhhhhhhhhhhhh, shhhhhhhhhhhhhhhhhh, shhhhhhhhhhhh,” whispered a rygoz in a valley near a pond. Wind-swept uproots soared upwards, dancing to a simple motive.
“Fuck it, fuck it,” said the reed, seeing off the traveler.
“T-ling, t-ling,” the bell jingled tenderly on the blossoming apple tree, wringing from the weightless strokes of the breeze. Petals were slowly falling off the tree. Gentle sweetness spilled in the air.
- Kap-kap-kap - a small fountain, sparkling in the sun, threw up shining drops. Water sparks, playing, lit small rainbows.
On the water-covered parcels of the fountain of the village a bird.
“Qi-qi-ke-ke-ke,” she sang. Brown head turned left and right.
“Jiv-jiv-tiu-tiu-tiu,” the second one whistled, flying up to the companion and crouching in the shallow water. She bummed, shook fluffed feathers, trying to moisten them evenly.
The quiet song of the flute complemented the sounds of the garden, tying together rustling sounds, squeaks, tinkling, splashing and trilling into a single charming melody. The melody as if it lived, breathed, touched the soul, penetrated into the very heart, made me die from the awareness of the fragility and momentary beauty.
The young dark-haired elf sat by the fence braided with a bindweed. Slender fingers ran after the flute's breathing, creating the same spellbinding song.
When he finished, he laid down the instrument, threw back his head and said with a sigh:
- disgusting.
It was all wrong. Needed something new. Something breaking the musical foundations, going beyond the boundaries of the usual, turning the foundations.
He felt it. He knew it. He was sick of it.
Day after day, month after month, year after year, he was looking for this "other." He studied all the ancient and modern manuscripts. He mastered all the tools existing and long forgotten. He studied the folk motifs of all races from dwarves to werewolves. It was all wrong.
He lost weight, turned pale, ate nothing, plunged into longing and emerged from despondency, overshadowed by conjectures. Once he even had stubble, as an indicator of perfect indifference to his own appearance.
Father was worried. He supported all his ideas, did not interfere in affairs (well, except for the case of stubble), paid for any teachers, obtained rare scrolls, since the financial condition of their family made it possible not to think about earning money. But it was all wrong.
Verearina tore apart from despair. Waves of despair and blues rolled more and more and stayed longer. And nothing could change that. He felt like an occasional thundercloud in a shining sky — equally ridiculous and miserable, doomed to disappear, scorched by stinging sunshine, not poured on with a life-giving rain, not bringing renewal, but meaninglessly spending his life in search of the unknown.
Fingers squeezed the flute. An innocent instrument flew into the fountain, scaring the bathing water heads.
- disgusting. Just awful, - repeated Verearin.
“It seems to be nothing like that,” came a deaf voice from the side of the house. It seems that its owner has recently been ill. - I heard the game worse.
From this frank ridicule, the elf started. His game is beautiful, magical, perfect. If there was once the magic of music, then he approached her closely. There was only a step ... to something "different."
- What do you want? - Verearin asked rudely.
The boy in shabby clothes looked at him curiously, rolling a juicy apple from his father’s stock as was treated to the guests of the House.
“The exit is on the other side,” the representative of the witty people concluded, waved his hand in the right direction and turned away. I did not want to waste time on skirmish. Yes, and the mood did not have.
- Come on, why are you killing? You will practice a little, and everything will work out, ”the newcomer did not lag behind, biting an apple and savoring the crunch on it.
Come on! Father's apple! Elite elvish grade! Such even in the imperial kitchen are cut into translucent slices to feel every taste nuance. And this tramp just eats it relish! And what does “practice” mean?
Verearin's eyes were bloodshot. A distant relationship with vampires, forgotten even in family chronology, suddenly manifested itself in the last representative of the Mitakiritan genus. He abruptly jumped and hung over the offender. The boy turned out to be petty and skinny, like a tongue.
- What are you doing? - recoiled the alien. - Do not be nervous, okay. And then the pressure jumped, the wreaths in the eyes burst, - chattering, moving back, lad.
Verearin was silent, trying to calm down. He closed his eyes and breathed deeply. Anger subsided.
“But a boring melody, after all,” this ... that ... like-minded person shouted from a turn on the path to the exit.
“I know,” the musician slumped to the ground, embraced his knees, and grieved with new force. - I have been fighting this for many years. I know everything about music, I studied all available sources, I play on all existing instruments ... But it’s still boring.
And as if the dam broke. Verearin spoke. He started talking about music in ways he never spoke to anyone, knowing that they would not understand him. With words the pain, melancholy, despair splashed out. What time is near
“Fuck it, fuck it,” said the reed, seeing off the traveler.
“T-ling, t-ling,” the bell jingled tenderly on the blossoming apple tree, wringing from the weightless strokes of the breeze. Petals were slowly falling off the tree. Gentle sweetness spilled in the air.
- Kap-kap-kap - a small fountain, sparkling in the sun, threw up shining drops. Water sparks, playing, lit small rainbows.
On the water-covered parcels of the fountain of the village a bird.
“Qi-qi-ke-ke-ke,” she sang. Brown head turned left and right.
“Jiv-jiv-tiu-tiu-tiu,” the second one whistled, flying up to the companion and crouching in the shallow water. She bummed, shook fluffed feathers, trying to moisten them evenly.
The quiet song of the flute complemented the sounds of the garden, tying together rustling sounds, squeaks, tinkling, splashing and trilling into a single charming melody. The melody as if it lived, breathed, touched the soul, penetrated into the very heart, made me die from the awareness of the fragility and momentary beauty.
The young dark-haired elf sat by the fence braided with a bindweed. Slender fingers ran after the flute's breathing, creating the same spellbinding song.
When he finished, he laid down the instrument, threw back his head and said with a sigh:
- disgusting.
It was all wrong. Needed something new. Something breaking the musical foundations, going beyond the boundaries of the usual, turning the foundations.
He felt it. He knew it. He was sick of it.
Day after day, month after month, year after year, he was looking for this "other." He studied all the ancient and modern manuscripts. He mastered all the tools existing and long forgotten. He studied the folk motifs of all races from dwarves to werewolves. It was all wrong.
He lost weight, turned pale, ate nothing, plunged into longing and emerged from despondency, overshadowed by conjectures. Once he even had stubble, as an indicator of perfect indifference to his own appearance.
Father was worried. He supported all his ideas, did not interfere in affairs (well, except for the case of stubble), paid for any teachers, obtained rare scrolls, since the financial condition of their family made it possible not to think about earning money. But it was all wrong.
Verearina tore apart from despair. Waves of despair and blues rolled more and more and stayed longer. And nothing could change that. He felt like an occasional thundercloud in a shining sky — equally ridiculous and miserable, doomed to disappear, scorched by stinging sunshine, not poured on with a life-giving rain, not bringing renewal, but meaninglessly spending his life in search of the unknown.
Fingers squeezed the flute. An innocent instrument flew into the fountain, scaring the bathing water heads.
- disgusting. Just awful, - repeated Verearin.
“It seems to be nothing like that,” came a deaf voice from the side of the house. It seems that its owner has recently been ill. - I heard the game worse.
From this frank ridicule, the elf started. His game is beautiful, magical, perfect. If there was once the magic of music, then he approached her closely. There was only a step ... to something "different."
- What do you want? - Verearin asked rudely.
The boy in shabby clothes looked at him curiously, rolling a juicy apple from his father’s stock as was treated to the guests of the House.
“The exit is on the other side,” the representative of the witty people concluded, waved his hand in the right direction and turned away. I did not want to waste time on skirmish. Yes, and the mood did not have.
- Come on, why are you killing? You will practice a little, and everything will work out, ”the newcomer did not lag behind, biting an apple and savoring the crunch on it.
Come on! Father's apple! Elite elvish grade! Such even in the imperial kitchen are cut into translucent slices to feel every taste nuance. And this tramp just eats it relish! And what does “practice” mean?
Verearin's eyes were bloodshot. A distant relationship with vampires, forgotten even in family chronology, suddenly manifested itself in the last representative of the Mitakiritan genus. He abruptly jumped and hung over the offender. The boy turned out to be petty and skinny, like a tongue.
- What are you doing? - recoiled the alien. - Do not be nervous, okay. And then the pressure jumped, the wreaths in the eyes burst, - chattering, moving back, lad.
Verearin was silent, trying to calm down. He closed his eyes and breathed deeply. Anger subsided.
“But a boring melody, after all,” this ... that ... like-minded person shouted from a turn on the path to the exit.
“I know,” the musician slumped to the ground, embraced his knees, and grieved with new force. - I have been fighting this for many years. I know everything about music, I studied all available sources, I play on all existing instruments ... But it’s still boring.
And as if the dam broke. Verearin spoke. He started talking about music in ways he never spoke to anyone, knowing that they would not understand him. With words the pain, melancholy, despair splashed out. What time is near
У записи 129 лайков,
0 репостов,
512 просмотров.
0 репостов,
512 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Екатерина Ильинская
![Михаил Луганцев \Хьярриди\](https://pp.userapi.com/c638624/v638624512/27cd4/49dHGfiOF64.jpg "Михаил Луганцев \Хьярриди\")
