Я убит подо Ржевом
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней —
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.
Я — где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я — где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.
Я — где крик петушиный
На заре по росе;
Я — где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.
Где — травинку к травинке —
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Летом горького года
Я убит. Для меня —
Ни известий, ни сводок
После этого дня.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю —
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за н и м уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался о н?
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, — как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она —
Спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.
Мы — что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память —
Кто завидует ей?
Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава —
Невеселый резон.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам — отрада одна,
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье —
Эта кара страшна.
Это горькое право
Нам навеки дано,
И за нами оно —
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной, —
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить...
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы.
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже?
Может быть... Да исполнится
Слово клятвы святой:
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг.
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне!
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос наш мыслимый.
Ибо в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, —
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот — еще под Москвой...
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?!
В городах миллионных,
В селах, дома — в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу...
Я вам жить завещаю —
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать — горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать — не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, — счастье свое, —
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
1945-1946
Александр Твардовский
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, —
Точно в пропасть с обрыва —
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней —
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.
Я — где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я — где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.
Я — где крик петушиный
На заре по росе;
Я — где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.
Где — травинку к травинке —
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Летом горького года
Я убит. Для меня —
Ни известий, ни сводок
После этого дня.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю —
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за н и м уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался о н?
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, — как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она —
Спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.
Мы — что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память —
Кто завидует ей?
Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава —
Невеселый резон.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам — отрада одна,
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье —
Эта кара страшна.
Это горькое право
Нам навеки дано,
И за нами оно —
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной, —
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить...
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы.
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже?
Может быть... Да исполнится
Слово клятвы святой:
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг.
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне!
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос наш мыслимый.
Ибо в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, —
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот — еще под Москвой...
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?!
В городах миллионных,
В селах, дома — в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу...
Я вам жить завещаю —
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать — горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать — не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, — счастье свое, —
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
1945-1946
Александр Твардовский
I killed under Rzhev
I'm killed near Rzhev
In a nameless swamp,
In the fifth company,
On the left,
With a cruel raid.
I did not hear a break
And did not see that flash, -
Accurately into the abyss off a cliff -
And neither the bottom nor the tire.
And in this whole world
Until the end of his days -
No buttonhole,
Not a sign
With my shirt.
I am where the roots are blind
Looking for food in the dark;
I am where with a cloud of dust
Rye goes on a hill.
I am where the cock crow
At the dawn of the dew;
I am where your cars are
The air is torn on the highway.
Where - a blade of grass to a blade of grass -
A river of grass spins,
Where at the wake
Even mother will not come.
In the summer of bitter year
I'm killed. For me -
No news, no reports
After that day.
Tally live
How much time ago
Was at the front for the first time
Suddenly called Stalingrad.
The front burned without stopping
As on the body scar.
I am killed and I do not know -
Is our Rzhev at last?
Have our
There, on the Middle Don?
This month was scary.
It was all at stake.
Really till autumn
Was for n and m already don
And at least wheels
By the Volga broke about n?
No, it's not true! Tasks
That did not win the enemy.
No, no! Otherwise
Even dead, - how?
And the dead, the voiceless,
There is one joy:
We have fallen for our homeland,
But she -
Saved.
Our eyes are dim,
The flame of the heart has gone out.
On the ground at checkout
They do not call us.
We are that bump, that stone,
Even darker, darker.
Our eternal memory -
Who is jealous of her?
Our ashes by right
Own the black soil.
Our eternal glory is
Sad reason.
Us our fighting
Do not wear orders.
All this to you, alive.
We - one consolation,
That no wonder fought
We are for the motherland.
May our voice not be heard,
You should know him.
You had to, brothers,
Stand as a wall
For the dead curse -
This pun is terrible.
This is a bitter right.
We are forever given
And for us it is -
This is a bitter right.
In the summer of forty-two
I am buried without a grave.
All that was then
Death cheated me.
All that maybe a long time ago
All familiar and clear.
But let it be
With our faith according to.
Brothers maybe you
And don not lost
And in the rear of Moscow
They were dying for her.
And in the Trans-Volga distance
Hastily dug trenches,
And with the battles came
To the limit of Europe.
We need to know
What was undoubtedly
There is the last inch
On the military road, -
That last span,
So what if you leave
That stepped back
There is no place to put a foot ...
And the enemy turned
You are west, back.
Maybe twin.
And Smolensk already taken?
And you smash the enemy
At another turn,
Maybe you to the border
Approached already?
Maybe ... Yes come true
The word of the oath is holy:
After all, Berlin, if you remember
It was named near Moscow.
Brothers, now recovered
Fortress of the enemy land,
If the dead had fallen
If only they could cry!
If the volleys were victorious
Us dumb and deaf
Us that eternity betrayed
Resurrected for a moment.
Oh, faithful comrades,
Only then used in war
Your happiness is immeasurable
You have comprehended completely!
In it, that happiness, indisputable
Our blood part,
Our death ragged,
Faith, hate, passion.
Our all! Not cheated
We are in a harsh fight
All having given, have not left
Nothing with you.
Everything is listed on you
Forever, not for a term.
And not living in the reproach
This voice is our imaginable.
For in this war
We did not know the differences:
The ones that are alive, that they have fallen,
We were on a par.
And no one in front of us
Of the living are not in debt,
Who is at our hands a banner
Grabbed on the run,
So that the holy cause,
For Soviet power
Just maybe for sure
Step further fall.
I'm killed near Rzhev
That one is still near Moscow ...
Somewhere, warriors, where you are,
Who stayed alive ?!
In cities of millions,
In the villages, at home - in the family?
In combat garrisons
On not our land?
Oh, whether it is a stranger
All in colors or in the snow ...
I will make you live -
What can I do more?
I will in that life
You happy to be
And dear homeland
With honor continue to serve.
To grieve is proud,
Without leaning head.
To rejoice is not boastful
At the hour of victory itself.
And keep her holy,
Brethren, - their happiness, -
In memory of the warrior brother
What died for her.
1945-1946
Alexander Twardowski
I'm killed near Rzhev
In a nameless swamp,
In the fifth company,
On the left,
With a cruel raid.
I did not hear a break
And did not see that flash, -
Accurately into the abyss off a cliff -
And neither the bottom nor the tire.
And in this whole world
Until the end of his days -
No buttonhole,
Not a sign
With my shirt.
I am where the roots are blind
Looking for food in the dark;
I am where with a cloud of dust
Rye goes on a hill.
I am where the cock crow
At the dawn of the dew;
I am where your cars are
The air is torn on the highway.
Where - a blade of grass to a blade of grass -
A river of grass spins,
Where at the wake
Even mother will not come.
In the summer of bitter year
I'm killed. For me -
No news, no reports
After that day.
Tally live
How much time ago
Was at the front for the first time
Suddenly called Stalingrad.
The front burned without stopping
As on the body scar.
I am killed and I do not know -
Is our Rzhev at last?
Have our
There, on the Middle Don?
This month was scary.
It was all at stake.
Really till autumn
Was for n and m already don
And at least wheels
By the Volga broke about n?
No, it's not true! Tasks
That did not win the enemy.
No, no! Otherwise
Even dead, - how?
And the dead, the voiceless,
There is one joy:
We have fallen for our homeland,
But she -
Saved.
Our eyes are dim,
The flame of the heart has gone out.
On the ground at checkout
They do not call us.
We are that bump, that stone,
Even darker, darker.
Our eternal memory -
Who is jealous of her?
Our ashes by right
Own the black soil.
Our eternal glory is
Sad reason.
Us our fighting
Do not wear orders.
All this to you, alive.
We - one consolation,
That no wonder fought
We are for the motherland.
May our voice not be heard,
You should know him.
You had to, brothers,
Stand as a wall
For the dead curse -
This pun is terrible.
This is a bitter right.
We are forever given
And for us it is -
This is a bitter right.
In the summer of forty-two
I am buried without a grave.
All that was then
Death cheated me.
All that maybe a long time ago
All familiar and clear.
But let it be
With our faith according to.
Brothers maybe you
And don not lost
And in the rear of Moscow
They were dying for her.
And in the Trans-Volga distance
Hastily dug trenches,
And with the battles came
To the limit of Europe.
We need to know
What was undoubtedly
There is the last inch
On the military road, -
That last span,
So what if you leave
That stepped back
There is no place to put a foot ...
And the enemy turned
You are west, back.
Maybe twin.
And Smolensk already taken?
And you smash the enemy
At another turn,
Maybe you to the border
Approached already?
Maybe ... Yes come true
The word of the oath is holy:
After all, Berlin, if you remember
It was named near Moscow.
Brothers, now recovered
Fortress of the enemy land,
If the dead had fallen
If only they could cry!
If the volleys were victorious
Us dumb and deaf
Us that eternity betrayed
Resurrected for a moment.
Oh, faithful comrades,
Only then used in war
Your happiness is immeasurable
You have comprehended completely!
In it, that happiness, indisputable
Our blood part,
Our death ragged,
Faith, hate, passion.
Our all! Not cheated
We are in a harsh fight
All having given, have not left
Nothing with you.
Everything is listed on you
Forever, not for a term.
And not living in the reproach
This voice is our imaginable.
For in this war
We did not know the differences:
The ones that are alive, that they have fallen,
We were on a par.
And no one in front of us
Of the living are not in debt,
Who is at our hands a banner
Grabbed on the run,
So that the holy cause,
For Soviet power
Just maybe for sure
Step further fall.
I'm killed near Rzhev
That one is still near Moscow ...
Somewhere, warriors, where you are,
Who stayed alive ?!
In cities of millions,
In the villages, at home - in the family?
In combat garrisons
On not our land?
Oh, whether it is a stranger
All in colors or in the snow ...
I will make you live -
What can I do more?
I will in that life
You happy to be
And dear homeland
With honor continue to serve.
To grieve is proud,
Without leaning head.
To rejoice is not boastful
At the hour of victory itself.
And keep her holy,
Brethren, - their happiness, -
In memory of the warrior brother
What died for her.
1945-1946
Alexander Twardowski
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Евгений Фефелов
