В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.
И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою – нимб золотой.
Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства –
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет – никому непонятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь – звезда.
Бродский Иосиф
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.
И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою – нимб золотой.
Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства –
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет – никому непонятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь – звезда.
Бродский Иосиф
In Christmas, all the little magicians.
In food slush and crush.
From the jars of coffee halva
produces a siege counter
a pile of convolutions loaded people:
each king himself and a camel.
Nets, bags, shopping bags, paper bags,
caps, ties, knocked to the side.
The smell of vodka, pine needles and cod,
tangerines, cinnamon and apples.
Chaos of faces, and not visible trails
in Bethlehem due to snow pellets.
And peddlers of modest gifts
in transport jump, bursting with doors,
disappear into the failures of yards,
even knowing that it's empty in the cave:
neither animals nor nurseries nor that
over which is a nimbus of gold.
Emptiness. But at the thought of her
suddenly you see a light from nowhere.
If Herod knew that he was stronger
the more faithful the inevitable miracle.
The constancy of this relationship -
The main mechanism of Christmas.
Now they celebrate everywhere,
that His approximation, shifting
all tables. No need for a star
let it be but good will
in humans visible from afar,
and the shepherds lit fires.
Snow is falling; do not smoke but blow
roofing pipes. All faces are like blemishes.
Herod drinks. The women are hiding the guys.
Who is coming - it is not clear to anyone:
we do not know will accept and heart
may suddenly not recognize the alien.
But when on the door draft
from the fog of the night thick
there is a figure in a scarf,
and the Baby and the Holy Spirit
you feel in yourself without shame;
you look into the sky and see - the star.
Brodsky Joseph
In food slush and crush.
From the jars of coffee halva
produces a siege counter
a pile of convolutions loaded people:
each king himself and a camel.
Nets, bags, shopping bags, paper bags,
caps, ties, knocked to the side.
The smell of vodka, pine needles and cod,
tangerines, cinnamon and apples.
Chaos of faces, and not visible trails
in Bethlehem due to snow pellets.
And peddlers of modest gifts
in transport jump, bursting with doors,
disappear into the failures of yards,
even knowing that it's empty in the cave:
neither animals nor nurseries nor that
over which is a nimbus of gold.
Emptiness. But at the thought of her
suddenly you see a light from nowhere.
If Herod knew that he was stronger
the more faithful the inevitable miracle.
The constancy of this relationship -
The main mechanism of Christmas.
Now they celebrate everywhere,
that His approximation, shifting
all tables. No need for a star
let it be but good will
in humans visible from afar,
and the shepherds lit fires.
Snow is falling; do not smoke but blow
roofing pipes. All faces are like blemishes.
Herod drinks. The women are hiding the guys.
Who is coming - it is not clear to anyone:
we do not know will accept and heart
may suddenly not recognize the alien.
But when on the door draft
from the fog of the night thick
there is a figure in a scarf,
and the Baby and the Holy Spirit
you feel in yourself without shame;
you look into the sky and see - the star.
Brodsky Joseph
У записи 9 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Маиря Голованова
