Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
( Продолжить)тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
( Продолжить)тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
Smoke tobacco air eaten.
Room -
head in kruchenyhovskom hell.
Remember -
outside this window
first
Your hands, freaked out, stroked.
Today you sit here
heart in the gland.
Day still -
expel,
can be, cursing.
In the muddy front for a long time does not fit
shaky arm in the sleeve.
I'll run out
(Continue) I will throw the body into the street.
Wild,
mad about
desperately worn out.
Don't need this,
expensive,
good
say goodbye now.
Does not matter
my love -
heavy weight after all -
hanging on you
wherever she ran b.
Give the last cry to cut out
bitterness offended complaints.
If the bull will die hard -
he will leave
will spread in cold waters.
Except your love
to me
there is no sea
but with your love and weeping you cannot beg the rest.
The tired elephant will want rest -
the kingly lay down in the roasted sand.
Except your love
to me
there is no sun
I don't know where you are or with whom.
If so tormented the poet,
he
loved for money b and fame traded
and me
no jingle is joyful,
except for the ring of your favorite name.
And in the span I will not throw myself
and do not drink poison
and the trigger can not push over the temple.
Over me
apart from your eyes,
no blade domination.
Tomorrow you forget
what have you crowned
that the soul blooming love burned out
and vanity days swept carnival
rubs pages of my books ...
Do my words dry leaves
make you stop
breathing greedily?
Give though
last tenderness to cover
your outgoing step.
Room -
head in kruchenyhovskom hell.
Remember -
outside this window
first
Your hands, freaked out, stroked.
Today you sit here
heart in the gland.
Day still -
expel,
can be, cursing.
In the muddy front for a long time does not fit
shaky arm in the sleeve.
I'll run out
(Continue) I will throw the body into the street.
Wild,
mad about
desperately worn out.
Don't need this,
expensive,
good
say goodbye now.
Does not matter
my love -
heavy weight after all -
hanging on you
wherever she ran b.
Give the last cry to cut out
bitterness offended complaints.
If the bull will die hard -
he will leave
will spread in cold waters.
Except your love
to me
there is no sea
but with your love and weeping you cannot beg the rest.
The tired elephant will want rest -
the kingly lay down in the roasted sand.
Except your love
to me
there is no sun
I don't know where you are or with whom.
If so tormented the poet,
he
loved for money b and fame traded
and me
no jingle is joyful,
except for the ring of your favorite name.
And in the span I will not throw myself
and do not drink poison
and the trigger can not push over the temple.
Over me
apart from your eyes,
no blade domination.
Tomorrow you forget
what have you crowned
that the soul blooming love burned out
and vanity days swept carnival
rubs pages of my books ...
Do my words dry leaves
make you stop
breathing greedily?
Give though
last tenderness to cover
your outgoing step.
У записи 5 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ирина Басова-Степанец
