К Урании (1981)
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
Иосиф Бродский
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
Иосиф Бродский
Towards Urania (1981)
There is a limit to everything: including sadness.
The look is stuck in the window, just like a leaf is in the fence.
You can pour water. Key to key.
Loneliness is the man in the square.
So the dromedary sniffs, grimacing, rails.
The void is moving apart like a drape.
Yes, and that in general there is space, if
not the absence at every point of the body?
That is why Urania is older than Clea.
In the daytime, and in the light of blind smokers,
see: she hid nothing
and looking at the globe, you look in the back of the head.
There they are, those forests where it is full of blueberries,
the rivers where the beluga is caught by hand
either - the city in whose phone book
you are no longer listed. Further south
that is, southeast, the mountains turn brown,
roam in sedge horse-chewed;
faces turn yellow. And then - battleships are floating,
and the space turns blue like linen with laces.
Joseph Brodsky
There is a limit to everything: including sadness.
The look is stuck in the window, just like a leaf is in the fence.
You can pour water. Key to key.
Loneliness is the man in the square.
So the dromedary sniffs, grimacing, rails.
The void is moving apart like a drape.
Yes, and that in general there is space, if
not the absence at every point of the body?
That is why Urania is older than Clea.
In the daytime, and in the light of blind smokers,
see: she hid nothing
and looking at the globe, you look in the back of the head.
There they are, those forests where it is full of blueberries,
the rivers where the beluga is caught by hand
either - the city in whose phone book
you are no longer listed. Further south
that is, southeast, the mountains turn brown,
roam in sedge horse-chewed;
faces turn yellow. And then - battleships are floating,
and the space turns blue like linen with laces.
Joseph Brodsky
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Аня Андрющенко
