Анна Долгарева
Если тебе пять лет,
то понятно, что можно, а что не надо:
не ходи далеко одна, не ешь немытого винограда,
мир играет по понятным правилам,
свирель попадает в ноты.
Если ушибла ногу, то можно реветь до икоты,
мама придет, утешит, подует,
у кошки боли, у собаки боли, а у Анечки даже не вздумай,
у мамы теплые губы. немножечко щиплет йод.
Это законы мира.
И все пройдет.
Если тебе двенадцать,
то острижены волосы, руки тонки,
можно бегать целыми днями, исследуя подворотни,
мир с тобою опять в ладу: у него есть сотни
новых дорог для тебя - какая сегодня?
на велосипеде - по песку или по щебенке,
дома пахнет каша на молоке,
заоконный вечер так огромен и так просторен,
и не море для корабля, а корабль для моря,
то есть, море вообще ни с кем,
и от этого можно плакать - ну, просто плакать,
так бывает, когда болит душевная мякоть,
а потом - поднимаешься радостный,
налегке.
Если двадцать - то это сложнее,
и это чуть о другом.
Начинается про любовь - непонятно, впрочем, о ком.
Только все еще можно плакать - самозабвенно,
и лицом, и губами, и животом,
мир еще играет по правилам,
прозрачен до последней строки,
листьями узор по асфальту вышит.
твой любимый мальчик тебя услышит,
вы поймете, какие были вы дураки.
Ты посмотришь в окно - а осенний ливень уже прошел,
и финал в итоге будет счастливым, все закончится хорошо.
Но однажды что-то сдвигается,
какая-то плита ближе к центру Земли,
всем приходится изменяться - видимо, чтобы выжить.
время близится к тридцати, минуты прошли,
все на свете двери становятся ниже.
И тогда-то в тебя прилетает под левое шестое ребро
раскаленное серебро.
И выдергиваешь, и дальше идешь, покачнувшись немного,
не выходит плакать - все внимание на дорогу,
даже если хочется крикнуть - получается лишь молчать.
Только где-то в мире получше, где тебе двадцать лет,
где тебе двенадцать, где пять,
плачут девочки, которые ты,
плачут за тебя, по тебе.
Ты выходишь в ночь покурить, льется дождь с небес,
перекрикиваются машины, на дорогах темно,
разноцветно горят над городом большие огни.
Через двадцать часов боль проходит - только слегка саднит.
Руки чуть дрожат, когда открываешь окно.
Если тебе пять лет,
то понятно, что можно, а что не надо:
не ходи далеко одна, не ешь немытого винограда,
мир играет по понятным правилам,
свирель попадает в ноты.
Если ушибла ногу, то можно реветь до икоты,
мама придет, утешит, подует,
у кошки боли, у собаки боли, а у Анечки даже не вздумай,
у мамы теплые губы. немножечко щиплет йод.
Это законы мира.
И все пройдет.
Если тебе двенадцать,
то острижены волосы, руки тонки,
можно бегать целыми днями, исследуя подворотни,
мир с тобою опять в ладу: у него есть сотни
новых дорог для тебя - какая сегодня?
на велосипеде - по песку или по щебенке,
дома пахнет каша на молоке,
заоконный вечер так огромен и так просторен,
и не море для корабля, а корабль для моря,
то есть, море вообще ни с кем,
и от этого можно плакать - ну, просто плакать,
так бывает, когда болит душевная мякоть,
а потом - поднимаешься радостный,
налегке.
Если двадцать - то это сложнее,
и это чуть о другом.
Начинается про любовь - непонятно, впрочем, о ком.
Только все еще можно плакать - самозабвенно,
и лицом, и губами, и животом,
мир еще играет по правилам,
прозрачен до последней строки,
листьями узор по асфальту вышит.
твой любимый мальчик тебя услышит,
вы поймете, какие были вы дураки.
Ты посмотришь в окно - а осенний ливень уже прошел,
и финал в итоге будет счастливым, все закончится хорошо.
Но однажды что-то сдвигается,
какая-то плита ближе к центру Земли,
всем приходится изменяться - видимо, чтобы выжить.
время близится к тридцати, минуты прошли,
все на свете двери становятся ниже.
И тогда-то в тебя прилетает под левое шестое ребро
раскаленное серебро.
И выдергиваешь, и дальше идешь, покачнувшись немного,
не выходит плакать - все внимание на дорогу,
даже если хочется крикнуть - получается лишь молчать.
Только где-то в мире получше, где тебе двадцать лет,
где тебе двенадцать, где пять,
плачут девочки, которые ты,
плачут за тебя, по тебе.
Ты выходишь в ночь покурить, льется дождь с небес,
перекрикиваются машины, на дорогах темно,
разноцветно горят над городом большие огни.
Через двадцать часов боль проходит - только слегка саднит.
Руки чуть дрожат, когда открываешь окно.
Anna Dolgareva
If you are five years old
it’s clear what is possible and what is not necessary:
do not go far alone, do not eat unwashed grapes,
the world plays by understandable rules,
The flute hits the notes.
If you hurt your leg, you can roar to hiccups,
mom will come, comfort, blow,
the cat has pain, the dog has pain, and Anechka don’t even think about it,
Mom has warm lips. a little pinch of iodine.
These are the laws of the world.
And everything will pass.
If you are twelve
the hair is trimmed, the arms are thin,
you can run for days exploring the gateways
the world is in harmony with you again: he has hundreds
new roads for you - what today?
on a bicycle - over sand or gravel,
the porridge in milk smells at home,
the evening is so huge and so spacious
and not the sea for the ship, but the ship for the sea,
that is, the sea with no one at all,
and that makes you cry - well, just cry,
it happens when the pulp hurts,
and then you rise joyful,
light.
If twenty is harder
and it's a little about the other.
It begins about love - it is not clear, however, about whom.
Only you can still cry - selflessly,
and face, and lips, and belly,
the world still plays by the rules
transparent to the last line
leaves pattern embroidered on asphalt.
your beloved boy will hear you
you will understand what fools you were.
You look out the window - and the autumn rain has already passed,
and the ending will be happy in the end, everything will end well.
But once something moves
some plate closer to the center of the earth,
everyone has to change - apparently in order to survive.
time is approaching thirty, minutes have passed,
everything in the world doors are lower.
And then it flies into you under the left sixth rib
hot silver.
And you pull out, and then you go on, swaying a little,
doesn’t come out to cry - all attention to the road,
even if you want to shout, you can only remain silent.
Only somewhere in a better world, where you are twenty years old,
where are you twelve, where are five
the girls you cry
cry for you, for you.
You go out to smoke at night, rain pours from heaven,
cars are shouting, it’s dark on the roads,
big lights burn multicolored over the city.
Twenty hours later, the pain goes away - it just gets slightly sore.
Hands tremble a little when you open the window.
If you are five years old
it’s clear what is possible and what is not necessary:
do not go far alone, do not eat unwashed grapes,
the world plays by understandable rules,
The flute hits the notes.
If you hurt your leg, you can roar to hiccups,
mom will come, comfort, blow,
the cat has pain, the dog has pain, and Anechka don’t even think about it,
Mom has warm lips. a little pinch of iodine.
These are the laws of the world.
And everything will pass.
If you are twelve
the hair is trimmed, the arms are thin,
you can run for days exploring the gateways
the world is in harmony with you again: he has hundreds
new roads for you - what today?
on a bicycle - over sand or gravel,
the porridge in milk smells at home,
the evening is so huge and so spacious
and not the sea for the ship, but the ship for the sea,
that is, the sea with no one at all,
and that makes you cry - well, just cry,
it happens when the pulp hurts,
and then you rise joyful,
light.
If twenty is harder
and it's a little about the other.
It begins about love - it is not clear, however, about whom.
Only you can still cry - selflessly,
and face, and lips, and belly,
the world still plays by the rules
transparent to the last line
leaves pattern embroidered on asphalt.
your beloved boy will hear you
you will understand what fools you were.
You look out the window - and the autumn rain has already passed,
and the ending will be happy in the end, everything will end well.
But once something moves
some plate closer to the center of the earth,
everyone has to change - apparently in order to survive.
time is approaching thirty, minutes have passed,
everything in the world doors are lower.
And then it flies into you under the left sixth rib
hot silver.
And you pull out, and then you go on, swaying a little,
doesn’t come out to cry - all attention to the road,
even if you want to shout, you can only remain silent.
Only somewhere in a better world, where you are twenty years old,
where are you twelve, where are five
the girls you cry
cry for you, for you.
You go out to smoke at night, rain pours from heaven,
cars are shouting, it’s dark on the roads,
big lights burn multicolored over the city.
Twenty hours later, the pain goes away - it just gets slightly sore.
Hands tremble a little when you open the window.
У записи 16 лайков,
4 репостов.
4 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ксения Гетьман
