На крыше конюшенной кто-то тайком
Поджёг сеновал и смотался,
И дым грязно-серым пушистым котом
Сквозь щели в конюшню забрался.
Забили копыта об пол вразнобой,
Забились в углы жеребята,
А огненный зверь наслаждался игрой,
Для пламени вряд ли, что свято.
Как жаль, этой ночью никто из людей
Не глянул случайно в окошко,
А там жеребята, которым пять дней
Шатались на тоненьких ножках.
Там грудью бросались на дверь жеребцы,
Всей кожей дрожали кобылы.
Там, колоколами звоня,бубенцы,
Тревогу смертельную били.
Ещё о спасенье кричали глаза,
Что так глубоки, словно пропасть.
Как дико вращалась, как быстро росла
Дробившая лёгкие, лопасть.
Конюшню окутал чернеющий дым,
И стены в бессилии взвыли.
Как хищник, огонь языком золотым
Лизал их тела неживые...
Осталось скорбить и сгорать от тоски,
Убийцу никто не накажет.
И некому больше брать сахар с руки,
И ржаньем луга будоражить.
(Елена Кепплин)
Поджёг сеновал и смотался,
И дым грязно-серым пушистым котом
Сквозь щели в конюшню забрался.
Забили копыта об пол вразнобой,
Забились в углы жеребята,
А огненный зверь наслаждался игрой,
Для пламени вряд ли, что свято.
Как жаль, этой ночью никто из людей
Не глянул случайно в окошко,
А там жеребята, которым пять дней
Шатались на тоненьких ножках.
Там грудью бросались на дверь жеребцы,
Всей кожей дрожали кобылы.
Там, колоколами звоня,бубенцы,
Тревогу смертельную били.
Ещё о спасенье кричали глаза,
Что так глубоки, словно пропасть.
Как дико вращалась, как быстро росла
Дробившая лёгкие, лопасть.
Конюшню окутал чернеющий дым,
И стены в бессилии взвыли.
Как хищник, огонь языком золотым
Лизал их тела неживые...
Осталось скорбить и сгорать от тоски,
Убийцу никто не накажет.
И некому больше брать сахар с руки,
И ржаньем луга будоражить.
(Елена Кепплин)
On the roof of a stable someone sneaking
I set fire to the hayloft and got lost,
And the smoke is a dirty gray fluffy cat.
Through the cracks in the stable climbed.
Hoofed about the floor,
Foals huddled in the corners
And the fiery beast enjoyed the game,
For the flame is unlikely that holy.
What a pity this night none of the people
Did not accidentally look out the window
And there foals who are five days old
Reeling on thin legs.
There stallions threw themselves on the door with their breasts,
Mares trembled all over their skin.
There, tolling bells,
The alarm of death was beaten.
More about saving shouted eyes
What is so deep as a chasm.
How wildly spun, how quickly grew
Crushed lungs, the blade.
A black smoke enveloped the stable
And the walls in impotence howled.
As a predator, the fire is the language of gold
Licked their bodies inanimate ...
It remains to grieve and burn from anguish,
Nobody will punish the murderer.
And there is nobody else to take sugar from the hand,
And rye meadows excite.
(Elena Kepplin)
I set fire to the hayloft and got lost,
And the smoke is a dirty gray fluffy cat.
Through the cracks in the stable climbed.
Hoofed about the floor,
Foals huddled in the corners
And the fiery beast enjoyed the game,
For the flame is unlikely that holy.
What a pity this night none of the people
Did not accidentally look out the window
And there foals who are five days old
Reeling on thin legs.
There stallions threw themselves on the door with their breasts,
Mares trembled all over their skin.
There, tolling bells,
The alarm of death was beaten.
More about saving shouted eyes
What is so deep as a chasm.
How wildly spun, how quickly grew
Crushed lungs, the blade.
A black smoke enveloped the stable
And the walls in impotence howled.
As a predator, the fire is the language of gold
Licked their bodies inanimate ...
It remains to grieve and burn from anguish,
Nobody will punish the murderer.
And there is nobody else to take sugar from the hand,
And rye meadows excite.
(Elena Kepplin)
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Анжела Шадрунова
