Дети Марта
Вы ожидаете увидеть цветочки, зеленеющие веточки и крокусы в вазе? Что ж, дети начала весны вас разубедят. Чтобы отбросить зимний мороз, сразиться с его ледяной яростью нужен волчий дух, сердце хищника. Март несется на тонких серебристых лапах по ноздреватому снегу, гонит жертву в тупик, к обрыву… неважно. Он не теряет следа. Он не ошибается. Март ещё не умеет взращивать настоящую жизнь – не ростки слабой, едва заметной нежности, не хрупкие корешки в земле… Он не дает весеннего возрождения. Он убивает зиму.
Дети марта идут по жизни как танцуют, как крадутся по следу: шатаясь, припадая к земле, щуря на свет свои сияющие глаза. На руках – призрачные когти, в улыбке косой – проблеск тонких клыков. Дети Февраля – хладнокровные белоснежные статуи. Дети марта – исчезающие в неверном сиянии оборотни, ломкие тени в тающем льду. Утащат под воду. Загрызут.
Могут подобраться в своей звериной не прирученной нежности близко-близко, прижаться к колену и дремать: чутко, вскидываясь от каждого звука. А вы вдруг замрете, чувствуя тепло чужого тела, иллюзорную хрупкость, биение сердца, тихое дыхание на коже. Как странно это, глядеть на изгиб мягких губ, подрагивающие ресницы, сжатые тонкие пальцы и думать: что тебе снится, оборотень? Кого ты преследуешь, чей след ловишь в оттепели, в чье горло метишь ударом? Но что толку в бессмысленных вопросах, когда Март спит головой на твоих коленях, и рука запуталась в его растрепавшихся волосах. Разве потом, зная его волчью суть, сумеешь отвернуться, когда он потянется с небрежным поцелуем, замурлычет, прижавшись к запястью губами? Нет. Не шагнешь в сторону, не отклонишься от объятия, не сбросишь ладони с плеча – потому что как откажешь такому?
Танцующая походка, усмешки, в которых проблёскивают клыки, неровные дёрганые движения, голодные взгляды из-под чёлки, из-под опущенных ресниц – нет, в них не найти аристократической красоты февраля. Они смеются над условностями, обвешиваются варварскими украшениями, выглядят вызывающе-шикарно в шёлково-батистовом рванье, с кружевом внахлест на потёртой коже и джинсе.
Они шатаются по жизни как будто балансируют на крыше, на ломком льду, на болотной тропе. Они ждут добычу, бросаются и вцепляются в горло, инстинктивно и легко – не задумываясь. Но опасны они не в охоте, не в убийстве, не в жестокой битве, а тогда, когда вытянутся рядом, прищурившись, и в светлых глазах – непонятная пронзительная тоска. А потом он вдруг улыбается резко, словно смеясь над собой, и целует.
Вкус – кровь, снег, тростниковый сахар и виски с лимоном.
Вы ожидаете увидеть цветочки, зеленеющие веточки и крокусы в вазе? Что ж, дети начала весны вас разубедят. Чтобы отбросить зимний мороз, сразиться с его ледяной яростью нужен волчий дух, сердце хищника. Март несется на тонких серебристых лапах по ноздреватому снегу, гонит жертву в тупик, к обрыву… неважно. Он не теряет следа. Он не ошибается. Март ещё не умеет взращивать настоящую жизнь – не ростки слабой, едва заметной нежности, не хрупкие корешки в земле… Он не дает весеннего возрождения. Он убивает зиму.
Дети марта идут по жизни как танцуют, как крадутся по следу: шатаясь, припадая к земле, щуря на свет свои сияющие глаза. На руках – призрачные когти, в улыбке косой – проблеск тонких клыков. Дети Февраля – хладнокровные белоснежные статуи. Дети марта – исчезающие в неверном сиянии оборотни, ломкие тени в тающем льду. Утащат под воду. Загрызут.
Могут подобраться в своей звериной не прирученной нежности близко-близко, прижаться к колену и дремать: чутко, вскидываясь от каждого звука. А вы вдруг замрете, чувствуя тепло чужого тела, иллюзорную хрупкость, биение сердца, тихое дыхание на коже. Как странно это, глядеть на изгиб мягких губ, подрагивающие ресницы, сжатые тонкие пальцы и думать: что тебе снится, оборотень? Кого ты преследуешь, чей след ловишь в оттепели, в чье горло метишь ударом? Но что толку в бессмысленных вопросах, когда Март спит головой на твоих коленях, и рука запуталась в его растрепавшихся волосах. Разве потом, зная его волчью суть, сумеешь отвернуться, когда он потянется с небрежным поцелуем, замурлычет, прижавшись к запястью губами? Нет. Не шагнешь в сторону, не отклонишься от объятия, не сбросишь ладони с плеча – потому что как откажешь такому?
Танцующая походка, усмешки, в которых проблёскивают клыки, неровные дёрганые движения, голодные взгляды из-под чёлки, из-под опущенных ресниц – нет, в них не найти аристократической красоты февраля. Они смеются над условностями, обвешиваются варварскими украшениями, выглядят вызывающе-шикарно в шёлково-батистовом рванье, с кружевом внахлест на потёртой коже и джинсе.
Они шатаются по жизни как будто балансируют на крыше, на ломком льду, на болотной тропе. Они ждут добычу, бросаются и вцепляются в горло, инстинктивно и легко – не задумываясь. Но опасны они не в охоте, не в убийстве, не в жестокой битве, а тогда, когда вытянутся рядом, прищурившись, и в светлых глазах – непонятная пронзительная тоска. А потом он вдруг улыбается резко, словно смеясь над собой, и целует.
Вкус – кровь, снег, тростниковый сахар и виски с лимоном.
Martha's children
Do you expect to see flowers, verdant twigs and crocuses in a vase? Well, children of the beginning of spring will dissuade you. To discard the winter frost, to fight with his icy rage, you need a wolf spirit, the heart of a predator. March rushes on thin silvery paws over the nosed-up snow, drives the victim to a dead end, to the edge ... never mind. He does not lose track. He is not mistaken. March is still not able to cultivate real life - not sprouts of weak, barely noticeable tenderness, not fragile roots in the ground ... He does not give a spring rebirth. He kills the winter.
The children of March march through life as they dance, as they sneak on the trail: staggering, crouching to the ground, squinting into the light of their shining eyes. On hands are ghostly claws, in a sidelong smile is a glimpse of thin fangs. The children of February are cold-blooded snow-white statues. The children of March are werewolves disappearing in the wrong glow, brittle shadows in melting ice. Dragged under the water. Snack.
They can get close to their bestial tenderness in their bestial, close-close, snuggle up to the knee and doze off: sensitively, throwing themselves up from each sound. And you suddenly freeze, feeling the heat of another's body, illusory fragility, heartbeat, quiet breathing on the skin. How strange it is to look at the bending of soft lips, trembling eyelashes, clenched thin fingers and thinking: what do you dream of, werewolf? Who do you pursue, whose trail you catch in the thaw, in whose throat you mark a blow? But what's the use of pointless questions when Mart is sleeping with your head in your lap and your hand is tangled in his disheveled hair. Unless then, knowing his wolf essence, can you turn away when he reaches out with a careless kiss, purrs, pressing his lips to his wrist? Not. You will not step aside, you will not deviate from an embrace, you will not throw your palms off your shoulder - because how can you refuse this?
Dancing gait, smiles in which fangs are flashing, uneven jerky movements, hungry glances from under bangs, from under lowered eyelashes - no, one cannot find the aristocratic beauty of February in them. They laugh at the conventions, hang out with barbaric ornaments, look defiantly chic in a silk-batisto rag, with lace overlapped on worn leather and jeans.
They wander through life as if balancing on the roof, on broken ice, on a swamp trail. They are waiting for prey, rush and cling to the throat, instinctively and easily - without thinking. But they are not dangerous in the hunt, not in the murder, not in a fierce battle, but when stretched side by side, squinting, and in bright eyes - an incomprehensible piercing longing. And then he suddenly smiles sharply, as if laughing at himself, and kisses.
Taste - blood, snow, cane sugar and whiskey with lemon.
Do you expect to see flowers, verdant twigs and crocuses in a vase? Well, children of the beginning of spring will dissuade you. To discard the winter frost, to fight with his icy rage, you need a wolf spirit, the heart of a predator. March rushes on thin silvery paws over the nosed-up snow, drives the victim to a dead end, to the edge ... never mind. He does not lose track. He is not mistaken. March is still not able to cultivate real life - not sprouts of weak, barely noticeable tenderness, not fragile roots in the ground ... He does not give a spring rebirth. He kills the winter.
The children of March march through life as they dance, as they sneak on the trail: staggering, crouching to the ground, squinting into the light of their shining eyes. On hands are ghostly claws, in a sidelong smile is a glimpse of thin fangs. The children of February are cold-blooded snow-white statues. The children of March are werewolves disappearing in the wrong glow, brittle shadows in melting ice. Dragged under the water. Snack.
They can get close to their bestial tenderness in their bestial, close-close, snuggle up to the knee and doze off: sensitively, throwing themselves up from each sound. And you suddenly freeze, feeling the heat of another's body, illusory fragility, heartbeat, quiet breathing on the skin. How strange it is to look at the bending of soft lips, trembling eyelashes, clenched thin fingers and thinking: what do you dream of, werewolf? Who do you pursue, whose trail you catch in the thaw, in whose throat you mark a blow? But what's the use of pointless questions when Mart is sleeping with your head in your lap and your hand is tangled in his disheveled hair. Unless then, knowing his wolf essence, can you turn away when he reaches out with a careless kiss, purrs, pressing his lips to his wrist? Not. You will not step aside, you will not deviate from an embrace, you will not throw your palms off your shoulder - because how can you refuse this?
Dancing gait, smiles in which fangs are flashing, uneven jerky movements, hungry glances from under bangs, from under lowered eyelashes - no, one cannot find the aristocratic beauty of February in them. They laugh at the conventions, hang out with barbaric ornaments, look defiantly chic in a silk-batisto rag, with lace overlapped on worn leather and jeans.
They wander through life as if balancing on the roof, on broken ice, on a swamp trail. They are waiting for prey, rush and cling to the throat, instinctively and easily - without thinking. But they are not dangerous in the hunt, not in the murder, not in a fierce battle, but when stretched side by side, squinting, and in bright eyes - an incomprehensible piercing longing. And then he suddenly smiles sharply, as if laughing at himself, and kisses.
Taste - blood, snow, cane sugar and whiskey with lemon.
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Olga Shlyahovskaya
