А помнишь,
мы ехали в Питер, в плацкарте, нас все ненавидели - видишь ли, рано - а мы хохотали и резались в карты, и пили вино из гранёных стаканов, и галича пели нахально и громко, коптились в дыму десяти дымоходов, а этот, из пятого, кажется, Ромка - подсыпал соседке немножечко соды в бутылку со спрайтом, жестокая шутка, соседка попалась весёлая, Лиля - и эти вагонные длинные сутки мы много смеялись, и много чудили
А помнишь,
мы просто хотели победы, работали долго, до выноса тела, начальник нас вызвал на, кажется, среду и выдал какое-то новое дело. Мы очень старались и много курили, в предбаннике офиса спорили матом, хотели как лучше, но нас победили –
другого отдела другие солдаты. Они-то поопытней, справились лучше. А мы чуть не плача в родном вестибюле, с обидой вкушали горячий, пахучий, ужаснейший кофе. «Нас снова надули»… но мы ведь не знали, что это бывает… За всё, что когда-то случается с нами,
за всё, что у нас из-под ног выбивает – в ответе мы сами, мы сами, мы сами…
А помнишь,
Когда ты женился на Юле, и я говорила – дурак ненормальный, еще поживи с ней чуть-чуть до июля, а вдруг передумаешь – будет ведь жаль, но –
Ты был уверен, влюблён и настойчив, доверчив, наивен и бескомпромиссен. Когда тебе двадцать, тебе между прочим – плевать на остутствие видимых истин, женюсь и пошли все!...далёкой дорогой, я сам для себя предсказатель погоды. Но здравые мысли приходят с тревогой, а часто – с болючим и быстрым разводом. Полгода спустя, когда вы разбегались, я капала Юле в стакан валерьянки. А мир окружал ненавязчивый август, такое отличное время для пьянки…
А помнишь,
Когда нам исполнилось тридцать, и мы эту дату решили игнорить, пошли заказали огромную пиццу и тут нас настигло глобальное горе – казалось, что это черта отчужденья, за ней – ни любви, ни работы, ни секса, и пенсия рядом, и все дни рожденья отныне напичканы будут линексом…
А помнишь,
Когда нам маячило сорок, и мы вспоминали со смехом тридцатник, запрыгнули в поезд, поехали к морю – а в сумке халва и замыленный Piatnik (какие же, всё же, отличные карты), и снова чудили, и так молодели... Хохочущий громко девятый плацкартный готовился к бурной рабочей неделе. И словно и не было лет и болезней, и словно бы нас не касались разводы.
А помнишь,
Какой замечательной песней тебя провожали лечиться на воды?
Тебе шестьдесят, ты спокоен и строен. А дети и внуки нам машут с перрона. Я всё-таки стала твоею женою, но еле успела с последним вагоном.
Мы едем и едем, не так, но отчасти. Мы стали потише, и чай вместо водки.
И ты говоришь - но ведь было же счастье…
А я выдыхаю тихонечко – вот как…
(c)Лала Тарапкина
мы ехали в Питер, в плацкарте, нас все ненавидели - видишь ли, рано - а мы хохотали и резались в карты, и пили вино из гранёных стаканов, и галича пели нахально и громко, коптились в дыму десяти дымоходов, а этот, из пятого, кажется, Ромка - подсыпал соседке немножечко соды в бутылку со спрайтом, жестокая шутка, соседка попалась весёлая, Лиля - и эти вагонные длинные сутки мы много смеялись, и много чудили
А помнишь,
мы просто хотели победы, работали долго, до выноса тела, начальник нас вызвал на, кажется, среду и выдал какое-то новое дело. Мы очень старались и много курили, в предбаннике офиса спорили матом, хотели как лучше, но нас победили –
другого отдела другие солдаты. Они-то поопытней, справились лучше. А мы чуть не плача в родном вестибюле, с обидой вкушали горячий, пахучий, ужаснейший кофе. «Нас снова надули»… но мы ведь не знали, что это бывает… За всё, что когда-то случается с нами,
за всё, что у нас из-под ног выбивает – в ответе мы сами, мы сами, мы сами…
А помнишь,
Когда ты женился на Юле, и я говорила – дурак ненормальный, еще поживи с ней чуть-чуть до июля, а вдруг передумаешь – будет ведь жаль, но –
Ты был уверен, влюблён и настойчив, доверчив, наивен и бескомпромиссен. Когда тебе двадцать, тебе между прочим – плевать на остутствие видимых истин, женюсь и пошли все!...далёкой дорогой, я сам для себя предсказатель погоды. Но здравые мысли приходят с тревогой, а часто – с болючим и быстрым разводом. Полгода спустя, когда вы разбегались, я капала Юле в стакан валерьянки. А мир окружал ненавязчивый август, такое отличное время для пьянки…
А помнишь,
Когда нам исполнилось тридцать, и мы эту дату решили игнорить, пошли заказали огромную пиццу и тут нас настигло глобальное горе – казалось, что это черта отчужденья, за ней – ни любви, ни работы, ни секса, и пенсия рядом, и все дни рожденья отныне напичканы будут линексом…
А помнишь,
Когда нам маячило сорок, и мы вспоминали со смехом тридцатник, запрыгнули в поезд, поехали к морю – а в сумке халва и замыленный Piatnik (какие же, всё же, отличные карты), и снова чудили, и так молодели... Хохочущий громко девятый плацкартный готовился к бурной рабочей неделе. И словно и не было лет и болезней, и словно бы нас не касались разводы.
А помнишь,
Какой замечательной песней тебя провожали лечиться на воды?
Тебе шестьдесят, ты спокоен и строен. А дети и внуки нам машут с перрона. Я всё-таки стала твоею женою, но еле успела с последним вагоном.
Мы едем и едем, не так, но отчасти. Мы стали потише, и чай вместо водки.
И ты говоришь - но ведь было же счастье…
А я выдыхаю тихонечко – вот как…
(c)Лала Тарапкина
Do you remember,
we went to St. Petersburg, in the reserved seat, you all hated us - you see, early - and we laughed and cut into cards, and drank wine from faceted glasses, and galichy sang impudently and loudly, smoked in the smoke of ten chimneys, and this one from the fifth , it seems, Romka — he poured a little soda into the neighbor’s bottle with a sprite, a cruel joke, the neighbor got a funny one, Lilya — and we laughed a lot for these long carriage days, and a lot of weird people
Do you remember,
we just wanted victory, worked for a long time, before the body was removed, the boss called us on, it seems, Wednesday and issued some new business. We tried hard and smoked a lot, argued in the office dressing room with obscenities, we wanted the best, but we won -
another department other soldiers. They’re more experienced, they did better. And we almost cried in our own lobby, with offense we ate hot, odorous, terrible coffee. “We were fooled again” ... but we didn’t know that this happens ... For everything that once happens to us,
for everything that we knock out from under our feet - we ourselves are responsible, we ourselves, we ourselves ...
Do you remember,
When you married Yulia, and I said - the fool is crazy, still live with her a little bit until July, and suddenly you change your mind - it will be a pity, but -
You were sure, in love and persistent, trusting, naive and uncompromising. When you are twenty, by the way, you don’t give a damn about the absence of visible truths, I’ll get married and go all! ... a distant road, I myself am a weather predictor. But sound thoughts come with anxiety, and often with an aching and quick divorce. Six months later, when you scattered, I dripped Julia into a glass of valerian. And the world was surrounded by unobtrusive August, such a great time for a booze ...
Do you remember,
When we turned thirty, and we decided to ignore this, went to order a huge pizza and then we were overtaken by global grief - it seemed that this was a line of alienation, beyond it - no love, no job, no sex, and retirement nearby, and all birthdays henceforth, they will be crammed with linex ...
Do you remember,
When we were forty, and we remembered the thirties with a laugh, jumped on the train, went to the sea - and in the bag halva and washed up Piatnik (which, nevertheless, are excellent cards), and again they were weird, and they were so young ... Laughing loudly the ninth reserved seat was preparing for a hectic working week. And as if there were no years and illnesses, and as if divorces did not concern us.
Do you remember,
What a wonderful song you escorted to be treated on the water?
You are sixty, you are calm and harmonious. And the children and grandchildren are waving to us from the platform. I still became your wife, but I barely had time with the last car.
We are going and going, not so, but in part. We became quieter, and tea instead of vodka.
And you say - but there was happiness ...
And I exhale quietly - that's how ...
(c) Lala Tarapkina
we went to St. Petersburg, in the reserved seat, you all hated us - you see, early - and we laughed and cut into cards, and drank wine from faceted glasses, and galichy sang impudently and loudly, smoked in the smoke of ten chimneys, and this one from the fifth , it seems, Romka — he poured a little soda into the neighbor’s bottle with a sprite, a cruel joke, the neighbor got a funny one, Lilya — and we laughed a lot for these long carriage days, and a lot of weird people
Do you remember,
we just wanted victory, worked for a long time, before the body was removed, the boss called us on, it seems, Wednesday and issued some new business. We tried hard and smoked a lot, argued in the office dressing room with obscenities, we wanted the best, but we won -
another department other soldiers. They’re more experienced, they did better. And we almost cried in our own lobby, with offense we ate hot, odorous, terrible coffee. “We were fooled again” ... but we didn’t know that this happens ... For everything that once happens to us,
for everything that we knock out from under our feet - we ourselves are responsible, we ourselves, we ourselves ...
Do you remember,
When you married Yulia, and I said - the fool is crazy, still live with her a little bit until July, and suddenly you change your mind - it will be a pity, but -
You were sure, in love and persistent, trusting, naive and uncompromising. When you are twenty, by the way, you don’t give a damn about the absence of visible truths, I’ll get married and go all! ... a distant road, I myself am a weather predictor. But sound thoughts come with anxiety, and often with an aching and quick divorce. Six months later, when you scattered, I dripped Julia into a glass of valerian. And the world was surrounded by unobtrusive August, such a great time for a booze ...
Do you remember,
When we turned thirty, and we decided to ignore this, went to order a huge pizza and then we were overtaken by global grief - it seemed that this was a line of alienation, beyond it - no love, no job, no sex, and retirement nearby, and all birthdays henceforth, they will be crammed with linex ...
Do you remember,
When we were forty, and we remembered the thirties with a laugh, jumped on the train, went to the sea - and in the bag halva and washed up Piatnik (which, nevertheless, are excellent cards), and again they were weird, and they were so young ... Laughing loudly the ninth reserved seat was preparing for a hectic working week. And as if there were no years and illnesses, and as if divorces did not concern us.
Do you remember,
What a wonderful song you escorted to be treated on the water?
You are sixty, you are calm and harmonious. And the children and grandchildren are waving to us from the platform. I still became your wife, but I barely had time with the last car.
We are going and going, not so, but in part. We became quieter, and tea instead of vodka.
And you say - but there was happiness ...
And I exhale quietly - that's how ...
(c) Lala Tarapkina
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Настенька Кроткова
