Дым табачный воздух выел. Комната - глава в крученыховском аде.
Вспомни - за этим окном впервые руки твои исступленно гладил.
Сегодня сидим вот, сердце в железе. День еще - выгонишь, можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет сломаная дрожью рука в рукав.
Выбегу, тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась.
Не надо этого, дорогая, хорошая, давай простимся сейчас.
Все равно любовь моя - тяжкая гиря, ведь висит на тебе, куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят - он уйдет, разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей, мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон - царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял,
А мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег,
И суетных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.
Маяковский прекрасен...
Вспомни - за этим окном впервые руки твои исступленно гладил.
Сегодня сидим вот, сердце в железе. День еще - выгонишь, можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет сломаная дрожью рука в рукав.
Выбегу, тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась.
Не надо этого, дорогая, хорошая, давай простимся сейчас.
Все равно любовь моя - тяжкая гиря, ведь висит на тебе, куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят - он уйдет, разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей, мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон - царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял,
А мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег,
И суетных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.
Маяковский прекрасен...
Smoke tobacco air ate. The room is the head in the kruchenykhovsky hell.
Remember - outside this window for the first time your hands stroked frantically.
Today we are sitting here, the heart is in iron. Another day - expel, you can be scolded.
In the muddy front, a hand broken by trembling will not fit into a sleeve for a long time.
I’ll run out, I will throw my body into the street. Wild, crazy, desperate dissapearing.
Don't do this, dear, good, let's say goodbye now.
All the same, my love is a heavy weight, because it hangs on you wherever you run b.
Let the last shout roar the bitterness of resentful complaints.
If the bull is killed by labor, he will leave, lay down in the cold waters.
In addition to your love, I have no sea, but with your love and cry you cannot beg for rest.
The tired elephant wants rest - the royal will lie in the fired sand.
In addition to your love, I do not have the sun, but I do not know where you are or with whom.
If he had tormented the poet like that, he would use his beloved for money and exchange fame,
And not one ringing is joyful to me, except the ringing of your beloved name.
And I won’t throw myself into the passage, and I won’t drink poison, and I can’t pull the trigger over my temple.
Above me, except for your gaze, the blade of a knife does not have power.
Tomorrow you will forget that you have been crowned, that you have burnt your soul blooming with love,
And the busy days, the tossed carnival will tear apart the pages of my books ...
Will dry leaves make me stop breathing greedily?
Give me the last tenderness to line your leaving step.
Mayakovsky is beautiful ...
Remember - outside this window for the first time your hands stroked frantically.
Today we are sitting here, the heart is in iron. Another day - expel, you can be scolded.
In the muddy front, a hand broken by trembling will not fit into a sleeve for a long time.
I’ll run out, I will throw my body into the street. Wild, crazy, desperate dissapearing.
Don't do this, dear, good, let's say goodbye now.
All the same, my love is a heavy weight, because it hangs on you wherever you run b.
Let the last shout roar the bitterness of resentful complaints.
If the bull is killed by labor, he will leave, lay down in the cold waters.
In addition to your love, I have no sea, but with your love and cry you cannot beg for rest.
The tired elephant wants rest - the royal will lie in the fired sand.
In addition to your love, I do not have the sun, but I do not know where you are or with whom.
If he had tormented the poet like that, he would use his beloved for money and exchange fame,
And not one ringing is joyful to me, except the ringing of your beloved name.
And I won’t throw myself into the passage, and I won’t drink poison, and I can’t pull the trigger over my temple.
Above me, except for your gaze, the blade of a knife does not have power.
Tomorrow you will forget that you have been crowned, that you have burnt your soul blooming with love,
And the busy days, the tossed carnival will tear apart the pages of my books ...
Will dry leaves make me stop breathing greedily?
Give me the last tenderness to line your leaving step.
Mayakovsky is beautiful ...
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Константин Янкаускас
