Анна Ахматова
Реквием
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,
- Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был. 1961
Вместо предисловия
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то "опознал" меня. Тогда стоящая за мной женщина, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
1 апреля 1957, Ленинград
Реквием
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,
- Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был. 1961
Вместо предисловия
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то "опознал" меня. Тогда стоящая за мной женщина, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.
1 апреля 1957, Ленинград
Anna Akhmatova
Requiem
No, and not under an alien firmament,
And not under the protection of alien wings,
- I was then with my people,
Unfortunately, where my people have been. 1961
Instead of the foreword
In the terrible years of the night, I spent seventeen months in prison lines in Leningrad. Once, someone “identified” me. Then the woman standing behind me, who, of course, had never heard my name, woke up from the inherent stupor of us all and asked me in my ear (everyone spoke in a whisper):
“Can you describe this?”
And I said:
- Can.
Then a sort of smile slid over what was once her face.
April 1, 1957, Leningrad
Requiem
No, and not under an alien firmament,
And not under the protection of alien wings,
- I was then with my people,
Unfortunately, where my people have been. 1961
Instead of the foreword
In the terrible years of the night, I spent seventeen months in prison lines in Leningrad. Once, someone “identified” me. Then the woman standing behind me, who, of course, had never heard my name, woke up from the inherent stupor of us all and asked me in my ear (everyone spoke in a whisper):
“Can you describe this?”
And I said:
- Can.
Then a sort of smile slid over what was once her face.
April 1, 1957, Leningrad
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ирина Флотская
