(сага о чём-то и ода шизофрении)
Здравствуй, мой друг. Улыбайся! А я поплачу.
Это отсюда у вас полилась вода.
Ты теперь взрослый серьёзный мальчик.
В паспорте - девочка. Ерунда.
У тебя уже сын - твоя копия, (чуть плечистей,
но) горячее сердце, холодная голова.
Тебе двадцать три. И четырнадцать. Даже триста.
Твоей любовнице - сорок два.
И сейчас ты подумал: "Ох, если бы знала мама...",
что-то в блокнотике чиркнул карандашом.
Ты всегда был такой исключительно странный малый,
и мама смирилась, когда ушёл.
У тебя было много женщин и даже - помнишь -
две как будто женатости, тоненькие, как нить.
Всё ты рвал, одиночка. И сам ни черта не понял,
как умудрился так её полюбить.
Никогда не ложился с любимыми, и прохладцей
отдавал твой огонь нелюбимым. И тут - она.
И уж если ты всё же решишься кому отдаться,
то тебе, безусловно, такая как раз нужна.
Ты стреляешь сейчас, точно как по бутылкам в тире,
по воспоминаниям: родинка, язва, шрам.
Как она тут ходила голая по квартире
и завтрак готовила по утрам.
Как она полюбила, как сына, твою собаку, -
и ему ещё не был никто никогда так мил.
И как ты, одуревший, её обнимал и плакал,
всех вспоминая, кого любил.
Всех забывая, кого так и не долюбил и,
наконец, понимая, что вот тебе и ответ -
почему ты не брал и зачем так прекрасны были.
И тебя ни одна не забыла ведь.
А потом разгулялась у вас сумасбродная осень,
и она вдруг сказала, что вы же как дочь и мать,
и что лет через десять-то ты её точно бросишь,
а ей надоело уже страдать.
Отмываешь кастрюлю, оставленную сожжённой,
как на память, которая так сейчас и поёт:
как расстались - друзьями, конечно же - по телефону,
и расставались всю ночь ещё у неё.
Как она босиком тебя, сонная, провожала,
поправляла твой шарф с барабанной дробью в груди.
Как она говорила "я тебя обожаю"
и не смогла озвучить "не уходи".
Прекрати рассуждать, сам себе задавать вопросы.
Всё у вас хорошо. Ну, практически тишь... Но гладь!
И сними ты уже, пожалуйста, эту простынь!
Ты же не можешь век её не стирать.
Будь терпеливым. И будь ей теплом и светом.
Всё отдавай ей и ничего не алкай.
Отпусти её в мыслях. Переживи всё это.
Только сердцем ни в коем случае не отпускай.
Пусть всё будет, как было - безумно и обнажённо
и решится само - вот увидишь - где жар, где дрожь.
И тебе будет счастье. Если возьмёшь её в жёны
и если - поверь мне, мой глупенький - не возьмёшь.
Здравствуй, мой друг. Улыбайся! А я поплачу.
Это отсюда у вас полилась вода.
Ты теперь взрослый серьёзный мальчик.
В паспорте - девочка. Ерунда.
У тебя уже сын - твоя копия, (чуть плечистей,
но) горячее сердце, холодная голова.
Тебе двадцать три. И четырнадцать. Даже триста.
Твоей любовнице - сорок два.
И сейчас ты подумал: "Ох, если бы знала мама...",
что-то в блокнотике чиркнул карандашом.
Ты всегда был такой исключительно странный малый,
и мама смирилась, когда ушёл.
У тебя было много женщин и даже - помнишь -
две как будто женатости, тоненькие, как нить.
Всё ты рвал, одиночка. И сам ни черта не понял,
как умудрился так её полюбить.
Никогда не ложился с любимыми, и прохладцей
отдавал твой огонь нелюбимым. И тут - она.
И уж если ты всё же решишься кому отдаться,
то тебе, безусловно, такая как раз нужна.
Ты стреляешь сейчас, точно как по бутылкам в тире,
по воспоминаниям: родинка, язва, шрам.
Как она тут ходила голая по квартире
и завтрак готовила по утрам.
Как она полюбила, как сына, твою собаку, -
и ему ещё не был никто никогда так мил.
И как ты, одуревший, её обнимал и плакал,
всех вспоминая, кого любил.
Всех забывая, кого так и не долюбил и,
наконец, понимая, что вот тебе и ответ -
почему ты не брал и зачем так прекрасны были.
И тебя ни одна не забыла ведь.
А потом разгулялась у вас сумасбродная осень,
и она вдруг сказала, что вы же как дочь и мать,
и что лет через десять-то ты её точно бросишь,
а ей надоело уже страдать.
Отмываешь кастрюлю, оставленную сожжённой,
как на память, которая так сейчас и поёт:
как расстались - друзьями, конечно же - по телефону,
и расставались всю ночь ещё у неё.
Как она босиком тебя, сонная, провожала,
поправляла твой шарф с барабанной дробью в груди.
Как она говорила "я тебя обожаю"
и не смогла озвучить "не уходи".
Прекрати рассуждать, сам себе задавать вопросы.
Всё у вас хорошо. Ну, практически тишь... Но гладь!
И сними ты уже, пожалуйста, эту простынь!
Ты же не можешь век её не стирать.
Будь терпеливым. И будь ей теплом и светом.
Всё отдавай ей и ничего не алкай.
Отпусти её в мыслях. Переживи всё это.
Только сердцем ни в коем случае не отпускай.
Пусть всё будет, как было - безумно и обнажённо
и решится само - вот увидишь - где жар, где дрожь.
И тебе будет счастье. Если возьмёшь её в жёны
и если - поверь мне, мой глупенький - не возьмёшь.
(saga of something and an ode to schizophrenia)
Hello my friend. Smile And I will cry.
It is from here you have poured water.
You are now a serious adult boy.
In the passport is a girl. Nonsense.
You already have a son - your copy, (slightly shouldered,
but) a warm heart, a cold head.
You are twenty three. And fourteen. Even three hundred.
Your lover is forty-two.
And now you thought: "Oh, if only mom would know ...",
something in the notebook struck with a pencil.
You have always been such an exceptionally strange fellow
and mom reconciled when she left.
You had a lot of women and even - remember -
two as if married, as thin as a thread.
You all vomited, loner. And he didn’t understand a damn thing
how I managed to love her so much.
Never went to bed with loved ones, and cooler
gave your fire unloved. And here she is.
And if you still decide who to surrender to,
then you certainly need this one.
You shoot now, just like bottles on a dash,
according to the memoirs: mole, ulcer, scar.
How did she go naked around the apartment
and cooked breakfast in the morning.
How she fell in love, like a son, your dog, -
and no one had ever been so sweet to him.
And how you, stupefied, hugged her and cried,
remembering everyone whom he loved.
Forgetting everyone who has not yet been groomed and
finally, realizing that here’s the answer for you -
why didn’t you take it and why were you so beautiful.
And not one has forgotten you.
And then your crazy autumn went for a walk,
and she suddenly said that you are like a daughter and a mother,
and that in ten years you’ll definitely leave her,
and she’s tired of suffering already.
Wash the pan left burnt
as a memory that sings like this now:
how they broke up - friends, of course - on the phone,
and parted all night with her.
How she barefoot you, sleepy, escorted
straightened your scarf with a drum roll in your chest.
As she said "I adore you"
and couldn’t say “don’t leave”.
Stop reasoning, ask yourself questions.
Everything is fine with you. Well, almost quiet ... But the surface!
And please take off this sheet already!
You can’t wash her eyelids.
Be patient. And be warm and light for her.
Give her everything and don’t want anything.
Let her go in your thoughts. Relive it all.
Only by heart do not let go.
Let everything be as it was - insanely and naked
and it will be decided on its own - you will see - where the heat, where the trembling.
And you will be happy. If you take her as a wife
and if - believe me, my silly one - you won’t take it.
Hello my friend. Smile And I will cry.
It is from here you have poured water.
You are now a serious adult boy.
In the passport is a girl. Nonsense.
You already have a son - your copy, (slightly shouldered,
but) a warm heart, a cold head.
You are twenty three. And fourteen. Even three hundred.
Your lover is forty-two.
And now you thought: "Oh, if only mom would know ...",
something in the notebook struck with a pencil.
You have always been such an exceptionally strange fellow
and mom reconciled when she left.
You had a lot of women and even - remember -
two as if married, as thin as a thread.
You all vomited, loner. And he didn’t understand a damn thing
how I managed to love her so much.
Never went to bed with loved ones, and cooler
gave your fire unloved. And here she is.
And if you still decide who to surrender to,
then you certainly need this one.
You shoot now, just like bottles on a dash,
according to the memoirs: mole, ulcer, scar.
How did she go naked around the apartment
and cooked breakfast in the morning.
How she fell in love, like a son, your dog, -
and no one had ever been so sweet to him.
And how you, stupefied, hugged her and cried,
remembering everyone whom he loved.
Forgetting everyone who has not yet been groomed and
finally, realizing that here’s the answer for you -
why didn’t you take it and why were you so beautiful.
And not one has forgotten you.
And then your crazy autumn went for a walk,
and she suddenly said that you are like a daughter and a mother,
and that in ten years you’ll definitely leave her,
and she’s tired of suffering already.
Wash the pan left burnt
as a memory that sings like this now:
how they broke up - friends, of course - on the phone,
and parted all night with her.
How she barefoot you, sleepy, escorted
straightened your scarf with a drum roll in your chest.
As she said "I adore you"
and couldn’t say “don’t leave”.
Stop reasoning, ask yourself questions.
Everything is fine with you. Well, almost quiet ... But the surface!
And please take off this sheet already!
You can’t wash her eyelids.
Be patient. And be warm and light for her.
Give her everything and don’t want anything.
Let her go in your thoughts. Relive it all.
Only by heart do not let go.
Let everything be as it was - insanely and naked
and it will be decided on its own - you will see - where the heat, where the trembling.
And you will be happy. If you take her as a wife
and if - believe me, my silly one - you won’t take it.
У записи 65 лайков,
8 репостов.
8 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ксения Гриневская
