М. Жванецкий Тишина Как все устроилось, и не...

М. Жванецкий

Тишина

Как все устроилось, и не предполагал.

При таком обилии изображений – нечего смотреть.

При таком количестве радио – нечего слушать.

При таком количестве газет – нечего читать.

Вот и славно.

Проступают голоса людей, скрип снега, вопли тронутых авто.

Внутри закрытых кранов куда-то течет вода.

Наверху вечно и мучительно сверлят.

Подо мной страдают от моих шагов.

Мусоропровод грохотом провожает кого-то вниз.

Эти скрипы, вопли, стуки и лай называются тишиной.

Мы шли к этой тишине через всю телеканализацию, катастрофы, вой «скорой», визг тормозов, стрельбу, сексуальные и больничные стоны. Через аплодисменты парламента, предвещающие кровавое обострение. Через нескончаемую войну на Кавказе, через падающие небоскребы, через предвыборные грязи, через десятки комментаторов, придающих однозначному многозначительность. Через тоскливую сексуху, через чужую дебильную личную жизнь.

От чего молчание кошки кажется остроумным.

И все это как бы по нашим заявкам.

И все это для какой-то нашей радости.

Мы прошли через унизительные игры «угадаешь букву – дам денег».

Мы видели чужую жадность, похоть, предательство.

Розыгрыши людей с участием настоящей милиции.

Попробуй тут не разыграйся.

Мы прошли через споры обо всем, кроме того, что нужно: как жить и как выжить.

Чужая ненависть к мужу и жене лезет в нашу кровать.

Политические обозреватели бессмысленно уязвляют всех. Диким воплем заблудившегося перечисляют события недели, известные всем. Только узнайте меня! Запомните меня! Я буду комментировать криком, воплем, подтрунивая, подхихикивая, подпевая, подвывая – только запомните меня!

Мы прошли через диспуты, глубина которых ограничивается дном кастрюли, а в концовке одна великая фраза: «Наше время истекло».

Это главный вывод всех дебатов.

Истекло их время.

Они говорили, говорили и, не попав на мысль, вывод, пожелание – на то, что ждешь от нормального человека, чтоб понять, ради чего он это затеял, – перешли к тому, ради чего их время кончилось – на перхоть, прокладки, трупы и пистолеты.

И как будто оно и не начиналось.

Что же я привязался все к тем же?

Да не к ним – к той жизни, что начинается после восемнадцати ноль-ноль, без искусства, без выдумки и без таланта.

В газетах, о которых нельзя сказать плохого слова, самое заметное – письма читателей.

Там жизнь, ум, лаконизм – наслаждение.

Газета, которой нечего сказать, – толще всех.

Заголовки в стихах и анекдотах.

Девицы задают вопросы звездам: как спали, чего ели и о чем вы бы себя сами спросили, если бы я иссякла?

Нельзя критиковать радио, нельзя ругать газеты, и они дружно желтеют.

И впервые нам становится понятно, как в условиях конкуренции они становятся одинаковыми.

Вот вам нельзя умываться грязной водой.

Нельзя есть пережеванное.

Я не верю, что это по нашим просьбам.

Даже если это так, я не буду искать другую страну.

Я просто подожду.

Я все выключу и подожду.

Все займет свое место.

Тупой должен слушать тупого по специальному тупому радио.

И такое радио будет или уже есть.

Темный пусть хохочет на своем канале.

Озабоченный пусть мается ночами с пультом в руках вместо жены.

Кто ненавидит своего мужа – пусть ищет свой канал.

Остальных просят обождать.

Если меня не подводит интуиция – кроме секса, почесухи, политики и Ирака что-то должно быть еще…

Даже что-то уже было.

Как это все называлось?

То ли талант.

То ли интеллект.

То ли порядочность.

То ли вкус.

Ведь и те, кто хохочет, чувствуют, что чего-то не хватает.

Как бы сформулировать, чтобы поняли все…

Или не стоит, если все?..

К чему тогда стремиться?

Может, оставить что-то непонятное, там теорию относительности или чеховскую грусть и одного человека, чтобы побыть с ним.

Чтоб посмотреть мир его глазами, послушать его ушами и прогуляться с его сердцем.
M. Zhvanetsky

Silence

How everything worked out, and did not imagine.

With such an abundance of images - there is nothing to watch.

With so many radios, there’s nothing to listen to.

With so many newspapers - nothing to read.

Well, fine.

There are voices of people, the creak of snow, the cries of touched cars.

Inside the closed taps water flows somewhere.

Upstairs forever and painfully drilled.

Below me suffer from my steps.

Garbage chute escorts someone down.

These creaks, screams, knocks and barking are called silence.

We went to this silence through the whole channel, catastrophes, howling ambulance, squeal of brakes, shooting, sexual and hospital moans. Through the applause of the parliament, portending a bloody aggravation. Through the endless war in the Caucasus, through falling skyscrapers, through election campaigns, through dozens of commentators, giving unambiguous significance. Through a sad sexuha, through someone else's moronic personal life.

What makes the cat's silence seem witty.

And all this, as it were, according to our applications.

And all this for some of our joy.

We went through humiliating games "guess the letter - I will give money."

We saw someone else's greed, lust, betrayal.

Drawings of people with the participation of the real police.

Try not to play here.

We went through disputes about everything except what was needed: how to live and how to survive.

Someone else's hatred of husband and wife crawls into our bed.

Political observers are pointlessly sting everybody. The wild cry of the stray enumerates the events of the week, known to all. Just recognize me! Remember me! I will comment on shouting, screaming, teasing, podhikhyvaya, singing, howling - just remember me!

We went through disputes, the depth of which is limited to the bottom of the pot, and in the end one great phrase: “Our time is up”.

This is the main conclusion of all debates.

Their time is up.

They talked, talked and, without hitting the idea, conclusion, wish — what you expect from a normal person to understand why he started it — went over to what their time was over for — dandruff, gaskets, corpses and pistols.

And as if it did not begin.

What am I attached to all the same?

But not to them - to the life that begins after eighteen zero-zero, without art, without invention and without talent.

In newspapers, about which a bad word cannot be said, the most noticeable thing is letters from readers.

There life, mind, laconicism - pleasure.

The newspaper, which has nothing to say, is thicker than all.

Headings in verses and anecdotes.

The girls ask questions to the stars: how did you sleep, what did you eat and what would you ask yourself if I dried up?

You can’t criticize the radio, you can’t criticize newspapers, and they turn yellow together.

And for the first time it becomes clear to us how in a competitive environment they become the same.

You can’t wash yourself with dirty water.

You can not eat chewed.

I do not believe that this is our request.

Even if this is the case, I will not look for another country.

I'll just wait.

I'll turn it off and wait.

Everything will take its place.

Dumb should listen to stupid on a special stupid radio.

And this radio will be or is already there.

Dark let him laugh on his channel.

Preoccupied let him toss at night with the remote control in his hands instead of his wife.

Whoever hates her husband, let him seek his channel.

The rest is asked to wait.

If intuition fails me - besides sex, pruritus, politics, and Iraq, something else has to be ...

Even something already happened.

What was it all called?

Whether talent.

Whether intelligence.

Whether decency.

Whether taste.

After all, those who laugh, feel that something is missing.

How to formulate so that everyone understands ...

Or not, if everything? ..

What then strive for?

Maybe leave something incomprehensible, there is the theory of relativity or Chekhov's sadness and one person to be with him.

To see the world through his eyes, listen to his ears and walk with his heart.
У записи 10 лайков,
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Владислава Нистратова

Понравилось следующим людям