Обычная петербургская маршрутка. Где-то рядом с водителем тихо...

Обычная петербургская маршрутка. Где-то рядом с водителем тихо постанывает Татьяна, ясный мой свет, Буланова. Пассажиры готовятся отправиться от Ладожского вокзала в поселок-герой Янино и дальше, в самое сердце тьмы. Как вдруг вольное дыхание мая врывается в маршрутку солодово-хмельными нотами. Входит ОНА, с телефоном и пивом в руках. Идет, подобно каравелле, по зеленым волнам.
Каравелле на вид лет 25, телосложение крепкое, как слово моряка. Червлена губами, бровьми союзна, кровь с молоком, тушь с помадой, тени с переливами. Дыша духами, туманами и перегаром, она садится у окна и начинает глаголом (а также прилагательными) жечь сердца людей, да так, что слышат ее и горние ангелы, и гады морские. И вырисовывается из слов ее история — простая и, вместе с тем, весьма и весьма поучительная.
Сердце мое обливается кровью, но некоторые слова, использованные героиней этого скромного повествования, запрещены российским законодательством, а потому мне придется от них избавиться. Если заменять их многоточиями, рассказ сей будет продыревялен, буквально изрешечен пунктуацией, как вражескими пулями. Если же заменить их словами менее резкими, уйдет весь сок жизни, вся ее сермяжная правда. Впрочем, если правды все равно уж нет, так пусть вместо исконных матерных слов речь нашей незнакомки наполнится диковинными зверьми, рыбами и птицами певчими, в общем, представителями мира животных, реальных и вымышленных. Догадаться, что на самом деле говорила прекрасная дева, не составит труда, и смысл истории от этого ничуть не пострадает. Итак,
- Бобуайт виргинский, Светка, да задолбала меня уже эта пищуха алтайская! - начинает наша героиня. - Прикинь, телефон у меня отобрала, сказала, что я много треплюсь! Я! Много треплюсь! Вот ведь гидра Лернейская!
Шпок! Банка с пивом лишается своей девственной герметичности. Незнакомка совершает смачный гедонистический глоток.
- Она мне вчера сказала: «Ты — пипа суринамская»! Представляешь! Я — пипа суринамская! Я — суринамская пипа! Пипа! Я! Суринамская!
При каждом новом возгласе в маршрутку входит новый пассажир. Один из них, не в меру веселый и находчивый мужчина, отвечает на «суринамскую пипу»:
- Рад знакомству! Сергей!
Но его неуместно-ироничное приветствие остается без внимания. Пипа поглощена разговором по телефону.
- По собственному желанию?? Чтооо? Я сейчас Тане позвоню, она с начальством дружбу водит, пусть точно скажет, что к чему, - заявляет незнакомка своей собеседнице.
Через секунду тон ее становится неожиданно нежным:
- Алло, Танечка, привет, - щебечет она в телефонную трубку. - Ты вот у нас человек интеллигентный, честный. Чего там про меня начальство говорит? Светка сказала, уволить меня хотят. Чтооо? Я?? Это я должна лекарства им давать? С какого химахима??
Так токующий тетерев переходит от чуфыскания к голубиному бормотанию, звукам, отдаленно напоминающим барабанный бой.
- Я им не медсестра! Как это, кто я тогда? Я — МЛАДШАЯ медсестра, это разные вещи. Я за других вкалывать не намерена! Я кричу?? Да не кричу я, хутия ты гаитянская. Я вообще никогда не кричу! Ладно, позвоню сейчас Анне Петровне.
Пауза, полет нежных пальцев по экрану смартфона.
- Анна Петровна, ну чего, увольняют меня? Обезумели, саки короткохвостые, совсем! Это я-то пью??
Червленые губы, тем временем, совершают новый глоток.
- Да никогда я не пью!
Сколько горького, как пенное пиво, отчаяния, сколько праведной обиды в ее голосе! Камень, и тот бы посочувствовал невинно осужденной.
- По дороге на работу — не считается! На работе я — ни-ни! Вы же знаете. Ну, не считая вчерашнего, да.
Воцаряется полусекундная пауза. Сердца пассажиров наполняются надеждой на тишину. Но нет, за паузой следует новая буря. Новые испытания обрушились на бедную девушку, испытания невиданные и, судя по всему, совершенно незаслуженные.
- Что они обо мне сказали? Я? С мужиками? С завотделения? Я-то? Вот ведь саламандры весенние, недостреляные! Ну я задам им сейчас! Всё, до свидания, Анечка Петровна.
И вновь, подобно птице, сменяет она свой голос, делая его легким и нежным, как первые солнечные лучи, ласкающие отягощенные росой травы.
- Лёшенькаа? Меня тут уволить хотят. Да. Баба Яга наша. Ну ты же знаешь, какая она. Очернила меня, попрала мою честь и достоинство, такого про меня наговорила, что сказать стыдно. Можешь с ней поговорить? Тебя-то она послушается. Ой, спасибо, дорогой! Ты прелесть! И я тебя. Да. Ну конечно, раз твоя уехала, приеду. До вечера!
Решив проблему, девушка неожиданно переходит на хищный хриплый бас.
- Светка, привет еще раз. Позвонила я хахалю своему. Ну всё, хана нашей карге. А я что? Я остаюсь. Ага.
Она остаётся! Ангелы небесные поют «Аллилуйя!» Да здравствует Минздрав, да здравствует медицина российская и вся королевская рать! Да здравствуют твари земные, гады морские и обитатели горныя! Она спасена!