13 лет назад у нас во дворе плакал котенок — всю ночь напролет, громко-громко. Утром мы пошли покормить его. Он оказался крохотным, выбежал навстречу, вскарабкался по моим штанам, по куртке, ткнулся в мою щеку. И всё изменилось. Навсегда.
Сначала он помещался на ладони и даже не умел сам есть. Мы с подругами прибегали из института между парами, грели молоко, кормили его из пипетки.
Котенок оказался невероятно нежным. Мы думали, что это девочка — Рокси. Но оказалось, что это Рокс. Он рос стремительно и ужасно смешно — сначала вымахало туловище, а голова еще долго оставалась маленькой (за это мы дразнили его Лохнесским чудовищем), глаза в кучку, на черной шерстке коричневые подпалины и еле заметные полоски, грудь и пузо белые. Кот во фраке, мохнатый. Букашка, мультяшка, пингвин. Громко-громко дышал во сне — сопелка, кряхтелка, охалка. Ребятёныш.
У нас тогда уже были старая кошка Мурка и молодой кот Кузя. Мама сказала: куда нам три кота на таком маленьком пространстве. И я повесила объявление в институте: «Отдам в хорошие руки». А когда кто-то отщипнул полоску с телефоном, испугалась и объявление сорвала.
Рокс стал красивым пропорциональным котом с яркими зелеными глазами. Ушли подпалины, ушли полосочки, и косоглазие тоже ушло. А нежность осталась. Кошка-обнимашка, говорили мы.
Он действительно обнимал меня за шею. И любил спать у меня на голове. А когда я стала жить отдельно, спал на голове у бабушки или у мамы. Или хотя бы рядом на подушке. И почти всегда, когда я приходила, шел ко мне на руки.
Когда-то давно мы возили его в деревню. Пока наш рыжий Кузя грациозно ловил лягушек и пел серенады с яблони, Рокс лежал посреди дороги, пузом кверху, уверенный, что и машины его объедут, и лошади обойдут. Ни за кем он никогда не охотился. В прямом смысле слова и мухи не обидел.
Впервые он сильно заболел, когда ему было два месяца. Врачи сказали: котенок больной от рождения, непонятно, выживет или нет. Рокс выкарабкался. А потом еще, и еще раз. Сильно болел, но полностью выздоравливал и довольно жмурился, как будто говорил — мол, вот он я, и ничего страшного.
В последнее время было страшно и плохо подолгу, а спокойно и хорошо — все реже. Однажды он потянулся ко мне, чтобы я взяла его на руки, прижался к груди, заурчал и тут же тяжело закашлялся. И больше не пытался меня обнять. Не ворчал, не плакал, не сопротивлялся, позволял нам вливать в себя любые лекарства и делать любые уколы, не прятался, смотрел в глаза. Потом круг замкнулся — он снова не мог есть сам, и на шерсти опять появились подпалины — как когда он был совсем маленьким. Мама и бабушка не спали по ночам, потому что и он больше не мог спать ночью.
Позавчера Роксу пришлось сделать самый последний укол. Наверное, надо было поставить точку раньше. Но как поставить ее, глядя в глаза тому, с кем ты сроднился? Я не смогла защитить его от всего, через что ему пришлось пройти, и это очень страшно.
Страшно и то, что многие лекарства исчезли из ветаптек — хорошие импортные препараты приходится искать по всему городу, покупать с рук, втридорога. Для Рокса мы их, конечно, достали бы даже из-под земли. Но они все равно помогли лишь ненадолго. У него была онкология. Как и у Мурки, как и у Кузи.
В нашем огромном и бестолковом городе нормально похоронить можно только человека. А если ты не человек, сколько бы лет ты ни прожил и сколько бы любви ни подарил, некуда будет прийти твоему непутевому двуногому. Прийти и сказать: «Прости меня, мой маленький, я так тебя люблю!» Хотя зачем куда-то ходить? Ты ведь и так знаешь.
Сначала он помещался на ладони и даже не умел сам есть. Мы с подругами прибегали из института между парами, грели молоко, кормили его из пипетки.
Котенок оказался невероятно нежным. Мы думали, что это девочка — Рокси. Но оказалось, что это Рокс. Он рос стремительно и ужасно смешно — сначала вымахало туловище, а голова еще долго оставалась маленькой (за это мы дразнили его Лохнесским чудовищем), глаза в кучку, на черной шерстке коричневые подпалины и еле заметные полоски, грудь и пузо белые. Кот во фраке, мохнатый. Букашка, мультяшка, пингвин. Громко-громко дышал во сне — сопелка, кряхтелка, охалка. Ребятёныш.
У нас тогда уже были старая кошка Мурка и молодой кот Кузя. Мама сказала: куда нам три кота на таком маленьком пространстве. И я повесила объявление в институте: «Отдам в хорошие руки». А когда кто-то отщипнул полоску с телефоном, испугалась и объявление сорвала.
Рокс стал красивым пропорциональным котом с яркими зелеными глазами. Ушли подпалины, ушли полосочки, и косоглазие тоже ушло. А нежность осталась. Кошка-обнимашка, говорили мы.
Он действительно обнимал меня за шею. И любил спать у меня на голове. А когда я стала жить отдельно, спал на голове у бабушки или у мамы. Или хотя бы рядом на подушке. И почти всегда, когда я приходила, шел ко мне на руки.
Когда-то давно мы возили его в деревню. Пока наш рыжий Кузя грациозно ловил лягушек и пел серенады с яблони, Рокс лежал посреди дороги, пузом кверху, уверенный, что и машины его объедут, и лошади обойдут. Ни за кем он никогда не охотился. В прямом смысле слова и мухи не обидел.
Впервые он сильно заболел, когда ему было два месяца. Врачи сказали: котенок больной от рождения, непонятно, выживет или нет. Рокс выкарабкался. А потом еще, и еще раз. Сильно болел, но полностью выздоравливал и довольно жмурился, как будто говорил — мол, вот он я, и ничего страшного.
В последнее время было страшно и плохо подолгу, а спокойно и хорошо — все реже. Однажды он потянулся ко мне, чтобы я взяла его на руки, прижался к груди, заурчал и тут же тяжело закашлялся. И больше не пытался меня обнять. Не ворчал, не плакал, не сопротивлялся, позволял нам вливать в себя любые лекарства и делать любые уколы, не прятался, смотрел в глаза. Потом круг замкнулся — он снова не мог есть сам, и на шерсти опять появились подпалины — как когда он был совсем маленьким. Мама и бабушка не спали по ночам, потому что и он больше не мог спать ночью.
Позавчера Роксу пришлось сделать самый последний укол. Наверное, надо было поставить точку раньше. Но как поставить ее, глядя в глаза тому, с кем ты сроднился? Я не смогла защитить его от всего, через что ему пришлось пройти, и это очень страшно.
Страшно и то, что многие лекарства исчезли из ветаптек — хорошие импортные препараты приходится искать по всему городу, покупать с рук, втридорога. Для Рокса мы их, конечно, достали бы даже из-под земли. Но они все равно помогли лишь ненадолго. У него была онкология. Как и у Мурки, как и у Кузи.
В нашем огромном и бестолковом городе нормально похоронить можно только человека. А если ты не человек, сколько бы лет ты ни прожил и сколько бы любви ни подарил, некуда будет прийти твоему непутевому двуногому. Прийти и сказать: «Прости меня, мой маленький, я так тебя люблю!» Хотя зачем куда-то ходить? Ты ведь и так знаешь.
0
У записи 23 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Нина Фрейман
