В детстве меня завораживала станция "Маяковская" - сочная, праздничная, мясистая и самая что ни на есть моя - от нее до дома было три минуты. Ну а потом начались стихи, потом возник этот образ - человек-глыба и одновременно облако в штанах. Его гиперболы - неуклюжие и выразительные, как гигантские карнавальные куклы - казались живыми. Казалось, только так и можно обозначать любовь - гвоздями ее к сердцу приколачивать, а сердце приколотить к бумажному листу.
Потом все это стало казаться пафосным и сомнительным, и все равно тайком трогало - от себя ведь не открестишься, а это ты и есть, пубертатный, наизнанку вывернутый, в строчках его любовной лирики. Потом все еще как-то поменялось, перекрутилось, а Маяковский остался любимым.
Сегодня сколько-то там лет с тех пор, как он поставил свою точку пули в конце. Все баллистические и каббалистические экспертизы давно проведены, килограммы книг понаписаны. Один только "Тринадцатый апостол" Быкова, по-моему, больше килограмма весит. Литературоведы и критики закатывают глаза. А мне "Апостол" по душе. Там и правда много воды, но ведь и мы с вами из воды на 70 с гаком процентов состоим. К тому же, почувствовать почву под ногами, нырнув в этот многостраничный опус, тоже можно: есть главы, плотно насыщенные фактами, цитатами и документами.
Конечно, в первую очередь эта книга нравится мне потому, что в ней живет ровно такой Маяковский, каким я его себе и представляла. Это, естественно, не значит, что он таким и был. Но это мой Маяковский, вот такой вот, тяжелый, трудный, чуть ли не на тысячу страниц, и все равно его хочется прижать к сердцу. Как хорошо, что еще кто-то его таким видит.
В общем, если вас этот товарищ тоже цепляет, трогает, завораживает, обижает или даже злит - мне кажется, стоит эту книжку хотя бы полистать. А я вот теперь очень хочу добраться до Бенгта Янгфельдта: "Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг". Если вдруг есть у кого - дайте почитать, пожалуйста. Кстати, "Апостол" тоже во многом про круг; там очень мощная многоголосица слышна - голоса его друзей и недругов. И это именно что круг, а не затасканный и отчасти надуманный треугольник. Хотя для меня Маяковский - это вообще квадрат - как плакат, которых он нарисовал тысячи.
Потом все это стало казаться пафосным и сомнительным, и все равно тайком трогало - от себя ведь не открестишься, а это ты и есть, пубертатный, наизнанку вывернутый, в строчках его любовной лирики. Потом все еще как-то поменялось, перекрутилось, а Маяковский остался любимым.
Сегодня сколько-то там лет с тех пор, как он поставил свою точку пули в конце. Все баллистические и каббалистические экспертизы давно проведены, килограммы книг понаписаны. Один только "Тринадцатый апостол" Быкова, по-моему, больше килограмма весит. Литературоведы и критики закатывают глаза. А мне "Апостол" по душе. Там и правда много воды, но ведь и мы с вами из воды на 70 с гаком процентов состоим. К тому же, почувствовать почву под ногами, нырнув в этот многостраничный опус, тоже можно: есть главы, плотно насыщенные фактами, цитатами и документами.
Конечно, в первую очередь эта книга нравится мне потому, что в ней живет ровно такой Маяковский, каким я его себе и представляла. Это, естественно, не значит, что он таким и был. Но это мой Маяковский, вот такой вот, тяжелый, трудный, чуть ли не на тысячу страниц, и все равно его хочется прижать к сердцу. Как хорошо, что еще кто-то его таким видит.
В общем, если вас этот товарищ тоже цепляет, трогает, завораживает, обижает или даже злит - мне кажется, стоит эту книжку хотя бы полистать. А я вот теперь очень хочу добраться до Бенгта Янгфельдта: "Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг". Если вдруг есть у кого - дайте почитать, пожалуйста. Кстати, "Апостол" тоже во многом про круг; там очень мощная многоголосица слышна - голоса его друзей и недругов. И это именно что круг, а не затасканный и отчасти надуманный треугольник. Хотя для меня Маяковский - это вообще квадрат - как плакат, которых он нарисовал тысячи.
0
У записи 31 лайков,
2 репостов,
508 просмотров.
2 репостов,
508 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Нина Фрейман
