«Я поворачиваюсь на пятках спиной к окну и...

«Я поворачиваюсь на пятках спиной к окну и в мазурке скольжу по лакированному паркету. Интересно, он сделан еще при матушке Екатерине? Представляю себе, как она, может, в этой самой зале вальсировала с молодым Наполеоном, или развлекалась с сумасшедшим композитором Толстым, или соблазняла Чингисхана мелькнувшей из-под платья царственной ножкой». Как думаете, кто написал такое? Дэвид Митчелл! Тот, который «Облачный атлас». «Атлас» мне когда-то очень понравился, я решила почитать что-нибудь еще. Под рукой оказался самый первый митчелловский роман – «Литературный призрак». И некоторое время я просто недоумевала, как вообще кто-то решился такое издать. Да что я – митчелловские переводчик с редактором, судя по всему, тоже были крепко озадачены и время от времени выдавали свой фэйспалм в примечаниях.
Ну ладно японский фанатик-сектант, который хочет убить всех человеков. Ну ладно бестелесный дух, который переселяется из тела в тело и путешествует по Монголии. С кем не бывает. Но там есть, например, новелла про смотрительницу Эрмитажа, которая то и дело видит во сне Екатерину Великую, спит с неким главным хранителем Эрмитажа, помогает тырить картины и любуется многочисленными куполами на отрезке между Эрмитажем и Аничковым мостом. Отрывок про Екатерину с Толстым и Чингисханом как раз из этой части книги. Но даже это просто мелочи по сравнению с финальными новеллами (все они, кстати, связаны между собой).
Ближе к концу романа Митчелл выводит на сцену женщину-физика, которая придумала какую-то супер-пупер-штуку для точного наведения ракетных ударов, которую – сюрприз! – решили использовать военные, и теперь за ней (и за женщиной, и за штукой) охотится Пентагон. Чтобы скрыться от преследователей, женщина-физик сначала плутает по всему свету и тщательно заметает следы, а потом такая херак – и просто возвращается домой на Клир-Айленд. И все ее соседи-островитяне, не сговариваясь: «Мы не сдадим тебя Пентагону!». Однако за женщиной-таки приходит чуть ли не целое войско, и она вынуждена сдаться. Но все свои тайные разработки она держала исключительно в тетрадке, и чтобы они не достались злодеям – тадам! – скормила тетрадку козе!
Описывая мыли женщины, Митчелл пытается засунуть туда всякие научные законы, формулы ну или хотя бы самые примитивные вычисления. Получается примерно как с Екатериной и Чингисханом под звон петербургских колоколов. И вот тут переводчика с редактором начинает крыть. «Первый луч осветил край занавески и завершил свое 26-минутное путешествие у меня на сетчатке», - пишет Митчелл. «Вообще-то солнечный луч долетает до Земли за 8 минут», - парирует редактор в сноске. «Вы знаете, отец Уолли, за последние 17 лет я провела с Лайамом только 5 лет и 9 месяцев. Всего 26 процентов», - не сдается Митчелл. «На самом деле 34 процента», - бурчит редактор.
Дальше там еще много прекрасного: изобретение этой прекрасной женщины начинает говорить человеческим голосом, выходить в эфир джазовой радиостанции и спорить с монгольским духом.
Обычно если мне не нравится книга, я ее просто бросаю. Почему не бросила «Литературного призрака»? Наверно, потому что было интересно, с чего Митчелл начинал, как сделан его первый роман. Или просто было интересно. Точка. А еще потому, что худо-бедно он увязал-таки воедино самые безумные сюжетные линии (из нынешних российских литературных звезд на такое вообще почти никто не способен), сумел пробудить сочувствие хотя бы к части своих героев, а время от времени выдавал неплохие диалоги и замечательные формулировки. Например, «Воспоминания – потомки настоящего, которые рядятся в костюмы предков». И, дочитав до конца, я уже мысленно благодарила того, кто разглядел в нем сильного писателя, кто не отмахнулся от этой его рукописи только потому что там у него смотрительница Эрмитажа скрестила Екатерину II с Чингисханом. Ну и что. Вот набил он руку на «Литературном призраке», почувствовал, что может быть кому-то интересен, и теперь у нас есть «Облачный атлас» и другое хорошее.
И еще возникла в моей голове параллель с сериалом «Новый папа», который все, включая меня, любят и хвалят. А ведь можно было бы прицепиться как минимум к персонажу Людивин Санье, которая, живя в Ватикане, умудряется стать жертвой сутенера, потом на кой-то хрен связаться со странненькими террористами, помешанными на «молодом папе», и захватить в плен детей на далеком острове. Что? А вот. Зарубил бы кто сценарий, ткнув пальцем в этот неказистый сюжетный аппендикс, и не было бы у нас роскошного зрелища. Безумству храбрых поем мы песню.