Григорий Неделько http://vk.com/gan_presents
Делайте ставки!
(рассказ-сказка)
Ложь сладко потянулась и поудобнее устроилась на ветке дерева. Дул приятный июльский ветер, свежий и не холодный, обманчивый: недостаточно сильный для того, чтобы спрятать её, ложь, от миллиардов и миллиардов потенциальных ушей всех живых существ, но и не настолько слабый, чтобы её не слышали ясно, отчётливо… С таким ветром она могла пробраться в любые уши.
Неправду говорят, будто бы ложь не имеет отношения к животным. Ложь и борьба с ней – сила, управляющая Вселенной. Ложь, поскольку была ложью, хорошо знала правду.
Ложь размечталась. Вот бы слететь с ветки, всосать в себя весь ветер со всей его силой, набухнуть, объять собой Земной шар, подчинить его своей воле, набраться энергии ото всех тех, кому не повезло жить на планете, - и устремиться дальше, в космос, чтобы…
Но ложь понимала, что такого никогда не случится. Ложь, поскольку была ложью, знала и неправду.
Но ведь люди-то способны заблуждаться даже на этот счёт…
И только тёплая волна самолюбования и самопоклонения обволокла её, как чей-то приглушённый и заторможенный голос раздался над самым её нематериальным ухом:
- Эээ. Не помешаю… а?
Ложь обернулась и увидела сидящую рядом глупость. Эта встреча не доставила лжи удовольствия.
- Нет, конечно, всегда тебе рада, - привычно соврала ложь; краснеть она никогда не умела.
- Знаешь… ммм… эээ… знаешь?
- Знаю, - снова обманула ложь.
- А я нет, - быстро сказала глупость и отрывисто, дисгармонично загыгыкала.
Ложь почувствовала себя неуютно. Сидеть рядом с глупостью, которая врала не ради высокого искусства, а по природной и достойной величайшего сожаления глупости, было очень, очень противно.
«Ладно, у каждого свои недостатки, надо с ними мириться», – подумала ложь – себе она тоже не любила признаваться в правде. Особенно себе. Хоть и хорошо, как известно, правду знала.
- Докажь, я умная? – ни с того ни с сего ляпнула глупость.
- Нет, это я дура, - в тон ей ответила ложь.
- Гы-гы-гы. Гы-гы?
- Гы.
- Гы... Эээ…
Глупость умолкла, исчерпав на время темы разговора. Она стала прислушиваться к Окружающему – вдруг оно подскажет что-то, чему можно безоговорочно поверить и что можно выдать за своё. Окружающее молчало, занятое более важными делами, чем глупость. Его было слишком много, чтобы оно ещё тратило себя на всяких глупостей.
- Я тебе… того… не надоела? – глупость была в ударе.
- Разве ты можешь надоесть? – умно и уклончиво ответила ложь.
- Нуу… ээ… конечно… нет! – почти выкрикнула радостная глупость.
- Ну вот, видишь…
- Что?
Лжи захотелось оказаться в другом месте.
«Какой ужас, - подумала она. – Я всегда была сама себе кумиром и считала, что хуже меня лжи быть не может. Но враньё глупости, глупое враньё… даже мне от него становится не по себе. Вот бы она улетела туда, откуда явилась, и поскорее».
- О… смотри… Это…
- Что ты говоришь?
- Этот… ну… идёт к нам…
- Этот?
- Ну, эта… живая. Не такая, как мы.
- Женщина?
- Да не, летит!
- Ты сказала, идёт.
- Ну, по воздуху в смысле… Летит. Вот.
Ложь повернула голову.
- Сорока?
- Всем прривет! – поздоровалась сорока.
- Привет, сорока.
- Ээ, привет.
«Ещё один весёлый компаньон», - грустно и лживо подумала ложь, но на этот раз неправда была оправданной – ведь за иронию редко кого упрекают. Ирония свойственна жизни, какой смысл упрекать жизнь в том, что она жизнь?
- Присаживайся, - ложь указала рукой на свободное место.
- Я уже, - сказала ворона.
- А тебя разве приглашали?
- Конечно. Я всегда прриглашена.
- Тебе это кто-то передал?
- Зачем мне передавать – я сама прринесу всё, что мне надо. На хвосте.
- Ты молодец, - без какого-либо сарказма заметила ложь, и сейчас ей, родившейся одновременно с умением врать, действие это не доставило никакого удовольствия.
- Эээ.
- Прошу вас.
- Ээ… только после вас, - сострила глупость и вдруг почувствовала себя неуютно – шутка на сей раз скорее удалась, а всё умное глупость смущало и казалось ей ужасно глупым.
Сорока презрительно каркнула, но глупость её не поняла, а ложь сделала вид, что ничего не услышала. Решив покрасоваться, сорока перелетела на соседнюю ветку, где уселась напротив лжи и глупости – создавался эффект трибуны: знаменитый оратор сорока произносит свои пламенные речи перед преданными слушателями.
- Слышали последнюю новость? – противно каркнула знаменитый оратор.
- Какую? – уточнила ложь.
- Эээ.
- В мирре все живут счастливо, прросто не подозрревают об этом. Вот так!
- Это кто тебе сказал? – поинтересовалась ложь. – Я не говорила.
- Я же объясняю, мне никто ничего может и не говоррить…
«…я сама всё придумываю и приношу, - мысленно закончила за сороку ложь. – Это что же получается: ложь глупости достойна сожаления из-за глупости, а глупая сорокина ложь, её сплетни и слухи, которые она распускает, будучи совсем не глупой, вызывает омерзение?»
Ложь подумала, что слишком частые размышления на эту тему заставят её возненавидеть саму себя, и решила порассуждать о чём-нибудь другом.
Сорока тихонько – чтобы никто не заметил – помахивала хвостиком, распространяя аромат своей бессмысленной, не обосновываемой даже глупостью лжи по свету, пользуясь безотказностью парящего тут и там летнего ветра.
«Чёрт знает как занесло меня сюда, а теперь уже не выбраться…», - ложь потянуло на пространные философские рассуждения, и это было самым ясным сигналом призадуматься: может, действительно что-то не так?
Но сегодня найти решение было не суждено.
- Какая тёплая компания. Как я рад всех вас видеть. Моя милая глупость… моя лучшая подружка сорока… о, ложь, дорогая, как давно я тебя не видел. Здравствуйте, дамы, поклон вам.
«Чёрт! Только тебя здесь и не хватало. Сук обломится, а мне рано становиться героиней анекдота», - зло подумала ложь, но произнесла совсем другое:
- Привёт, чёртик, как поживаешь? Дай чмокну тебя, что ли, в щёчку. Так давно не виделись. Как ты? Выглядишь превосходно!
«Урод уродом», - не унимались мысли.
- Ты всё такая же веселушка и шалунья, моя маленькая ненаглядная ложь. – Слова чёрта звучали елейно и лицемерно, но при этом – искренне, и ложь подумала, что это, наверное, наихудшая разновидность обмана.
- Да и ты не отстаёшь, рогатый ты мой.
«Кем-то оброгаченный. Когда же ты заткнёшься, и я от тебя, а заодно и ото всех прочих отдохну?»
«На том свете отдохнёшь», - лукаво подумал чёрт и подмигнул лжи.
Ложь не смутилась. Она знала об этой его особенности, но в обществе правдой было не то, что думалось, а то, что сказывалось. Условности в коллективе намного важнее здравых рассуждений.
«И безопаснее, кстати говоря», – мысленно заметил чёрт и опять заговорил вслух:
- О чём беседуете?
- Да вот, только что тебя вспоминали. 100 лет проживёшь.
- Эээ. Или больше, - добавила молчунья глупость.
«Это точно», - мысленно согласились ложь и чёрт, переглянулись, но как всегда ничего друг другу не сказали.
- А где же ваши подружки лицемерие и трусость? Я по ним соскучился.
- Какая… ээзелёная листва.
- Ээпрравда.
Беседа зашла в тупик.
Ложь выглядела потерянной.
Однако никто, естественно, не замечал ни того, ни другого. Обычное дело…
- Ладно, я, пожалуй… - ложь привстала и приготовилась взлететь, но что-то её остановило. – Эй, что это?
Её собеседники, кто пытливо, кто любопытно, кто бездумно, уставились на приближавшуюся к дереву чёрную точку.
- Бу-бу-бу, - сказала точка.- Бу-бу-бу, бу-бу, бу-бу.
- Это… - промолвила ложь.
- ...И это сюда, - с этими словами точка, превращаясь из чёрной в разноцветную и из точки – в овал, слегка сместилась в сторону и что-то выпростала из себя.
- Ээто…
- Так… не то… фоне дерева… почему бы… передвинуть… камеру… - Точка неумолимо наращивала гуманоидность.
- Это журрналист! – громко вскаркнула сорока, но чёрт тут же зажал ей клюв.
Ух. Кажется, её не услышали.
Ложь с ужасом смотрела на человеческую фигуру и понимала всю свою бессмысленность. Даже если она исчезнет из Мира, останется ОН…
- Сиди тише, может, не заметят, - шепнул чёрт сороке.
- Раньфе не зафефяли, - ответила та сквозь фиксировавшую ей клюв чёртову руку.
- Рядом с ложью всегда надо быть начеку.
Ложь насторожилась, но внезапно с изумлением поняла: имели в виду не её.
Неужели она – ненастоящая? И все те, кто сидят рядом и лгут, каждый по-разному и все лучше друг друга, - тоже? Неужели настоящая Ложь – иного рода?
- О-ё-ёй…
- Эээ. Мама.
- Ррвём когти!
«Так вот почему я ненавижу и боюсь их столь сильно! А я-то ломала голову. Так вот почему…»
«Эй, ложь, кончай философствовать, бежим отсюда на счёт “три”».
«Посидим тихо, - мысленно отмахнулась ложь, - может, нас и не заметят».
«Ты не понимаешь: там не один – там два журналиста», - голос чёрта, даже мысленный, был чересчур вкрадчивый и тихий.
Ложь напряглась. Она боялась услышать продолжение.
«И они снимают репортаж! Представляешь, что будет, если мы попадём в кадр? Как они всё извратят! Выставят нас уродами, чудовищами!..»
В один миг ложь, глупость, сорока и чёрт сорвались с места.
Запахло сенсацией, и журналисты, со всяческим оборудованием наизготовку, это почувствовали. Сработал один из древнейших рефлексов. Журналисты вскинули головы и стали высматривать свою цель – ложь…
Если повезёт, они не заметят четырёх старых друзей. Если повезёт, они соврут насчёт чего-нибудь менее важного.
Делайте ставки, господа!
Но помните: зрение развивается быстрее разума.
(2004)
Делайте ставки!
(рассказ-сказка)
Ложь сладко потянулась и поудобнее устроилась на ветке дерева. Дул приятный июльский ветер, свежий и не холодный, обманчивый: недостаточно сильный для того, чтобы спрятать её, ложь, от миллиардов и миллиардов потенциальных ушей всех живых существ, но и не настолько слабый, чтобы её не слышали ясно, отчётливо… С таким ветром она могла пробраться в любые уши.
Неправду говорят, будто бы ложь не имеет отношения к животным. Ложь и борьба с ней – сила, управляющая Вселенной. Ложь, поскольку была ложью, хорошо знала правду.
Ложь размечталась. Вот бы слететь с ветки, всосать в себя весь ветер со всей его силой, набухнуть, объять собой Земной шар, подчинить его своей воле, набраться энергии ото всех тех, кому не повезло жить на планете, - и устремиться дальше, в космос, чтобы…
Но ложь понимала, что такого никогда не случится. Ложь, поскольку была ложью, знала и неправду.
Но ведь люди-то способны заблуждаться даже на этот счёт…
И только тёплая волна самолюбования и самопоклонения обволокла её, как чей-то приглушённый и заторможенный голос раздался над самым её нематериальным ухом:
- Эээ. Не помешаю… а?
Ложь обернулась и увидела сидящую рядом глупость. Эта встреча не доставила лжи удовольствия.
- Нет, конечно, всегда тебе рада, - привычно соврала ложь; краснеть она никогда не умела.
- Знаешь… ммм… эээ… знаешь?
- Знаю, - снова обманула ложь.
- А я нет, - быстро сказала глупость и отрывисто, дисгармонично загыгыкала.
Ложь почувствовала себя неуютно. Сидеть рядом с глупостью, которая врала не ради высокого искусства, а по природной и достойной величайшего сожаления глупости, было очень, очень противно.
«Ладно, у каждого свои недостатки, надо с ними мириться», – подумала ложь – себе она тоже не любила признаваться в правде. Особенно себе. Хоть и хорошо, как известно, правду знала.
- Докажь, я умная? – ни с того ни с сего ляпнула глупость.
- Нет, это я дура, - в тон ей ответила ложь.
- Гы-гы-гы. Гы-гы?
- Гы.
- Гы... Эээ…
Глупость умолкла, исчерпав на время темы разговора. Она стала прислушиваться к Окружающему – вдруг оно подскажет что-то, чему можно безоговорочно поверить и что можно выдать за своё. Окружающее молчало, занятое более важными делами, чем глупость. Его было слишком много, чтобы оно ещё тратило себя на всяких глупостей.
- Я тебе… того… не надоела? – глупость была в ударе.
- Разве ты можешь надоесть? – умно и уклончиво ответила ложь.
- Нуу… ээ… конечно… нет! – почти выкрикнула радостная глупость.
- Ну вот, видишь…
- Что?
Лжи захотелось оказаться в другом месте.
«Какой ужас, - подумала она. – Я всегда была сама себе кумиром и считала, что хуже меня лжи быть не может. Но враньё глупости, глупое враньё… даже мне от него становится не по себе. Вот бы она улетела туда, откуда явилась, и поскорее».
- О… смотри… Это…
- Что ты говоришь?
- Этот… ну… идёт к нам…
- Этот?
- Ну, эта… живая. Не такая, как мы.
- Женщина?
- Да не, летит!
- Ты сказала, идёт.
- Ну, по воздуху в смысле… Летит. Вот.
Ложь повернула голову.
- Сорока?
- Всем прривет! – поздоровалась сорока.
- Привет, сорока.
- Ээ, привет.
«Ещё один весёлый компаньон», - грустно и лживо подумала ложь, но на этот раз неправда была оправданной – ведь за иронию редко кого упрекают. Ирония свойственна жизни, какой смысл упрекать жизнь в том, что она жизнь?
- Присаживайся, - ложь указала рукой на свободное место.
- Я уже, - сказала ворона.
- А тебя разве приглашали?
- Конечно. Я всегда прриглашена.
- Тебе это кто-то передал?
- Зачем мне передавать – я сама прринесу всё, что мне надо. На хвосте.
- Ты молодец, - без какого-либо сарказма заметила ложь, и сейчас ей, родившейся одновременно с умением врать, действие это не доставило никакого удовольствия.
- Эээ.
- Прошу вас.
- Ээ… только после вас, - сострила глупость и вдруг почувствовала себя неуютно – шутка на сей раз скорее удалась, а всё умное глупость смущало и казалось ей ужасно глупым.
Сорока презрительно каркнула, но глупость её не поняла, а ложь сделала вид, что ничего не услышала. Решив покрасоваться, сорока перелетела на соседнюю ветку, где уселась напротив лжи и глупости – создавался эффект трибуны: знаменитый оратор сорока произносит свои пламенные речи перед преданными слушателями.
- Слышали последнюю новость? – противно каркнула знаменитый оратор.
- Какую? – уточнила ложь.
- Эээ.
- В мирре все живут счастливо, прросто не подозрревают об этом. Вот так!
- Это кто тебе сказал? – поинтересовалась ложь. – Я не говорила.
- Я же объясняю, мне никто ничего может и не говоррить…
«…я сама всё придумываю и приношу, - мысленно закончила за сороку ложь. – Это что же получается: ложь глупости достойна сожаления из-за глупости, а глупая сорокина ложь, её сплетни и слухи, которые она распускает, будучи совсем не глупой, вызывает омерзение?»
Ложь подумала, что слишком частые размышления на эту тему заставят её возненавидеть саму себя, и решила порассуждать о чём-нибудь другом.
Сорока тихонько – чтобы никто не заметил – помахивала хвостиком, распространяя аромат своей бессмысленной, не обосновываемой даже глупостью лжи по свету, пользуясь безотказностью парящего тут и там летнего ветра.
«Чёрт знает как занесло меня сюда, а теперь уже не выбраться…», - ложь потянуло на пространные философские рассуждения, и это было самым ясным сигналом призадуматься: может, действительно что-то не так?
Но сегодня найти решение было не суждено.
- Какая тёплая компания. Как я рад всех вас видеть. Моя милая глупость… моя лучшая подружка сорока… о, ложь, дорогая, как давно я тебя не видел. Здравствуйте, дамы, поклон вам.
«Чёрт! Только тебя здесь и не хватало. Сук обломится, а мне рано становиться героиней анекдота», - зло подумала ложь, но произнесла совсем другое:
- Привёт, чёртик, как поживаешь? Дай чмокну тебя, что ли, в щёчку. Так давно не виделись. Как ты? Выглядишь превосходно!
«Урод уродом», - не унимались мысли.
- Ты всё такая же веселушка и шалунья, моя маленькая ненаглядная ложь. – Слова чёрта звучали елейно и лицемерно, но при этом – искренне, и ложь подумала, что это, наверное, наихудшая разновидность обмана.
- Да и ты не отстаёшь, рогатый ты мой.
«Кем-то оброгаченный. Когда же ты заткнёшься, и я от тебя, а заодно и ото всех прочих отдохну?»
«На том свете отдохнёшь», - лукаво подумал чёрт и подмигнул лжи.
Ложь не смутилась. Она знала об этой его особенности, но в обществе правдой было не то, что думалось, а то, что сказывалось. Условности в коллективе намного важнее здравых рассуждений.
«И безопаснее, кстати говоря», – мысленно заметил чёрт и опять заговорил вслух:
- О чём беседуете?
- Да вот, только что тебя вспоминали. 100 лет проживёшь.
- Эээ. Или больше, - добавила молчунья глупость.
«Это точно», - мысленно согласились ложь и чёрт, переглянулись, но как всегда ничего друг другу не сказали.
- А где же ваши подружки лицемерие и трусость? Я по ним соскучился.
- Какая… ээзелёная листва.
- Ээпрравда.
Беседа зашла в тупик.
Ложь выглядела потерянной.
Однако никто, естественно, не замечал ни того, ни другого. Обычное дело…
- Ладно, я, пожалуй… - ложь привстала и приготовилась взлететь, но что-то её остановило. – Эй, что это?
Её собеседники, кто пытливо, кто любопытно, кто бездумно, уставились на приближавшуюся к дереву чёрную точку.
- Бу-бу-бу, - сказала точка.- Бу-бу-бу, бу-бу, бу-бу.
- Это… - промолвила ложь.
- ...И это сюда, - с этими словами точка, превращаясь из чёрной в разноцветную и из точки – в овал, слегка сместилась в сторону и что-то выпростала из себя.
- Ээто…
- Так… не то… фоне дерева… почему бы… передвинуть… камеру… - Точка неумолимо наращивала гуманоидность.
- Это журрналист! – громко вскаркнула сорока, но чёрт тут же зажал ей клюв.
Ух. Кажется, её не услышали.
Ложь с ужасом смотрела на человеческую фигуру и понимала всю свою бессмысленность. Даже если она исчезнет из Мира, останется ОН…
- Сиди тише, может, не заметят, - шепнул чёрт сороке.
- Раньфе не зафефяли, - ответила та сквозь фиксировавшую ей клюв чёртову руку.
- Рядом с ложью всегда надо быть начеку.
Ложь насторожилась, но внезапно с изумлением поняла: имели в виду не её.
Неужели она – ненастоящая? И все те, кто сидят рядом и лгут, каждый по-разному и все лучше друг друга, - тоже? Неужели настоящая Ложь – иного рода?
- О-ё-ёй…
- Эээ. Мама.
- Ррвём когти!
«Так вот почему я ненавижу и боюсь их столь сильно! А я-то ломала голову. Так вот почему…»
«Эй, ложь, кончай философствовать, бежим отсюда на счёт “три”».
«Посидим тихо, - мысленно отмахнулась ложь, - может, нас и не заметят».
«Ты не понимаешь: там не один – там два журналиста», - голос чёрта, даже мысленный, был чересчур вкрадчивый и тихий.
Ложь напряглась. Она боялась услышать продолжение.
«И они снимают репортаж! Представляешь, что будет, если мы попадём в кадр? Как они всё извратят! Выставят нас уродами, чудовищами!..»
В один миг ложь, глупость, сорока и чёрт сорвались с места.
Запахло сенсацией, и журналисты, со всяческим оборудованием наизготовку, это почувствовали. Сработал один из древнейших рефлексов. Журналисты вскинули головы и стали высматривать свою цель – ложь…
Если повезёт, они не заметят четырёх старых друзей. Если повезёт, они соврут насчёт чего-нибудь менее важного.
Делайте ставки, господа!
Но помните: зрение развивается быстрее разума.
(2004)
0
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Григорий Неделько
