Григорий Неделько https://vk.com/gan_presents
Ярмарка Бесов (Часть 1 из 2)
Горе напоминает боль от вырванного зуба. Сильная вначале,
боль прячется, словно пёс, поджав хвост. Боль ждёт своего часа.
А вот когда кончается действие новокаина, разве можно
с уверенностью сказать, что больше болеть не будет?
(Стивен Кинг «Кладбище домашних животных»)
Легенду о Ярмарке Бесов Прохор впервые услышал совсем маленьким. Её рассказала мама, и история произвела очень сильное впечатление на мальчика. Он всю ночь ворочался, пытаясь не думать о том, что словно бы само собой лезло в голову. Сон так и не пришёл, и наутро Проша встал усталый и разбитый. На вопросы мамы он отвечал лишь одно: «Да что-то не спалось».
Минули годы. Отец уехал из их домика вместе с любовницей, мать слегла в могилу, а никому из родственников Прошка не был нужен, если не считать доброй тёти Веры. Она заботилась о пареньке, точно о собственном ребёнке, которого у неё не было и, из-за диагноза, быть не могло.
Прохор всегда чувствовал теплоту и благодарность к родственнице и уже в четырнадцать лет, несмотря на уговоры тёти, отправился на заработки. Помочь в ремонте дома, дотащить мешок с картошкой, вскопать огород – он брался за что угодно, лишь бы добыть для них с тётей Верой лишний рубль. Благо, физическая форма позволяла. А лишних денег, всем известно, не существует.
Прошло ещё несколько лет, не стало и заботливой маминой сестры. Похоронив её, восемнадцатилетний Прохор устроился помощником столяра. Мысль о том, чтобы переехать в более крупный город и там поступить в институт, он отбросил сразу: денег не хватило бы.
Время крутило стрелки, и Прохор уже совсем повзрослел, сам сделался владельцем столярной мастерской. Ему двадцать пять лет – возраст, что в их тихом городке Речном считался солидным. Ты пока не умудрён житейским и философским опытом, и всё же настоящий мужчина. Безжалостная жизнь кидала и била, забирая одного за другим дорогих людей, но Прохор сжимал зубы и шёл дальше. Усомниться – значит, проявить слабость, показать, что ты не достоин звания взрослого человека, и заплутать во тьме. Конечно, жизнь жестока, однако она любит сильных.
И вот он высокий, загорелый, стройный, черноволосый. С натруженными ногами, знающими работу руками и лучистыми, немного наивными голубыми глазами. Пока холостой, но вызывающий интерес у женщин. Добродушный, пускай и предпочитающий одиночество с книжкой шумным компаниям.
Солнце забежало в зенит и раскидало лучи по округе. Недалеко плескалась река, которой город был обязан названием; летали и пели птицы. Открывались двери, и люди выходили из домов: кто с сумками, кто с барсетками, а кто с тачками. Жители спешили к палаткам, выстроившимся в ряд на круглой площади, привычно принимающей гостей.
Отправился на базар и Прохор: продукты в доме заканчивались, к тому же надо было сменить столярные инструменты. Никогда не знаешь заранее, на какую диковинку наткнёшься на ярмарке приезжих; может, у них есть и молотки с рубанками получше его.
Едва Прохор оказался на территории базара, нахлынули воспоминания. Просто нахлынули, неожиданно, из потаённого уголка сознания, будто только того и ждали. Образы в голове заставили сердце на секунду сжаться. Ярмарка была совершенно не похожа на торговые ряды, что раскидывались здесь из месяца в месяц. При взгляде на них немедленно всплыли в сознании картинки детства – страшной Ярмарки Бесов. А следом вспомнились и родители, и тётя, и долгие невесёлые годы, сопровождавшие одиночество Прохора.
Перво-наперво вокруг царило загадочное, чуть ли не сверхъестественное спокойствие. Подобное произошло бы, если б вдруг все посетители разом забыли, что на ярмарке нужно спрашивать и торговаться. Вход к палаткам не украшали ни плакат, ни ленты, и он более всего напоминал дыру в пещере. Асфальт, вероятно, затоптали, когда устанавливали палатки; повсюду валялись куски грунта. Одинакового и одинаково мрачного мшистого цвета палатки-близнецы выстроились в три ряда. Прохор насчитал около десяти. Негусто.
Стараясь не думать о неприятном, Прохор подошёл к первой палатке. Там торговали сладостями – конфеты, халва, вафли, петушки на палочках. Товар очевидно плохого качества, даже на неискушённый взгляд: мятые и рваные пачки, ненатурального цвета шоколад и мармелад, грубая, непритязательная расцветка упаковок и рисунки на них. Продавец тоже не вызывал радостных ассоциаций: сгорбленный, со странной, отталкивающей улыбочкой и длинным широким шрамом на щеке.
Прохор перешёл к следующей палатке. Чай – любой, на выбор. Сделанный в Индии, Китае, России, Англии. Обычный – зелёный, чёрный, красный. С цитрусовыми и бергамотом, с малиной и ежевикой, с грушей и яблоком. Но неумело оформленные пакетки, дисгармоничных цветов, да ещё и заляпанные и надорванные.
- Выбирай, милок, что хочешь, - проскрипела продавщица, дама неопределённых лет в очках и с крупной бородавкой под носом.
Покачав головой, Прохор отошёл в сторону; окинул взглядом торговые ряды. Везде глаз выхватывал какие-нибудь несуразности, нелепости или гадости. Точно бы «постояльцы» петербургской кунсткамеры ожили и явились в Речной во всей своей красе.
«Кому нужен этот мусор? – подумалось Прохору. – Даже если забыть о мерзкой внешности продавцов, кто согласится отдать деньги за их не первой свежести и не высшей категории товар?»
И тем не менее, желающие находились. Люди, казалось, с большой радостью расставались с деньгами и приобретали плохо сделанные косы, фонари с заедающими кнопками, испорченные электрочайники... У Прохора возникло ощущение нереальности окружающего мира. Такое возможно на Ярмарке Бесов, но не тут, не в реальной жизни, где доверие надо заслужить и где никто не позарится на неработающий или плохо функционирующий товар. Одно дело, когда ты не видишь дефекта и обнаруживаешь его после покупки. Кардинально другое, когда всё, в том числе и внешность продавцов, говорит: «Зачем тебе эта рухлядь? Шёл бы ты отсюда». Но люди остаются. И покупают!
- Эй, парень.
Прохор оглянулся. Позади, в параллельном ряду, в пустой палатке стояла сухонькая старушка в грязном платьице. Она улыбнулась, ощерив наполовину гнилые, наполовину усеянные металлом зубы, и помахала ему рукой-веточкой.
- Да? – шагнув к торговке, осведомился Прохор.
Старушка окинула молодого мужчину оценивающим взглядом. Левый глаз у неё «украшало» бельмо, правый косил. Затем она вновь заговорила – шепелявым полушёпотом:
- Никак потерялся, родной?
Прохор постарался не обращать внимания на внешность старушки. Получалось с трудом. Кроме того, с момента его появления на ярмарке подступило и не исчезало чувство неясного беспокойства.
- Да нет, - насколько удалось, просто вымолвил Прохор.
- Значит, что-нибудь ищешь? – не отступала старушка.
- Искал, да, боюсь, не найду.
- А чего хотел-то? – И она одарила его новой отвратительной улыбкой.
Прохор унял дрожь прежде, чем она стала заметна.
- Инструменты нужны. Столяр я.
- А-а-а, - протянула старушка. – Так это вон в том ряду. – И она ткнула большим пальцем себе за спину.
- Спасибо, - поблагодарил Прохор, собираясь уйти.
Но торговка вдруг протянула костлявую ручонку и схватила покупателя за куртку.
- Правда, на твоём месте, - прошепелявила она, - я сперва бы подумала, действительно ли у меня нужда в его товарах. А если нет, не лучше ли покинуть рынок.
Прохор непонимающе посмотрел на старушку.
- А вы что продаёте? – поинтересовался он.
- О-о, - опять выдохнула женщина. – Я много чего продаю. Но стоит ли тратить время на объяснения?
- Почему нет? Может, я бы что-нибудь у вас купил.
Старушка отпустила его куртку и наклонила голову, как бы говоря: «Нет».
- Я торгую историями, - добавила она затем. – Тебе история не нужна.
- Почему? – спросил заинтригованный Прохор.
- А у тебя наверняка своя имеется – поройся в памяти.
Пытаясь осмыслить услышанное, Прохор непроизвольно вспомнил о Ярмарке Бесов.
- Ну вот, похоже, ты на верном пути.
И старушка рассмеялась приглушённым шипяще-каркающим смехом.
Прохор попрощался и, по-прежнему недоумевая, перебрался в соседний ряд. Там он отыскал палатку с инструментами. Возле неё также никого не было; полчаса назад рынок насчитывал пять-шесть посетителей, и количество их таяло на глазах.
Взглянув на лысого пузатого мужичка, торгующего инвентарём столяра, Прохор почувствовал, что по спине побежали мурашки. Простое, типичное, незапоминающееся лицо доброго толстяка, которое таковым бы и оставалось, если бы не полное отсутствие губ. Независимо от эмоций обладателя, выражение этого лица всегда напоминало оскал черепа.
- Чего изволите? – заговорил человек-череп, улыбаясь и оттого становясь ещё страшнее.
Промолчав, Прохор с сомнением оглядел имеющийся товар. Негусто, и качество опять подкачало...
Из предложенного он выбрал молоток и гвозди. Расплатился, положил покупки в заранее приготовленный пакет и поспешно покинул ярмарку. Не страх гнал его домой, нет, но некое ощущение неправильности, жути происходящего.
По дороге он встретил кое-кого из местных. Кто-то интересовался, когда будет выполнен заказ, кто-то просто здоровался. Одна лишь Агнетта Фёдоровна не удостоила его и словечком: с теплотой она относилась разве что к своим кошкам. Старая женщина высматривала в придорожных кустах питомицу, повторяя: «Красотка... Красотка...»
«Ну и дурацкое же имя для кошки», - подумал Прохор, проходя мимо.
Когда он отдалился на некоторое расстояние, Агнетта Фёдоровна внезапно позвала его по имени. Мужчина обернулся.
- Не видел Красотку? – по обыкновению требовательно произнесла она.
Не останавливаясь, Прохор развёл руками. Агнетта Фёдоровна хмыкнула и вернулась к прерванному занятию.
Одноэтажный домик Прохора простоял на отшибе три десятка лет. Родители переехали сюда из деревни ещё до того, как родился ребёнок, - планировали осесть на год-другой, поднакопить деньжат и перебраться в место попрезентабельнее. Но чего в Речном накопишь? Вот и у отца с матерью не вышло, и временное, как часто случается, стало постоянным.
Речной напоминал, скорее, большое село, нежели маленький город. Прохор владел скромным, даже по здешним меркам, участком неподалёку от леса. М
Ярмарка Бесов (Часть 1 из 2)
Горе напоминает боль от вырванного зуба. Сильная вначале,
боль прячется, словно пёс, поджав хвост. Боль ждёт своего часа.
А вот когда кончается действие новокаина, разве можно
с уверенностью сказать, что больше болеть не будет?
(Стивен Кинг «Кладбище домашних животных»)
Легенду о Ярмарке Бесов Прохор впервые услышал совсем маленьким. Её рассказала мама, и история произвела очень сильное впечатление на мальчика. Он всю ночь ворочался, пытаясь не думать о том, что словно бы само собой лезло в голову. Сон так и не пришёл, и наутро Проша встал усталый и разбитый. На вопросы мамы он отвечал лишь одно: «Да что-то не спалось».
Минули годы. Отец уехал из их домика вместе с любовницей, мать слегла в могилу, а никому из родственников Прошка не был нужен, если не считать доброй тёти Веры. Она заботилась о пареньке, точно о собственном ребёнке, которого у неё не было и, из-за диагноза, быть не могло.
Прохор всегда чувствовал теплоту и благодарность к родственнице и уже в четырнадцать лет, несмотря на уговоры тёти, отправился на заработки. Помочь в ремонте дома, дотащить мешок с картошкой, вскопать огород – он брался за что угодно, лишь бы добыть для них с тётей Верой лишний рубль. Благо, физическая форма позволяла. А лишних денег, всем известно, не существует.
Прошло ещё несколько лет, не стало и заботливой маминой сестры. Похоронив её, восемнадцатилетний Прохор устроился помощником столяра. Мысль о том, чтобы переехать в более крупный город и там поступить в институт, он отбросил сразу: денег не хватило бы.
Время крутило стрелки, и Прохор уже совсем повзрослел, сам сделался владельцем столярной мастерской. Ему двадцать пять лет – возраст, что в их тихом городке Речном считался солидным. Ты пока не умудрён житейским и философским опытом, и всё же настоящий мужчина. Безжалостная жизнь кидала и била, забирая одного за другим дорогих людей, но Прохор сжимал зубы и шёл дальше. Усомниться – значит, проявить слабость, показать, что ты не достоин звания взрослого человека, и заплутать во тьме. Конечно, жизнь жестока, однако она любит сильных.
И вот он высокий, загорелый, стройный, черноволосый. С натруженными ногами, знающими работу руками и лучистыми, немного наивными голубыми глазами. Пока холостой, но вызывающий интерес у женщин. Добродушный, пускай и предпочитающий одиночество с книжкой шумным компаниям.
Солнце забежало в зенит и раскидало лучи по округе. Недалеко плескалась река, которой город был обязан названием; летали и пели птицы. Открывались двери, и люди выходили из домов: кто с сумками, кто с барсетками, а кто с тачками. Жители спешили к палаткам, выстроившимся в ряд на круглой площади, привычно принимающей гостей.
Отправился на базар и Прохор: продукты в доме заканчивались, к тому же надо было сменить столярные инструменты. Никогда не знаешь заранее, на какую диковинку наткнёшься на ярмарке приезжих; может, у них есть и молотки с рубанками получше его.
Едва Прохор оказался на территории базара, нахлынули воспоминания. Просто нахлынули, неожиданно, из потаённого уголка сознания, будто только того и ждали. Образы в голове заставили сердце на секунду сжаться. Ярмарка была совершенно не похожа на торговые ряды, что раскидывались здесь из месяца в месяц. При взгляде на них немедленно всплыли в сознании картинки детства – страшной Ярмарки Бесов. А следом вспомнились и родители, и тётя, и долгие невесёлые годы, сопровождавшие одиночество Прохора.
Перво-наперво вокруг царило загадочное, чуть ли не сверхъестественное спокойствие. Подобное произошло бы, если б вдруг все посетители разом забыли, что на ярмарке нужно спрашивать и торговаться. Вход к палаткам не украшали ни плакат, ни ленты, и он более всего напоминал дыру в пещере. Асфальт, вероятно, затоптали, когда устанавливали палатки; повсюду валялись куски грунта. Одинакового и одинаково мрачного мшистого цвета палатки-близнецы выстроились в три ряда. Прохор насчитал около десяти. Негусто.
Стараясь не думать о неприятном, Прохор подошёл к первой палатке. Там торговали сладостями – конфеты, халва, вафли, петушки на палочках. Товар очевидно плохого качества, даже на неискушённый взгляд: мятые и рваные пачки, ненатурального цвета шоколад и мармелад, грубая, непритязательная расцветка упаковок и рисунки на них. Продавец тоже не вызывал радостных ассоциаций: сгорбленный, со странной, отталкивающей улыбочкой и длинным широким шрамом на щеке.
Прохор перешёл к следующей палатке. Чай – любой, на выбор. Сделанный в Индии, Китае, России, Англии. Обычный – зелёный, чёрный, красный. С цитрусовыми и бергамотом, с малиной и ежевикой, с грушей и яблоком. Но неумело оформленные пакетки, дисгармоничных цветов, да ещё и заляпанные и надорванные.
- Выбирай, милок, что хочешь, - проскрипела продавщица, дама неопределённых лет в очках и с крупной бородавкой под носом.
Покачав головой, Прохор отошёл в сторону; окинул взглядом торговые ряды. Везде глаз выхватывал какие-нибудь несуразности, нелепости или гадости. Точно бы «постояльцы» петербургской кунсткамеры ожили и явились в Речной во всей своей красе.
«Кому нужен этот мусор? – подумалось Прохору. – Даже если забыть о мерзкой внешности продавцов, кто согласится отдать деньги за их не первой свежести и не высшей категории товар?»
И тем не менее, желающие находились. Люди, казалось, с большой радостью расставались с деньгами и приобретали плохо сделанные косы, фонари с заедающими кнопками, испорченные электрочайники... У Прохора возникло ощущение нереальности окружающего мира. Такое возможно на Ярмарке Бесов, но не тут, не в реальной жизни, где доверие надо заслужить и где никто не позарится на неработающий или плохо функционирующий товар. Одно дело, когда ты не видишь дефекта и обнаруживаешь его после покупки. Кардинально другое, когда всё, в том числе и внешность продавцов, говорит: «Зачем тебе эта рухлядь? Шёл бы ты отсюда». Но люди остаются. И покупают!
- Эй, парень.
Прохор оглянулся. Позади, в параллельном ряду, в пустой палатке стояла сухонькая старушка в грязном платьице. Она улыбнулась, ощерив наполовину гнилые, наполовину усеянные металлом зубы, и помахала ему рукой-веточкой.
- Да? – шагнув к торговке, осведомился Прохор.
Старушка окинула молодого мужчину оценивающим взглядом. Левый глаз у неё «украшало» бельмо, правый косил. Затем она вновь заговорила – шепелявым полушёпотом:
- Никак потерялся, родной?
Прохор постарался не обращать внимания на внешность старушки. Получалось с трудом. Кроме того, с момента его появления на ярмарке подступило и не исчезало чувство неясного беспокойства.
- Да нет, - насколько удалось, просто вымолвил Прохор.
- Значит, что-нибудь ищешь? – не отступала старушка.
- Искал, да, боюсь, не найду.
- А чего хотел-то? – И она одарила его новой отвратительной улыбкой.
Прохор унял дрожь прежде, чем она стала заметна.
- Инструменты нужны. Столяр я.
- А-а-а, - протянула старушка. – Так это вон в том ряду. – И она ткнула большим пальцем себе за спину.
- Спасибо, - поблагодарил Прохор, собираясь уйти.
Но торговка вдруг протянула костлявую ручонку и схватила покупателя за куртку.
- Правда, на твоём месте, - прошепелявила она, - я сперва бы подумала, действительно ли у меня нужда в его товарах. А если нет, не лучше ли покинуть рынок.
Прохор непонимающе посмотрел на старушку.
- А вы что продаёте? – поинтересовался он.
- О-о, - опять выдохнула женщина. – Я много чего продаю. Но стоит ли тратить время на объяснения?
- Почему нет? Может, я бы что-нибудь у вас купил.
Старушка отпустила его куртку и наклонила голову, как бы говоря: «Нет».
- Я торгую историями, - добавила она затем. – Тебе история не нужна.
- Почему? – спросил заинтригованный Прохор.
- А у тебя наверняка своя имеется – поройся в памяти.
Пытаясь осмыслить услышанное, Прохор непроизвольно вспомнил о Ярмарке Бесов.
- Ну вот, похоже, ты на верном пути.
И старушка рассмеялась приглушённым шипяще-каркающим смехом.
Прохор попрощался и, по-прежнему недоумевая, перебрался в соседний ряд. Там он отыскал палатку с инструментами. Возле неё также никого не было; полчаса назад рынок насчитывал пять-шесть посетителей, и количество их таяло на глазах.
Взглянув на лысого пузатого мужичка, торгующего инвентарём столяра, Прохор почувствовал, что по спине побежали мурашки. Простое, типичное, незапоминающееся лицо доброго толстяка, которое таковым бы и оставалось, если бы не полное отсутствие губ. Независимо от эмоций обладателя, выражение этого лица всегда напоминало оскал черепа.
- Чего изволите? – заговорил человек-череп, улыбаясь и оттого становясь ещё страшнее.
Промолчав, Прохор с сомнением оглядел имеющийся товар. Негусто, и качество опять подкачало...
Из предложенного он выбрал молоток и гвозди. Расплатился, положил покупки в заранее приготовленный пакет и поспешно покинул ярмарку. Не страх гнал его домой, нет, но некое ощущение неправильности, жути происходящего.
По дороге он встретил кое-кого из местных. Кто-то интересовался, когда будет выполнен заказ, кто-то просто здоровался. Одна лишь Агнетта Фёдоровна не удостоила его и словечком: с теплотой она относилась разве что к своим кошкам. Старая женщина высматривала в придорожных кустах питомицу, повторяя: «Красотка... Красотка...»
«Ну и дурацкое же имя для кошки», - подумал Прохор, проходя мимо.
Когда он отдалился на некоторое расстояние, Агнетта Фёдоровна внезапно позвала его по имени. Мужчина обернулся.
- Не видел Красотку? – по обыкновению требовательно произнесла она.
Не останавливаясь, Прохор развёл руками. Агнетта Фёдоровна хмыкнула и вернулась к прерванному занятию.
Одноэтажный домик Прохора простоял на отшибе три десятка лет. Родители переехали сюда из деревни ещё до того, как родился ребёнок, - планировали осесть на год-другой, поднакопить деньжат и перебраться в место попрезентабельнее. Но чего в Речном накопишь? Вот и у отца с матерью не вышло, и временное, как часто случается, стало постоянным.
Речной напоминал, скорее, большое село, нежели маленький город. Прохор владел скромным, даже по здешним меркам, участком неподалёку от леса. М
0
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Григорий Неделько
