Он уезжал без сожаленья, как он и жил...

Он уезжал без сожаленья,
как он и жил без состраданья,
как узнавал без удивленья,
как провожал – без содроганья.

За ним вослед тянулись руки,
за ним упал туман печали,
и все разрозненные звуки
единым криком закричали:

– Возьми всю жизнь, возьми всю юность
с послушной прядью золотою
за то, что б только обернулось
в пути лицо твое чужое.

И все, что есть во мне – огромней
меня самой – возьми для света,
но только Бога ради, вспомни
хотя бы раз за жизнь все это.

Все эти бедные рыданья,
весь этот пыл уничиженья
за то, что жил – без состраданья,
а уезжал – без сожаленья!