Сейчас, в этом мире формальных законов,
Нападок на церковь, пародий к иконам,
С насмешками в сторону «древней» морали
И куплей любви за АйПод и Феррари;
Искусство смакует эстетику крови;
Мужчины с утра красят губы и брови;
У власти адепты валюты и блуда –
Сейчас, в этом…
Нет, начала не оттуда…
Терновник, которому года четыре,
Пытавшийся выжить в московской квартире,
За дымное лето десятого года
Иссохся, и дальше в любую погоду
Он лишь продолжал увядать постепенно.
Но снова в земле, от рыхления пенной,
Пробился росток, всем пожарам на зависть.
И вот я сижу – и над ним улыбаюсь.
Нашла никому не известный романчик,
Не то про гуронов, не то про команчей.
В нём были любовь, и погони, и юмор.
Но юный герой неожиданно умер.
Он выступил в бой, потерпел неудачу…
И вот я сижу над романом – и плачу.
В горячей беседе с далёкой подругой
Раздор умножая, петляя по кругу,
В сто тысячный раз повторив аргументы,
Как будто стучась в монолит из цемента,
Успела почти обессилеть и сдаться…
И вдруг, вынуждая меня улыбаться,
Она произносит нежданную фразу,
Что я от неё не слыхала ни разу:
«Скажи, почему я хочу извиниться?..»
...Родная, к тебе прикоснулись десницей,
И ты светлячком засияла под нею.
А я вот сижу – и от счастья немею.
А он, в моей жизни возникший, как чудо?
Откуда такие на свете? Откуда?
За что мне увидеть позволено было
Его добродушную мягкую силу,
Смеющийся взгляд, совершенство пропорций,
Свеченье волос, пропускающих солнце,
И совесть, и знания светлую жажду?
А я сомневалась, что встречу однажды –
Но встретила всё же, душою ликуя.
И вот я люблю; я люблю – аллилуйя!
Сейчас, в этом мире формальных законов,
Нападок на церковь, пародий к иконам,
Сейчас, в этом мире (повторно не будем) –
Остались же вещи, способные людям
Под сердце забраться, и укорениться,
И в сорок пустить колотиться, как в двадцать,
Заставить его и кипеть и смеяться,
И птицей, и птицей летать и кружиться,
И, Господи, ЖИТЬ! – как положено житься!
И вот я живу – и уже не сидится.
Нападок на церковь, пародий к иконам,
С насмешками в сторону «древней» морали
И куплей любви за АйПод и Феррари;
Искусство смакует эстетику крови;
Мужчины с утра красят губы и брови;
У власти адепты валюты и блуда –
Сейчас, в этом…
Нет, начала не оттуда…
Терновник, которому года четыре,
Пытавшийся выжить в московской квартире,
За дымное лето десятого года
Иссохся, и дальше в любую погоду
Он лишь продолжал увядать постепенно.
Но снова в земле, от рыхления пенной,
Пробился росток, всем пожарам на зависть.
И вот я сижу – и над ним улыбаюсь.
Нашла никому не известный романчик,
Не то про гуронов, не то про команчей.
В нём были любовь, и погони, и юмор.
Но юный герой неожиданно умер.
Он выступил в бой, потерпел неудачу…
И вот я сижу над романом – и плачу.
В горячей беседе с далёкой подругой
Раздор умножая, петляя по кругу,
В сто тысячный раз повторив аргументы,
Как будто стучась в монолит из цемента,
Успела почти обессилеть и сдаться…
И вдруг, вынуждая меня улыбаться,
Она произносит нежданную фразу,
Что я от неё не слыхала ни разу:
«Скажи, почему я хочу извиниться?..»
...Родная, к тебе прикоснулись десницей,
И ты светлячком засияла под нею.
А я вот сижу – и от счастья немею.
А он, в моей жизни возникший, как чудо?
Откуда такие на свете? Откуда?
За что мне увидеть позволено было
Его добродушную мягкую силу,
Смеющийся взгляд, совершенство пропорций,
Свеченье волос, пропускающих солнце,
И совесть, и знания светлую жажду?
А я сомневалась, что встречу однажды –
Но встретила всё же, душою ликуя.
И вот я люблю; я люблю – аллилуйя!
Сейчас, в этом мире формальных законов,
Нападок на церковь, пародий к иконам,
Сейчас, в этом мире (повторно не будем) –
Остались же вещи, способные людям
Под сердце забраться, и укорениться,
И в сорок пустить колотиться, как в двадцать,
Заставить его и кипеть и смеяться,
И птицей, и птицей летать и кружиться,
И, Господи, ЖИТЬ! – как положено житься!
И вот я живу – и уже не сидится.
0
У записи 13 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Дарья Тырданова
