София Парнок. В форточку
Коленями - на жесткий подоконник,
И в форточку - раскрытый, рыбий рот!
Вздохнуть... вздохнуть...
Так тянет кислород,
Из серого мешка, еще живой покойник,
И сердце в нем стучит: пора, пора!
И небо давит землю грузным сводом,
И ночь белесоватая сера,
Как серая подушка с кислородом...
Но я не умираю. Я еще
Упорствую. Я думаю. И снова
Над жизнию моею горячо
Колдует требовательное слово.
И, высунувши в форточку лицо,
Я вверх гляжу - на звездное убранство,
На рыжее вокруг луны кольцо -
И говорю - так, никому, в пространство:
- Как в бане испаренья грязных тел,
Над миром испаренья темных мыслей,
Гниющих тайн, непоправимых дел
Такой проклятой духотой нависли,
Что, даже настежь распахнув окно,
Дышать душе отчаявшейся - нечем!..
Не странно ли? Мы все болезни лечим:
Саркому, и склероз, и старость... Но
На свете нет еще таких лечебниц,
Где лечатся от стрептококков зла...
Вот так бы, на коленях, поползла
По выбоинам мостовой, по щебню
Глухих дорог. - Куда? Бог весть, куда! -
В какой-нибудь дремучий скит забытый,
Чтобы молить прощенья и защиты -
И выплакать, и вымолить... Когда б
Я знала, где они, - заступники, Зосимы,
И не угас ли свет неугасимый?..
Светает. В сумраке оголены
И так задумчивы дома. И скупо
Над крышами поблескивает купол
И крест Неопалимой Купины...
А где-нибудь на западе, в Париже,
В Турине, Гамбурге - не все ль равно? -
Вот так же высунувшись в душное окно,
Дыша такой же ядовитой жижей
И силясь из последних сил вздохнуть, -
Стоит, и думает, и плачет кто-нибудь -
Не белый, и не красный, и не черный,
Не гражданин, а просто человек,
Как я, быть может, слишком непроворно
И грустно доживающий свой век.
Февраль 1928
Коленями - на жесткий подоконник,
И в форточку - раскрытый, рыбий рот!
Вздохнуть... вздохнуть...
Так тянет кислород,
Из серого мешка, еще живой покойник,
И сердце в нем стучит: пора, пора!
И небо давит землю грузным сводом,
И ночь белесоватая сера,
Как серая подушка с кислородом...
Но я не умираю. Я еще
Упорствую. Я думаю. И снова
Над жизнию моею горячо
Колдует требовательное слово.
И, высунувши в форточку лицо,
Я вверх гляжу - на звездное убранство,
На рыжее вокруг луны кольцо -
И говорю - так, никому, в пространство:
- Как в бане испаренья грязных тел,
Над миром испаренья темных мыслей,
Гниющих тайн, непоправимых дел
Такой проклятой духотой нависли,
Что, даже настежь распахнув окно,
Дышать душе отчаявшейся - нечем!..
Не странно ли? Мы все болезни лечим:
Саркому, и склероз, и старость... Но
На свете нет еще таких лечебниц,
Где лечатся от стрептококков зла...
Вот так бы, на коленях, поползла
По выбоинам мостовой, по щебню
Глухих дорог. - Куда? Бог весть, куда! -
В какой-нибудь дремучий скит забытый,
Чтобы молить прощенья и защиты -
И выплакать, и вымолить... Когда б
Я знала, где они, - заступники, Зосимы,
И не угас ли свет неугасимый?..
Светает. В сумраке оголены
И так задумчивы дома. И скупо
Над крышами поблескивает купол
И крест Неопалимой Купины...
А где-нибудь на западе, в Париже,
В Турине, Гамбурге - не все ль равно? -
Вот так же высунувшись в душное окно,
Дыша такой же ядовитой жижей
И силясь из последних сил вздохнуть, -
Стоит, и думает, и плачет кто-нибудь -
Не белый, и не красный, и не черный,
Не гражданин, а просто человек,
Как я, быть может, слишком непроворно
И грустно доживающий свой век.
Февраль 1928
Sofia Parnok. In the window
Knees - on the hard windowsill,
And in the window - open, fishy mouth!
Sigh ... sigh ...
So pulls oxygen,
From the gray bag, still alive dead,
And the heart beats in it: it's time, it's time!
And the sky crushes the earth in a thick arch,
And the night is whitish sulfur,
Like a gray oxygen pad ...
But I do not die. I still
I persist. I think. And again
My life is hot
He conjures a demanding word.
And, having stuck his face in the window,
I look up at the star decoration
On the red ring around the moon -
And I say - so, to anyone, in space:
- As in the bath of evaporation of dirty bodies,
Over the world of evaporation of dark thoughts,
Rotting secrets, irreparable affairs
Such a damned stifling hang,
What, even wide open the window,
There is nothing to breathe the desperate soul! ..
Isn't it strange? We cure all diseases:
Sarcoma, and sclerosis, and old age ... But
There are no such clinics in the world,
Where are treated for streptococcus evil ...
Here so, on my knees, crawled
By potholes, by rubble
Deaf roads. - Where? God knows where! -
In some dense skeet forgotten,
To pray for forgiveness and protection -
And cry, and beg ... When used
I knew where they were - the intercessors, Zosima,
And has the inextinguishable light faded away? ..
It's getting light. In the twilight naked
And so thoughtful at home. And sparingly
The dome gleams above the rooftops.
And the Cross of the Burning Bush ...
And somewhere in the west, in Paris,
In Turin, Hamburg - not all the same? -
Just leaning out into the stuffy window,
Breathing the same venomous liquid
And trying hard to sigh, -
It is worth, and thinks, and somebody is crying -
Not white, and not red, and not black,
Not a citizen, just a man
As I may be too inconsiderate
And sadly living its time.
February 1928
Knees - on the hard windowsill,
And in the window - open, fishy mouth!
Sigh ... sigh ...
So pulls oxygen,
From the gray bag, still alive dead,
And the heart beats in it: it's time, it's time!
And the sky crushes the earth in a thick arch,
And the night is whitish sulfur,
Like a gray oxygen pad ...
But I do not die. I still
I persist. I think. And again
My life is hot
He conjures a demanding word.
And, having stuck his face in the window,
I look up at the star decoration
On the red ring around the moon -
And I say - so, to anyone, in space:
- As in the bath of evaporation of dirty bodies,
Over the world of evaporation of dark thoughts,
Rotting secrets, irreparable affairs
Such a damned stifling hang,
What, even wide open the window,
There is nothing to breathe the desperate soul! ..
Isn't it strange? We cure all diseases:
Sarcoma, and sclerosis, and old age ... But
There are no such clinics in the world,
Where are treated for streptococcus evil ...
Here so, on my knees, crawled
By potholes, by rubble
Deaf roads. - Where? God knows where! -
In some dense skeet forgotten,
To pray for forgiveness and protection -
And cry, and beg ... When used
I knew where they were - the intercessors, Zosima,
And has the inextinguishable light faded away? ..
It's getting light. In the twilight naked
And so thoughtful at home. And sparingly
The dome gleams above the rooftops.
And the Cross of the Burning Bush ...
And somewhere in the west, in Paris,
In Turin, Hamburg - not all the same? -
Just leaning out into the stuffy window,
Breathing the same venomous liquid
And trying hard to sigh, -
It is worth, and thinks, and somebody is crying -
Not white, and not red, and not black,
Not a citizen, just a man
As I may be too inconsiderate
And sadly living its time.
February 1928
У записи 3 лайков,
1 репостов,
455 просмотров.
1 репостов,
455 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Евгения Турчина
