ИЗ ЦИКЛА «РАЗГОВОРЫ С МАТЕРЬЮ»
ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР
Как мама слегла, Борис стал жить у нее – и ему и ей спокойней. Других стеснялась себя обихаживать, а к нему сразу привыкла. Накануне вечером ей стало получше, поела нормально, шутила даже… Он отпросился на пол часика семью навестить, благо, через дорогу.Вернулся, она спокойная лежит, вот только, забыла куда он ходил – думала за хлебом.- Вечно ты хлеба корзину наберешь, а он потом пропадает.
-Ничего, свиньям в деревню свезем, они все сожрут.
-Машина- то хоть на ходу?
-На ходу, только не заводится.
-А это как?
-Да, нормально, мама, ее подтолкнуть маленько надо – аккумулятор сдох.
-Так поменяй!
-Кто ж его зимой меняет! Меняют летом, когда деньги есть. Зимой толкать – самое верное средство.
-Так кто толкает? Дураков-то мало.
-Какое мало?! У меня своих двое подрастают, да еще третья на подхвате.
-И она ,что ли, толкает? В четыре года!
-Нет, она больше командует. Любит это дело – в бабку пошла! Да ты не переживай! У них это фитнес называется. Еще и довольны.
-Как думаешь, сынок, скоро помирать? Может, Витьку-Тольку пора вызывать? Пока они из Москвы…
-Мамуля! До весны полмесяца осталось, а весной ты у меня по лестницам бегать начнешь! Костыли видела – принес? Завтра в туалет на них поскачешь.
-Мне б с дивана сползти…
-С дивана сползешь, а там и туалет не за горами.
-Не смеши меня, Борька! Кашлять больно. Надо же такое сказать: с дивана сползешь и туалет не за горами… ты вообще по жизни человек легкий… может, самый легкий из всех вас… Ничего тебе не надо, были бы деньги в кармане. А откуда они будут, еже ли ты ими направо- налево швыряешься?!Родители мои рано померли – одна вас троих поднимала. Да чего там троих! Отца за четвертого считать можно. К сорока пяти годам уже совсем слепой был. Помощи от него по домубыло, что только ножи на кухне точил. Они и без того острые, а он все точит, точит…Видать работа хозяйская требовалась организму, а что кроме ножей... А в газете той! Сиди, да слушай, что тебе читают, да поправляй, что не так. На слух редактировал – умный был, ничего не скажешь…Он сиротой рано остался. Как немцы пришли в хутор, в тот же день всех по еврейской линии и поубивали. Отцова родня собралась у старшего своего возле домика в садочке совет держать, человек двадцать было, всех их в том садочке и похоронили. Хорошо отец уже в город на учебу поехал.
-Я тебе вот что хочу сказать сынок: похороните меня Алексей Михлычем в одной оградке. И не спорь! Все таки я с Алешой пятнадцать лет прожила. Там и отец совсем недалеко. Ты потом рядом с ним ляжешь, место-то свободное будет. Зато как удобно к нам будет ходить на Родительский день. Что детям-внукам по всему кладбищу топать. Боюсь только, что Витька против будет. Знаешь ведь его…
-Нет. Не будет. Сказал: мамина последняя воля – хоть на мусульманском кладбище похороним.
Ну а остальные – кто куда. И еще не скоро.
-Хватит, мама!
- Не хватит сынок! У Леше на камне выбито «… мой милый, если б не было войны» . Вот и меня к этому камешку… Леша же воевал четыре года и потом всю жизнь осколок в спине носил. И строчка очень красивая! Молодцы, что сделали, как просила… Толкунова пела, а кто написал – не знаю…
Ох, сынок, что –то живот давит! Ты мне клизмочку на ночь сделаешь?
Да хоть две.
Давай одну для начала.
Что, мамуля, полегче?
Вроде полегче.
Если что, еще наберем.
Хватит пока… еще эта невытекла…
Я ведь сынок смерти-то уже не боюсь. Как Райка-подружка говорит, тебя там уже все подруги заждались. Смерти вот не боюсь, а умирать страшно. Больно, наверное это, когда душа с телом расстается? По-живому рвет…
Не знаю мама… Все через это проходят, и ничего… живы…
Часов в семь утра Борька проснулся – мама заворочалась.
- Сынок, что-то худо мне…
Через пол часа приехала бригада врачей, Женька уже тоже примчался – в шубе, ботинках на босу ногу… Мать лежала в полубреду, мокрая от пота. Приехала вторая бригада. Опять ставили системы. По переглядывались, пожали плечами. От часа до двух. До больнице не довезем. Уехали. Мужики сидели один в ногах дивана, другой держал за руку: один прощался с матерью, другой с бабушкой. Та почти все время была в сознании: просила то ее приподнять… то попить… опустить… опять приподнять… Вдруг четко и жалобно сказала: -Помогите мне! Я умираю! – Чем тебе помочь, бабушка, что сделать? - Рукам холодно. Женька начал массировать ей руки, которые становились все холоднее. Потом опять - плохо мне! Помоги, сынок… холодно… Боря лег с ней рядом, крепко прижался: так теплее мама? так теплее? Мама! Теплее!! Скажи: теплее!!!
Да. Теплее… теплее… теплее… теперь … Шепот это был либо последние остатки воздуха покидали ее -теперь не понять…
Умирать не больно, мама! Умирать не больно!!!
Жить больно!!!
Женька, все это время державший старушку за руку, тронул дядьку, встретился с ним глазами и помотал головой: холодная.
Мы с братом улетели десятого утром. Время у меня было в обрез – на работе слезно умоляли, чтобы 12-го я сыграл «Три сестры». Клятвенно заверили встретить на машине в аэропорту и прямиком доставить на спектакль. Я пообещал сделать все возможное. По дороге из Ганновера к нам присоединился племянник Пашка. Из Дюссельдорфа прямым рейсом летела племянница Ленка… Прямого рейса на Павлодар из Москвы не было. Мы приземлились в Омске, пересели в машину и часов семь по омской трассе через снежные переметы скреблись в казахский Павлодар. Успели.
В церкви молодой батюшка приятным басом благочинно провел все церемонии. Перед тем, как выносить гроб мамина подруга Рая не нашла в скрещенных руках покойницы «подорожной». Каково ее значение нам было неведомо, но пришлось подождать, пока Рая сбегает в церковную лавку и запасется ею. Прибежала Рая и, когда стала вкладывать «подорожную» в руки, оказалась, что там она все-таки есть. Рая ее все-таки пристроила к первой и шепнула своей покойной подруге: Ефима без креста хоронили, отдашь ему.
Поставили гроб возле подъезда, где мать , без малого прожила пятьдесят лет. Народа собралось не много: родственники, наши близкие друзья, да немногочисленные соседи. Мороз был изрядный. Постояли, сняв шапки, всплакнули… Мне было как-то удивительно, что мать лежит совершенно покойно, не командует, и не раздает указания, типа где, кто и как должен стоять…
Когда собрались ставить гроб в машину, не выдержал Женька. Он рухнул на гроб, обнял его и зарыдал с таким отчаянием, что его пришлось отпаивать валерьянкой… Вместе с близкими в машину с покойницей села и Рая, которая, как и обещала матери, отчитывала ее всю дорогу, которая заняла не меньше часа.
Похоронная команда была чинная, трезвая и дело свое знала хорошо. Могила была подготовлена отлично, гроб был заказан лучший из тех, что был… никто никого не поторапливал… Маму положили рядом с Алексеем Михалычем и могильный камень был у них пока один на двоих … мой милый, если б не было войны…
Посидев минут двадцать за поминальным столом, я тихо со всеми попрощался, сел в машину и знакомой дорогой отправился опять в Омск. Прямой рейс в Москву был лишь на следующий день.
В аэропорту меня, разумеется, ни кто не ждал. Но на спектакль успел. Сказал сокраметальные слова своего персонажа: «та-ра-бум-бия, сижу на тумбе я, и горько плачу я, что мало значу я…
Потом пошел к себе в общагу, ополоснулся в душе, зашел в свою комнату, залез под одеяло и горько заплакал.
18.01.20016 г. А Узденский
ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР
Как мама слегла, Борис стал жить у нее – и ему и ей спокойней. Других стеснялась себя обихаживать, а к нему сразу привыкла. Накануне вечером ей стало получше, поела нормально, шутила даже… Он отпросился на пол часика семью навестить, благо, через дорогу.Вернулся, она спокойная лежит, вот только, забыла куда он ходил – думала за хлебом.- Вечно ты хлеба корзину наберешь, а он потом пропадает.
-Ничего, свиньям в деревню свезем, они все сожрут.
-Машина- то хоть на ходу?
-На ходу, только не заводится.
-А это как?
-Да, нормально, мама, ее подтолкнуть маленько надо – аккумулятор сдох.
-Так поменяй!
-Кто ж его зимой меняет! Меняют летом, когда деньги есть. Зимой толкать – самое верное средство.
-Так кто толкает? Дураков-то мало.
-Какое мало?! У меня своих двое подрастают, да еще третья на подхвате.
-И она ,что ли, толкает? В четыре года!
-Нет, она больше командует. Любит это дело – в бабку пошла! Да ты не переживай! У них это фитнес называется. Еще и довольны.
-Как думаешь, сынок, скоро помирать? Может, Витьку-Тольку пора вызывать? Пока они из Москвы…
-Мамуля! До весны полмесяца осталось, а весной ты у меня по лестницам бегать начнешь! Костыли видела – принес? Завтра в туалет на них поскачешь.
-Мне б с дивана сползти…
-С дивана сползешь, а там и туалет не за горами.
-Не смеши меня, Борька! Кашлять больно. Надо же такое сказать: с дивана сползешь и туалет не за горами… ты вообще по жизни человек легкий… может, самый легкий из всех вас… Ничего тебе не надо, были бы деньги в кармане. А откуда они будут, еже ли ты ими направо- налево швыряешься?!Родители мои рано померли – одна вас троих поднимала. Да чего там троих! Отца за четвертого считать можно. К сорока пяти годам уже совсем слепой был. Помощи от него по домубыло, что только ножи на кухне точил. Они и без того острые, а он все точит, точит…Видать работа хозяйская требовалась организму, а что кроме ножей... А в газете той! Сиди, да слушай, что тебе читают, да поправляй, что не так. На слух редактировал – умный был, ничего не скажешь…Он сиротой рано остался. Как немцы пришли в хутор, в тот же день всех по еврейской линии и поубивали. Отцова родня собралась у старшего своего возле домика в садочке совет держать, человек двадцать было, всех их в том садочке и похоронили. Хорошо отец уже в город на учебу поехал.
-Я тебе вот что хочу сказать сынок: похороните меня Алексей Михлычем в одной оградке. И не спорь! Все таки я с Алешой пятнадцать лет прожила. Там и отец совсем недалеко. Ты потом рядом с ним ляжешь, место-то свободное будет. Зато как удобно к нам будет ходить на Родительский день. Что детям-внукам по всему кладбищу топать. Боюсь только, что Витька против будет. Знаешь ведь его…
-Нет. Не будет. Сказал: мамина последняя воля – хоть на мусульманском кладбище похороним.
Ну а остальные – кто куда. И еще не скоро.
-Хватит, мама!
- Не хватит сынок! У Леше на камне выбито «… мой милый, если б не было войны» . Вот и меня к этому камешку… Леша же воевал четыре года и потом всю жизнь осколок в спине носил. И строчка очень красивая! Молодцы, что сделали, как просила… Толкунова пела, а кто написал – не знаю…
Ох, сынок, что –то живот давит! Ты мне клизмочку на ночь сделаешь?
Да хоть две.
Давай одну для начала.
Что, мамуля, полегче?
Вроде полегче.
Если что, еще наберем.
Хватит пока… еще эта невытекла…
Я ведь сынок смерти-то уже не боюсь. Как Райка-подружка говорит, тебя там уже все подруги заждались. Смерти вот не боюсь, а умирать страшно. Больно, наверное это, когда душа с телом расстается? По-живому рвет…
Не знаю мама… Все через это проходят, и ничего… живы…
Часов в семь утра Борька проснулся – мама заворочалась.
- Сынок, что-то худо мне…
Через пол часа приехала бригада врачей, Женька уже тоже примчался – в шубе, ботинках на босу ногу… Мать лежала в полубреду, мокрая от пота. Приехала вторая бригада. Опять ставили системы. По переглядывались, пожали плечами. От часа до двух. До больнице не довезем. Уехали. Мужики сидели один в ногах дивана, другой держал за руку: один прощался с матерью, другой с бабушкой. Та почти все время была в сознании: просила то ее приподнять… то попить… опустить… опять приподнять… Вдруг четко и жалобно сказала: -Помогите мне! Я умираю! – Чем тебе помочь, бабушка, что сделать? - Рукам холодно. Женька начал массировать ей руки, которые становились все холоднее. Потом опять - плохо мне! Помоги, сынок… холодно… Боря лег с ней рядом, крепко прижался: так теплее мама? так теплее? Мама! Теплее!! Скажи: теплее!!!
Да. Теплее… теплее… теплее… теперь … Шепот это был либо последние остатки воздуха покидали ее -теперь не понять…
Умирать не больно, мама! Умирать не больно!!!
Жить больно!!!
Женька, все это время державший старушку за руку, тронул дядьку, встретился с ним глазами и помотал головой: холодная.
Мы с братом улетели десятого утром. Время у меня было в обрез – на работе слезно умоляли, чтобы 12-го я сыграл «Три сестры». Клятвенно заверили встретить на машине в аэропорту и прямиком доставить на спектакль. Я пообещал сделать все возможное. По дороге из Ганновера к нам присоединился племянник Пашка. Из Дюссельдорфа прямым рейсом летела племянница Ленка… Прямого рейса на Павлодар из Москвы не было. Мы приземлились в Омске, пересели в машину и часов семь по омской трассе через снежные переметы скреблись в казахский Павлодар. Успели.
В церкви молодой батюшка приятным басом благочинно провел все церемонии. Перед тем, как выносить гроб мамина подруга Рая не нашла в скрещенных руках покойницы «подорожной». Каково ее значение нам было неведомо, но пришлось подождать, пока Рая сбегает в церковную лавку и запасется ею. Прибежала Рая и, когда стала вкладывать «подорожную» в руки, оказалась, что там она все-таки есть. Рая ее все-таки пристроила к первой и шепнула своей покойной подруге: Ефима без креста хоронили, отдашь ему.
Поставили гроб возле подъезда, где мать , без малого прожила пятьдесят лет. Народа собралось не много: родственники, наши близкие друзья, да немногочисленные соседи. Мороз был изрядный. Постояли, сняв шапки, всплакнули… Мне было как-то удивительно, что мать лежит совершенно покойно, не командует, и не раздает указания, типа где, кто и как должен стоять…
Когда собрались ставить гроб в машину, не выдержал Женька. Он рухнул на гроб, обнял его и зарыдал с таким отчаянием, что его пришлось отпаивать валерьянкой… Вместе с близкими в машину с покойницей села и Рая, которая, как и обещала матери, отчитывала ее всю дорогу, которая заняла не меньше часа.
Похоронная команда была чинная, трезвая и дело свое знала хорошо. Могила была подготовлена отлично, гроб был заказан лучший из тех, что был… никто никого не поторапливал… Маму положили рядом с Алексеем Михалычем и могильный камень был у них пока один на двоих … мой милый, если б не было войны…
Посидев минут двадцать за поминальным столом, я тихо со всеми попрощался, сел в машину и знакомой дорогой отправился опять в Омск. Прямой рейс в Москву был лишь на следующий день.
В аэропорту меня, разумеется, ни кто не ждал. Но на спектакль успел. Сказал сокраметальные слова своего персонажа: «та-ра-бум-бия, сижу на тумбе я, и горько плачу я, что мало значу я…
Потом пошел к себе в общагу, ополоснулся в душе, зашел в свою комнату, залез под одеяло и горько заплакал.
18.01.20016 г. А Узденский
FROM THE CYCLE "TALKS WITH MOTHER"
LAST TALK
As my mother fell ill, Boris began to live with her, and he and her were calmer. I was embarrassed about others, and immediately got used to it. The night before she got better, she ate normally, even joked ... He asked for a family to visit her for half an hour, good, just across the road. and then he disappears.
-Nothing, we will bring the pigs to the village, they will eat everything.
-Mashina- then even on the go?
- On the move, just will not start.
-What is it like?
-Yes, okay, mom, you need to push her a little - the battery is dead.
-So change it!
-Who does it change in the winter! Change in the summer when money is. In the winter to push - the surest means.
-So who pushes? Fools is not enough.
-What is a little ?! I have my own two grow up, and even the third in the wings.
“Is she pushing?” In four years!
-No, she commands more. Loves this business - went to the grandmother! Do not worry! They have this fitness called. Also satisfied.
- What do you think, son, die soon? Maybe Vitka-Tolku time to call? While they are from Moscow ...
- Mom! Until the spring of half a month left, and in the spring you will start to run along the stairs! Crutches saw - brought? Tomorrow you will jump to the toilet.
-I used the sofa to slide ...
-From the couch crawl, and there and the toilet just around the corner.
-Don't make me laugh, Borka! Coughing hurts. It is necessary to say this: you will crawl off the sofa and the toilet is just around the corner ... you are an easy person in life ... maybe the easiest of all of you ... You don't need anything, you would have money in your pocket. And where will they come from, if you throw them right to the left right now ?! My parents have died early - one of you lifted you up. Why are there three of them! Father for the fourth can be considered. By the age of forty-five, he was already completely blind. Help from him on the chubby, that only knives in the kitchen sharpened. They are already sharp, but he sharpens everything, sharpens ... Looks like the work of the master was required by the body, and what other than knives ... And in that newspaper! Sit, yes, listen to what you read, so correct what is wrong. Edited by ear, he was clever, you can't say anything ... He remained an orphan early. As the Germans came to the farm, on the same day they killed everyone along the Jewish line. Father's relatives gathered at their elder near the house in the garden to keep the advice, there were about twenty of them, and they were all buried in that garden. Well, my father already went to town to study.
-I want you to say this son: bury me Alexei Mihlychem in one fence. And do not argue! All the same, I lived with Alyosha for fifteen years. There and father is not far. Then you lay down next to him, the place will be free. But how convenient it will be to visit us on Parent's Day. What children grandchildren stomp around the cemetery. I'm afraid only that Vitka will be against. You know his ...
-Not. Will not be. He said: Mom's last will - at least in the Muslim cemetery bury.
Well, the rest - who where. And not soon.
- Enough, mom!
- Not enough son! Lesha has “... my dear, if there were no war.” Here and me to this pebble ... Lesha fought for four years and then wore a fragment in his back. And the line is very beautiful! Well done, what they did, as requested ... Tolkunova sang, and who wrote - I do not know ...
Oh, son, something presses the stomach! Will you give me a night enema?
Yes, at least two.
Let's get one to start.
What, Mommy, easy?
It seems easier.
If anything, we'll dial.
Enough for now ... still this is not experienced ...
I'm not afraid of the son of death anymore. As Raika-girlfriend says, you are there all the friends are waiting. I am not afraid of death, but it is scary to die. It hurts, maybe this is when the soul part with the body? In a lively vomit ...
I do not know Mom ... Everyone goes through this, and nothing ... alive ...
At about seven o'clock in the morning, Borka woke up - my mother was twitching.
- Son, something bad to me ...
After half an hour, a team of doctors arrived, Zhenka, too, had already rushed up - in a fur coat, boots barefoot ... Mother was lying in a half-delirious state, wet with sweat. The second brigade arrived. Again put the system. They looked at each other, shrugged their shoulders. From an hour to two. To the hospital will not take. We left. The men sat one at the feet of the sofa, the other held a hand: one was saying goodbye to his mother, the other to his grandmother. She was almost all the time conscious: I asked her to raise her ... then drink ... lower ... lift again ... Suddenly she said clearly and plaintively: -Help me! I'm dying! - How to help you, grandmother, what to do? - Hands cold. Zhenka started massaging her hands, which were getting colder. Then again - bad for me! Help, son ... it's cold ... Borya lay down next to her, pressed tight: is my mother warmer? so warmer? Mama! Warmer !! Say: warmer !!!
Yes. Warmer ... warmer ... warmer ... now ... It was either a whisper or the last remnants of the air leaving her - now I can't understand ...
Dying is not painful, mom! Dying is not painful !!!
It hurts to live !!!
Zhenka, who was holding the old woman by the hand all this time, touched the uncle, met his eyes and shook his head: cold.
My brother and I flew off on the tenth in the morning. I had just enough time - tearfully at work I begged that on the 12th I would play Three Sisters. Cl
LAST TALK
As my mother fell ill, Boris began to live with her, and he and her were calmer. I was embarrassed about others, and immediately got used to it. The night before she got better, she ate normally, even joked ... He asked for a family to visit her for half an hour, good, just across the road. and then he disappears.
-Nothing, we will bring the pigs to the village, they will eat everything.
-Mashina- then even on the go?
- On the move, just will not start.
-What is it like?
-Yes, okay, mom, you need to push her a little - the battery is dead.
-So change it!
-Who does it change in the winter! Change in the summer when money is. In the winter to push - the surest means.
-So who pushes? Fools is not enough.
-What is a little ?! I have my own two grow up, and even the third in the wings.
“Is she pushing?” In four years!
-No, she commands more. Loves this business - went to the grandmother! Do not worry! They have this fitness called. Also satisfied.
- What do you think, son, die soon? Maybe Vitka-Tolku time to call? While they are from Moscow ...
- Mom! Until the spring of half a month left, and in the spring you will start to run along the stairs! Crutches saw - brought? Tomorrow you will jump to the toilet.
-I used the sofa to slide ...
-From the couch crawl, and there and the toilet just around the corner.
-Don't make me laugh, Borka! Coughing hurts. It is necessary to say this: you will crawl off the sofa and the toilet is just around the corner ... you are an easy person in life ... maybe the easiest of all of you ... You don't need anything, you would have money in your pocket. And where will they come from, if you throw them right to the left right now ?! My parents have died early - one of you lifted you up. Why are there three of them! Father for the fourth can be considered. By the age of forty-five, he was already completely blind. Help from him on the chubby, that only knives in the kitchen sharpened. They are already sharp, but he sharpens everything, sharpens ... Looks like the work of the master was required by the body, and what other than knives ... And in that newspaper! Sit, yes, listen to what you read, so correct what is wrong. Edited by ear, he was clever, you can't say anything ... He remained an orphan early. As the Germans came to the farm, on the same day they killed everyone along the Jewish line. Father's relatives gathered at their elder near the house in the garden to keep the advice, there were about twenty of them, and they were all buried in that garden. Well, my father already went to town to study.
-I want you to say this son: bury me Alexei Mihlychem in one fence. And do not argue! All the same, I lived with Alyosha for fifteen years. There and father is not far. Then you lay down next to him, the place will be free. But how convenient it will be to visit us on Parent's Day. What children grandchildren stomp around the cemetery. I'm afraid only that Vitka will be against. You know his ...
-Not. Will not be. He said: Mom's last will - at least in the Muslim cemetery bury.
Well, the rest - who where. And not soon.
- Enough, mom!
- Not enough son! Lesha has “... my dear, if there were no war.” Here and me to this pebble ... Lesha fought for four years and then wore a fragment in his back. And the line is very beautiful! Well done, what they did, as requested ... Tolkunova sang, and who wrote - I do not know ...
Oh, son, something presses the stomach! Will you give me a night enema?
Yes, at least two.
Let's get one to start.
What, Mommy, easy?
It seems easier.
If anything, we'll dial.
Enough for now ... still this is not experienced ...
I'm not afraid of the son of death anymore. As Raika-girlfriend says, you are there all the friends are waiting. I am not afraid of death, but it is scary to die. It hurts, maybe this is when the soul part with the body? In a lively vomit ...
I do not know Mom ... Everyone goes through this, and nothing ... alive ...
At about seven o'clock in the morning, Borka woke up - my mother was twitching.
- Son, something bad to me ...
After half an hour, a team of doctors arrived, Zhenka, too, had already rushed up - in a fur coat, boots barefoot ... Mother was lying in a half-delirious state, wet with sweat. The second brigade arrived. Again put the system. They looked at each other, shrugged their shoulders. From an hour to two. To the hospital will not take. We left. The men sat one at the feet of the sofa, the other held a hand: one was saying goodbye to his mother, the other to his grandmother. She was almost all the time conscious: I asked her to raise her ... then drink ... lower ... lift again ... Suddenly she said clearly and plaintively: -Help me! I'm dying! - How to help you, grandmother, what to do? - Hands cold. Zhenka started massaging her hands, which were getting colder. Then again - bad for me! Help, son ... it's cold ... Borya lay down next to her, pressed tight: is my mother warmer? so warmer? Mama! Warmer !! Say: warmer !!!
Yes. Warmer ... warmer ... warmer ... now ... It was either a whisper or the last remnants of the air leaving her - now I can't understand ...
Dying is not painful, mom! Dying is not painful !!!
It hurts to live !!!
Zhenka, who was holding the old woman by the hand all this time, touched the uncle, met his eyes and shook his head: cold.
My brother and I flew off on the tenth in the morning. I had just enough time - tearfully at work I begged that on the 12th I would play Three Sisters. Cl
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Сергей Сурпатов
