Александр Блок
Пляски Смерти
Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей...
Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат...
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.
Мертвец весь день труди́тся над докладом.
Присутствие кончается. И вот —
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот...
Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор...
А мертвеца — к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.
В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем — изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка — дура и супруг — дурак.
Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музы́кой заглушон...
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он!
Лишь у колонны встретится очами
С подругою — она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:
«Усталый друг, мне странно в этом зале». —
«Усталый друг, могила холодна». —
«Уж полночь». — «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»
А там — NN уж ищет взором страстным
Его, его — с волнением в крови...
В её лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви...
Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова...
И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он...
«Как он умён! Как он в меня влюблён!»
В её ушах — нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.
19 февраля 1912
***
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
10 октября 1912
***
Пустая улица. Один огонь в окне.
Еврей-аптекарь охает во сне.
А перед шкапом с надписью Venena
Хозяйственно согнув скрипучие колена,
Скелет, до глаз закутанный плащом,
Чего-то ищет, скалясь черным ртом...
Нашел... Но ненароком чем-то звякнул,
И череп повернул... Аптекарь крякнул,
Привстал — и на другой свалился бок...
А гость меж тем — заветный пузырек
Суёт из-под плаща двум женщинам безносым.
На улице, под фонарем белёсым.
Октябрь 1912
***
Старый, старый сон. Из мрака
Фонари бегут — куда?
Там — лишь черная вода,
Там — забвенье навсегда.
Тень скользит из-за угла,
К ней другая подползла.
Плащ распахнут, грудь бела,
Алый цвет в петлице фрака.
Тень вторая — стройный латник,
Иль невеста от венца?
Шлем и перья. Нет лица.
Неподвижность мертвеца.
В воротах гремит звонок,
Глухо щелкает замок.
Переходят за порог
Проститутка и развратник...
Воет ветер леденящий,
Пусто, тихо и темно.
Наверху горит окно.
Всё равно.
Как свинец, черна вода.
В ней забвенье навсегда.
Третий призрак. Ты куда,
Ты, из тени в тень скользящий?
Февраль 1914
***
Вновь богатый зол и рад,
Вновь унижен бедный.
С кровель каменных громад
Смотрит месяц бледный,
Насылает тишину,
Оттеняет крутизну
Каменных отвесов,
Черноту навесов...
Всё бы это было зря,
Если б не было царя,
Чтоб блюсти законы.
Только не ищи дворца,
Добродушного лица,
Золотой короны.
Он — с далеких пустырей
В свете редких фонарей
Появляется.
Шея скручена платком,
Под дырявым козырьком
Улыбается.
7 февраля 1914
Пляски Смерти
Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей...
Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат...
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.
Мертвец весь день труди́тся над докладом.
Присутствие кончается. И вот —
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот...
Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор...
А мертвеца — к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.
В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем — изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка — дура и супруг — дурак.
Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музы́кой заглушон...
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он!
Лишь у колонны встретится очами
С подругою — она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:
«Усталый друг, мне странно в этом зале». —
«Усталый друг, могила холодна». —
«Уж полночь». — «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»
А там — NN уж ищет взором страстным
Его, его — с волнением в крови...
В её лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви...
Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова...
И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он...
«Как он умён! Как он в меня влюблён!»
В её ушах — нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.
19 февраля 1912
***
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи ещё хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
10 октября 1912
***
Пустая улица. Один огонь в окне.
Еврей-аптекарь охает во сне.
А перед шкапом с надписью Venena
Хозяйственно согнув скрипучие колена,
Скелет, до глаз закутанный плащом,
Чего-то ищет, скалясь черным ртом...
Нашел... Но ненароком чем-то звякнул,
И череп повернул... Аптекарь крякнул,
Привстал — и на другой свалился бок...
А гость меж тем — заветный пузырек
Суёт из-под плаща двум женщинам безносым.
На улице, под фонарем белёсым.
Октябрь 1912
***
Старый, старый сон. Из мрака
Фонари бегут — куда?
Там — лишь черная вода,
Там — забвенье навсегда.
Тень скользит из-за угла,
К ней другая подползла.
Плащ распахнут, грудь бела,
Алый цвет в петлице фрака.
Тень вторая — стройный латник,
Иль невеста от венца?
Шлем и перья. Нет лица.
Неподвижность мертвеца.
В воротах гремит звонок,
Глухо щелкает замок.
Переходят за порог
Проститутка и развратник...
Воет ветер леденящий,
Пусто, тихо и темно.
Наверху горит окно.
Всё равно.
Как свинец, черна вода.
В ней забвенье навсегда.
Третий призрак. Ты куда,
Ты, из тени в тень скользящий?
Февраль 1914
***
Вновь богатый зол и рад,
Вновь унижен бедный.
С кровель каменных громад
Смотрит месяц бледный,
Насылает тишину,
Оттеняет крутизну
Каменных отвесов,
Черноту навесов...
Всё бы это было зря,
Если б не было царя,
Чтоб блюсти законы.
Только не ищи дворца,
Добродушного лица,
Золотой короны.
Он — с далеких пустырей
В свете редких фонарей
Появляется.
Шея скручена платком,
Под дырявым козырьком
Улыбается.
7 февраля 1914
Alexander Blok
Dance of Death
How hard it is for a dead man among people
Pretend to be alive and passionate!
But we must, we must rub into society,
Hiding the clank of bones for a career ...
The living are sleeping. The dead man rises from the coffin
And he goes to the bank, and he goes to court, to the Senate ...
The whiter the night, the blacker the anger,
And the feathers creak triumphantly.
The dead man works all day on the report.
The presence ends. And so -
He whispers, wagging his backside,
To the senator, a dirty joke ...
It's already evening. Light rain splashed with mud
Passers-by, and at home, and other nonsense ...
And a dead man - to another disgrace
The grating taxi carries.
The hall is crowded and multi-column
The dead man is in a hurry. He is wearing an elegant tailcoat.
He is given a supportive smile
The hostess is a fool and her husband is a fool.
He was exhausted from the day of bureaucratic boredom,
But the clash of bones is muffled by the music ...
He is shaking hands tightly -
He must seem alive, alive!
Only at the column will meet the eyes
With a friend - she, like him, is dead.
Behind their conventionally secular speeches
You hear the real words:
"Tired friend, I feel strange in this room." -
"Tired friend, the grave is cold." -
"It's already midnight." - “Yes, but you didn't invite
On waltz NN. She is in love with you ... "
And there - NN is already looking for a passionate gaze
Him, him - with excitement in the blood ...
In her girlishly beautiful face
The senseless delight of living love ...
He whispers insignificant words to her,
Captivating words for the living
And he looks as his shoulders turn pink,
As the head bent on my shoulder ...
And the sharp poison of habitually secular anger
He scatters with unearthly anger ...
“How smart he is! How he is in love with me! "
There is a strange, strange ringing in her ears:
Then bones clang on bones.
19 February 1912
***
Night, street, lantern, pharmacy,
Pointless and dim light.
Live for at least a quarter of a century -
Everything will be like this. There is no escape.
If you die, you will start over again
And everything will repeat itself as of old:
Night, icy ripples of the canal
Pharmacy, street, lamp.
October 10, 1912
***
Empty street. One fire in the window.
The Jewish pharmacist groans in his sleep.
And in front of the cabinet with the Venena inscription
Bending squeaky knees economically
A skeleton wrapped up to the eyes with a cloak
Looking for something, grinning with a black mouth ...
Found ... but inadvertently tinkled with something,
And the skull turned ... The pharmacist grunted,
I got up - and my side fell on the other ...
Meanwhile, the guest is a cherished bubble
He shoves from under his cloak to two women without noses.
On the street, under a whitish lantern.
October 1912
***
Old, old dream. Out of the gloom
Lanterns are running - where?
There is only black water
There is oblivion forever.
A shadow slides around the corner
Another crawled up to her.
The cloak is open, the chest is white,
Scarlet color in the buttonhole of the dress coat.
The second shadow is a slender armored man,
Or is the bride from the crown?
Helmet and feathers. No face.
Dead man's immobility.
The bell rings at the gate
The lock clicks softly.
Go over the threshold
The prostitute and the libertine ...
The chilling wind howls
Empty, quiet and dark.
A window is burning upstairs.
Does not matter.
Water is black like lead.
In it oblivion is forever.
Third ghost. Where are you going,
You, sliding from shadow to shadow?
February 1914
***
The rich again is angry and happy
The poor are humiliated again.
From the roofs of stone masses
The month looks pale,
Sends silence
Shades the slope
Stone plumb lines
Blackness of awnings ...
All this would be in vain
If there was no king
To keep the laws.
Just don't look for the palace
A good-natured face
Golden crowns.
He is from distant wastelands
In the light of rare lanterns
Appears.
The neck is twisted with a handkerchief
Under the leaky visor
Smiles.
February 7, 1914
Dance of Death
How hard it is for a dead man among people
Pretend to be alive and passionate!
But we must, we must rub into society,
Hiding the clank of bones for a career ...
The living are sleeping. The dead man rises from the coffin
And he goes to the bank, and he goes to court, to the Senate ...
The whiter the night, the blacker the anger,
And the feathers creak triumphantly.
The dead man works all day on the report.
The presence ends. And so -
He whispers, wagging his backside,
To the senator, a dirty joke ...
It's already evening. Light rain splashed with mud
Passers-by, and at home, and other nonsense ...
And a dead man - to another disgrace
The grating taxi carries.
The hall is crowded and multi-column
The dead man is in a hurry. He is wearing an elegant tailcoat.
He is given a supportive smile
The hostess is a fool and her husband is a fool.
He was exhausted from the day of bureaucratic boredom,
But the clash of bones is muffled by the music ...
He is shaking hands tightly -
He must seem alive, alive!
Only at the column will meet the eyes
With a friend - she, like him, is dead.
Behind their conventionally secular speeches
You hear the real words:
"Tired friend, I feel strange in this room." -
"Tired friend, the grave is cold." -
"It's already midnight." - “Yes, but you didn't invite
On waltz NN. She is in love with you ... "
And there - NN is already looking for a passionate gaze
Him, him - with excitement in the blood ...
In her girlishly beautiful face
The senseless delight of living love ...
He whispers insignificant words to her,
Captivating words for the living
And he looks as his shoulders turn pink,
As the head bent on my shoulder ...
And the sharp poison of habitually secular anger
He scatters with unearthly anger ...
“How smart he is! How he is in love with me! "
There is a strange, strange ringing in her ears:
Then bones clang on bones.
19 February 1912
***
Night, street, lantern, pharmacy,
Pointless and dim light.
Live for at least a quarter of a century -
Everything will be like this. There is no escape.
If you die, you will start over again
And everything will repeat itself as of old:
Night, icy ripples of the canal
Pharmacy, street, lamp.
October 10, 1912
***
Empty street. One fire in the window.
The Jewish pharmacist groans in his sleep.
And in front of the cabinet with the Venena inscription
Bending squeaky knees economically
A skeleton wrapped up to the eyes with a cloak
Looking for something, grinning with a black mouth ...
Found ... but inadvertently tinkled with something,
And the skull turned ... The pharmacist grunted,
I got up - and my side fell on the other ...
Meanwhile, the guest is a cherished bubble
He shoves from under his cloak to two women without noses.
On the street, under a whitish lantern.
October 1912
***
Old, old dream. Out of the gloom
Lanterns are running - where?
There is only black water
There is oblivion forever.
A shadow slides around the corner
Another crawled up to her.
The cloak is open, the chest is white,
Scarlet color in the buttonhole of the dress coat.
The second shadow is a slender armored man,
Or is the bride from the crown?
Helmet and feathers. No face.
Dead man's immobility.
The bell rings at the gate
The lock clicks softly.
Go over the threshold
The prostitute and the libertine ...
The chilling wind howls
Empty, quiet and dark.
A window is burning upstairs.
Does not matter.
Water is black like lead.
In it oblivion is forever.
Third ghost. Where are you going,
You, sliding from shadow to shadow?
February 1914
***
The rich again is angry and happy
The poor are humiliated again.
From the roofs of stone masses
The month looks pale,
Sends silence
Shades the slope
Stone plumb lines
Blackness of awnings ...
All this would be in vain
If there was no king
To keep the laws.
Just don't look for the palace
A good-natured face
Golden crowns.
He is from distant wastelands
In the light of rare lanterns
Appears.
The neck is twisted with a handkerchief
Under the leaky visor
Smiles.
February 7, 1914
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Татьяна Лебедева
