#просамоенастоящее
Полчаса от города на электричке, где ты бегал, суетился, делал важные дела и умное лицо. За окном урбанистические пейзажи сменяются дачами, лесом, холмами, и быстро темнеет – лето на излёте.
– Алло! А ты в каком вагоне? Имей в виду, у нас станция короткая. И тебе во второй.
– А, ну сейчас перейду, только который будет второй…
– Ну, давай. В любом случае не забудь выйти в «Комаровке», мы тебя уже встречаем.
Поезд походит к станции, замедляет ход, и в окно тамбура ты видишь родные улыбающиеся лица. Встречают, машут руками.
– Приве-е-ет! – Сашка тянет ударную гласную, отчего приветствие становится сердечнее и теплее. Расцеловываемся.
– Вот видишь, мама, какие ко мне всё красивые женщины приезжают! В белых платьях!
Поезд гудком оповещает об отбытии, мы идём по платформе, Ритка на руках у Сашки отвечает поезду тоже гудением. Ничего этот ребёнок не боится: ни того, как громыхает гром, ни того, как грохочет электричка.
Мы спускаемся от станции. Сашкина мама светит фонариком. Меня предупреждают: здесь корни, здесь спуск, здесь ямка. Ямки Ритка оглашает радостным: «Кае!» Это в книжке про Винни-Пуха она увидела картинку, где Пух заглядывает в норку Кролика и кричит туда: «Кто-нибудь есть?» Эту фразу Ритка редуцировала, как могла: «Кае!» Причём «Кае!» звучит и на норку в тропинке, и на щёлку в заборе, и в дырку в книжке: отверстие же! Там обязательно должен кто-нибудь быть.
Мостик через реку на островок, на островке – дачка. На дачку нет автомобильного подъезда. Ты проходишь по мосточку – снизу шумит вода, сверху деревья сплелись ветвями – идёшь по тропинке вдоль соседских участков, здороваешься с незнакомыми, разглядываешь, чего у них растёт.
Сашкина дачка стоит на краешке островка, протока, которая его омывает, заросла деревцами, кустами, травой в человеческий рост. Рядом домик родителей и два заброшенных участка. Кажется, что ты где-то далеко-далеко и уединённо от всех, человечество даёт о себе знать только приглушёнными звуками со станции и отдалёнными человеческими голосами с каких-то других участков.
Тропинка к домику освещается фонариками. Домик маленький, двухэтажный, досточки его выкрашены Сашкой в разные цвета. Наверное, такой домик был у Муми-семейства в Муми-доле.
В домике заждалась нас собака Дара, сейчас она всех радостно облобызает и потребует играть с ней. «Дара, прекрати! Что за собака такая!»
На деревце перед крыльцом гирлянда птичками, в темноте они светятся. Светятся птички, фонарики, звёзды и луна. Будем ужинать, разговаривать разговоры и спать.
***
Спать меня кладут на втором этаже: это такой чердачок, где пол – сплошное спальное место. Когда я впервые сюда приехала, всё думала: как же спать, когда железная дорога в десяти минутах ходьбы? Когда мимо проходит товарняк, второй этаж даже вибрирует.
– Знаешь, как определить вес состава? Вот если поднят один токоприёмник, значит, вес до шести тысяч тонн, а если два, то выше. Один токоприёмник на шесть тысяч.
Но это из дневных разговоров. Илья, Сашкин брат, железнодорожник, а железная дорога – это, как известно, отдельное государство.
И, несмотря на станцию, а может, и благодаря ей, спится здесь прекрасно. И спится сладко, и естся вкусно.
***
За питьевой водой нужно идти на колонку или к роднику.
Снова переходим мостик, останавливается посмотреть на воду. Река зеленоватая, просвечивает траву, расчёсывает её течением, на воде золотятся солнечные блики, пробивающиеся через листья деревьев. Река, говорят, глубокая, хоть русло и узенькое. Есть места, где можно перейти, но вообще – аж четыре метра.
– Есть одна фотография, где сидят на мосту все жители островка. Сделали её – и как-то все стали рассыпаться, кто куда, – говорит Сашкина мама. – А вон на том бревне Илюшка вырос.
Завтра я ему скажу: «Мама говорит, что ты вырос на том бревне». А он ответит: «Я с него как-то падал, а вырос на улице Добролюбова». Илья ростом, наверное, метра два.
По пути едим черёмуху, иргу, малину с кустов.
– Ону! – просит ребёнок. Это значит – «одну», точнее, это значит, что нужно поделиться, а «одну», «две» или сколько-то там – вовсе не значит.
– Ритка, не беги!
Но Ритку не удержать. Кажется, она вообще не умеет идти: или бежать вперёд, или остановиться и созерцать встретившегося кота, камешки, поросшие мхом, мальчиков у забора.
– Ритка, мы ушли!
Ритка подхватывается и снова бежит, догоняет, обнимает за ноги – всё, поймала! А когда устаёт, поднимает руки вверх и требует: «Ме-ня!» – чеканя просьбу на две отчётливые части: «Ме-ня!» И дальше едет на маме. Хороший транспорт – мама.
***
Я проведу здесь три дня – в разговорах, ничегонеделаньи, рассматривании детских книжек, любовании зарослями, слушанье птичек, попытках угадать, когда Ритке пора на горшок, распивании чаёв и задушевных разговорах. Сашка знает птиц, знает растения и насекомых. Я никогошеньки не знаю. И всё это для меня удивительно и ново. На крыльце паучиха плетёт паутину. И эта паучиха если не член семьи, то почти соседка. В любом случае за её жизнью приглядывают, делятся наблюдениями, рассуждают и даже проводят аналогии с жизнью человеческой. Это чуткость. Это когда ты живой, и вокруг живое и родное. Когда жестяной умывальник становится висячими садами и маяком, когда о том, что приехал Илья, узнаётся по запаху парфюма, когда он чинит ступеньку крыльца, а папа косит траву, когда можно накидать подушек на пол и валяться, собака сипит от удовольствия, что её гладят. Когда: «Рита, пи́сать пойдёшь?» – «Нет!» – «А с Аней?» – «Да!». Когда сказки про зайца Коську на ночь, а лучшая игрушка – фонарик. Когда Риткина любимая книжка та же, что любил Илья. Когда неохота обуваться, не волнует телефон и сообщения в соцсетях. Когда летом и любовью можно надышаться.
6.08.15
Полчаса от города на электричке, где ты бегал, суетился, делал важные дела и умное лицо. За окном урбанистические пейзажи сменяются дачами, лесом, холмами, и быстро темнеет – лето на излёте.
– Алло! А ты в каком вагоне? Имей в виду, у нас станция короткая. И тебе во второй.
– А, ну сейчас перейду, только который будет второй…
– Ну, давай. В любом случае не забудь выйти в «Комаровке», мы тебя уже встречаем.
Поезд походит к станции, замедляет ход, и в окно тамбура ты видишь родные улыбающиеся лица. Встречают, машут руками.
– Приве-е-ет! – Сашка тянет ударную гласную, отчего приветствие становится сердечнее и теплее. Расцеловываемся.
– Вот видишь, мама, какие ко мне всё красивые женщины приезжают! В белых платьях!
Поезд гудком оповещает об отбытии, мы идём по платформе, Ритка на руках у Сашки отвечает поезду тоже гудением. Ничего этот ребёнок не боится: ни того, как громыхает гром, ни того, как грохочет электричка.
Мы спускаемся от станции. Сашкина мама светит фонариком. Меня предупреждают: здесь корни, здесь спуск, здесь ямка. Ямки Ритка оглашает радостным: «Кае!» Это в книжке про Винни-Пуха она увидела картинку, где Пух заглядывает в норку Кролика и кричит туда: «Кто-нибудь есть?» Эту фразу Ритка редуцировала, как могла: «Кае!» Причём «Кае!» звучит и на норку в тропинке, и на щёлку в заборе, и в дырку в книжке: отверстие же! Там обязательно должен кто-нибудь быть.
Мостик через реку на островок, на островке – дачка. На дачку нет автомобильного подъезда. Ты проходишь по мосточку – снизу шумит вода, сверху деревья сплелись ветвями – идёшь по тропинке вдоль соседских участков, здороваешься с незнакомыми, разглядываешь, чего у них растёт.
Сашкина дачка стоит на краешке островка, протока, которая его омывает, заросла деревцами, кустами, травой в человеческий рост. Рядом домик родителей и два заброшенных участка. Кажется, что ты где-то далеко-далеко и уединённо от всех, человечество даёт о себе знать только приглушёнными звуками со станции и отдалёнными человеческими голосами с каких-то других участков.
Тропинка к домику освещается фонариками. Домик маленький, двухэтажный, досточки его выкрашены Сашкой в разные цвета. Наверное, такой домик был у Муми-семейства в Муми-доле.
В домике заждалась нас собака Дара, сейчас она всех радостно облобызает и потребует играть с ней. «Дара, прекрати! Что за собака такая!»
На деревце перед крыльцом гирлянда птичками, в темноте они светятся. Светятся птички, фонарики, звёзды и луна. Будем ужинать, разговаривать разговоры и спать.
***
Спать меня кладут на втором этаже: это такой чердачок, где пол – сплошное спальное место. Когда я впервые сюда приехала, всё думала: как же спать, когда железная дорога в десяти минутах ходьбы? Когда мимо проходит товарняк, второй этаж даже вибрирует.
– Знаешь, как определить вес состава? Вот если поднят один токоприёмник, значит, вес до шести тысяч тонн, а если два, то выше. Один токоприёмник на шесть тысяч.
Но это из дневных разговоров. Илья, Сашкин брат, железнодорожник, а железная дорога – это, как известно, отдельное государство.
И, несмотря на станцию, а может, и благодаря ей, спится здесь прекрасно. И спится сладко, и естся вкусно.
***
За питьевой водой нужно идти на колонку или к роднику.
Снова переходим мостик, останавливается посмотреть на воду. Река зеленоватая, просвечивает траву, расчёсывает её течением, на воде золотятся солнечные блики, пробивающиеся через листья деревьев. Река, говорят, глубокая, хоть русло и узенькое. Есть места, где можно перейти, но вообще – аж четыре метра.
– Есть одна фотография, где сидят на мосту все жители островка. Сделали её – и как-то все стали рассыпаться, кто куда, – говорит Сашкина мама. – А вон на том бревне Илюшка вырос.
Завтра я ему скажу: «Мама говорит, что ты вырос на том бревне». А он ответит: «Я с него как-то падал, а вырос на улице Добролюбова». Илья ростом, наверное, метра два.
По пути едим черёмуху, иргу, малину с кустов.
– Ону! – просит ребёнок. Это значит – «одну», точнее, это значит, что нужно поделиться, а «одну», «две» или сколько-то там – вовсе не значит.
– Ритка, не беги!
Но Ритку не удержать. Кажется, она вообще не умеет идти: или бежать вперёд, или остановиться и созерцать встретившегося кота, камешки, поросшие мхом, мальчиков у забора.
– Ритка, мы ушли!
Ритка подхватывается и снова бежит, догоняет, обнимает за ноги – всё, поймала! А когда устаёт, поднимает руки вверх и требует: «Ме-ня!» – чеканя просьбу на две отчётливые части: «Ме-ня!» И дальше едет на маме. Хороший транспорт – мама.
***
Я проведу здесь три дня – в разговорах, ничегонеделаньи, рассматривании детских книжек, любовании зарослями, слушанье птичек, попытках угадать, когда Ритке пора на горшок, распивании чаёв и задушевных разговорах. Сашка знает птиц, знает растения и насекомых. Я никогошеньки не знаю. И всё это для меня удивительно и ново. На крыльце паучиха плетёт паутину. И эта паучиха если не член семьи, то почти соседка. В любом случае за её жизнью приглядывают, делятся наблюдениями, рассуждают и даже проводят аналогии с жизнью человеческой. Это чуткость. Это когда ты живой, и вокруг живое и родное. Когда жестяной умывальник становится висячими садами и маяком, когда о том, что приехал Илья, узнаётся по запаху парфюма, когда он чинит ступеньку крыльца, а папа косит траву, когда можно накидать подушек на пол и валяться, собака сипит от удовольствия, что её гладят. Когда: «Рита, пи́сать пойдёшь?» – «Нет!» – «А с Аней?» – «Да!». Когда сказки про зайца Коську на ночь, а лучшая игрушка – фонарик. Когда Риткина любимая книжка та же, что любил Илья. Когда неохота обуваться, не волнует телефон и сообщения в соцсетях. Когда летом и любовью можно надышаться.
6.08.15
#prosamoreal
Half an hour from the city by train, where you ran, fussed, did important things and a smart person. Outside the window, urban landscapes give way to summer cottages, forests, hills, and it gets dark quickly - summer is at its end.
- Hello! What car are you in? Mind you, our station is short. And you in the second.
- Ah, well, now I’ll move, only which will be the second ...
- Come on. In any case, do not forget to go to Komarovka, we are already meeting you.
The train goes to the station, slows down, and through the vestibule window you see native smiling faces. They meet, wave their hands.
- Hello! - Sasha pulls a stressed vowel, which makes the greeting more cordial and warmer. We kiss.
- You see, mom, what beautiful women come to me! In white dresses!
The train honks about the departure, we walk along the platform, Ritka, in Sasha's arms, answers the train with a buzz too. This child is not afraid of anything: neither how the thunder rumbles, nor how the electric train rumbles.
We go down from the station. Sasha's mother shines with a flashlight. They warn me: here are roots, here is a descent, here is a hole. Pits Ritka announces joyful: "Kae!" It was in the book about Winnie the Pooh that she saw a picture where Pooh looks into the hole of the Rabbit and shouts there: "Is there anyone?" Ritka reduced this phrase as best she could: "Kae!" And "Kae!" sounds on a mink in the path, and on a crack in a fence, and into a hole in a book: the hole! There must be someone there.
A bridge across the river to an islet, on an islet - a summer house. There is no car entrance to the dacha. You walk along the small bridge - the water is rustling from below, the trees are intertwined with branches from above - you walk along the path along the neighboring plots, greet strangers, look at what is growing there.
Sashka's dacha stands on the edge of an island, the channel that washes it, is overgrown with trees, bushes, and grass as tall as a man. Nearby is the parents' house and two abandoned plots. It seems that you are somewhere far, far and secluded from everyone, humanity makes itself felt only by muffled sounds from the station and distant human voices from some other areas.
The path to the house is illuminated by flashlights. The house is small, two-story, its boards were painted by Sasha in different colors. Probably, such a house was at the Moomin family in Moomin Dol.
In the house the dog Dara is tired of waiting for us, now she is kissed everyone happily and demands to play with her. “Dara, stop it! What a dog this is! "
There is a garland of birds on the tree in front of the porch, they glow in the dark. Birds, lanterns, stars and the moon are shining. We will have supper, talk, talk and sleep.
***
They put me to sleep on the second floor: this is such an attic, where the floor is a continuous sleeping place. When I first came here, I kept thinking: how to sleep when the railway is ten minutes away? When a freight train passes by, the second floor even vibrates.
- Do you know how to determine the weight of the composition? Now, if one pantograph is raised, then the weight is up to six thousand tons, and if two, then higher. One pantograph for six thousand.
But this is from daytime conversations. Ilya, Sashkin's brother, a railwayman, and the railway is, as you know, a separate state.
And, in spite of the station, or perhaps thanks to it, one sleeps well here. And he sleeps sweetly and eats deliciously.
***
For drinking water you need to go to the water pump or to the spring.
We cross the bridge again, stop to look at the water. The river is greenish, the grass shines through, combs it with the current, the sun glare gilded on the water, making its way through the leaves of the trees. The river, they say, is deep, even though the channel is narrow. There are places where you can go, but in general - as much as four meters.
- There is one photo where all the inhabitants of the island are sitting on the bridge. They made it - and somehow everyone began to crumble, who where, - says Sashka's mother. - And Ilyushka grew up on that log.
Tomorrow I'll tell him: "Mom says you grew up on that log." And he will answer: "I fell off him somehow, but grew up on Dobrolyubov Street." Ilya is probably two meters tall.
On the way, we eat bird cherry, irga, raspberries from the bushes.
- She! - asks the child. It means - “one”, more precisely, it means that you need to share, but “one”, “two” or something like that does not mean at all.
- Ritka, don't run!
But Ritka cannot be held back. It seems that she does not know how to walk at all: either run forward, or stop and contemplate the cat, the pebbles overgrown with moss, the boys at the fence.
- Ritka, we're gone!
Ritka catches up and runs again, catches up, hugs her legs - that's it, she caught it! And when he gets tired, he raises his hands up and demands: "Me-nya!" - chasing a request into two distinct parts: "Me-nya!" And then he rides on mom. Good transport is mom.
***
I will spend three days here - talking, doing nothing, looking at children's books, admiring the thickets, listening to birds, trying to guess when it's time for Rita to go to the pot, drinking tea and intimate conversations. Sasha knows birds, knows plants and insects. I don’t know anyone. And all this is surprising and new to me. On the porch, a spider weaves a web. And this spider, if not a family member, then almost a neighbor. In any case, they look after her life, share observations, argue
Half an hour from the city by train, where you ran, fussed, did important things and a smart person. Outside the window, urban landscapes give way to summer cottages, forests, hills, and it gets dark quickly - summer is at its end.
- Hello! What car are you in? Mind you, our station is short. And you in the second.
- Ah, well, now I’ll move, only which will be the second ...
- Come on. In any case, do not forget to go to Komarovka, we are already meeting you.
The train goes to the station, slows down, and through the vestibule window you see native smiling faces. They meet, wave their hands.
- Hello! - Sasha pulls a stressed vowel, which makes the greeting more cordial and warmer. We kiss.
- You see, mom, what beautiful women come to me! In white dresses!
The train honks about the departure, we walk along the platform, Ritka, in Sasha's arms, answers the train with a buzz too. This child is not afraid of anything: neither how the thunder rumbles, nor how the electric train rumbles.
We go down from the station. Sasha's mother shines with a flashlight. They warn me: here are roots, here is a descent, here is a hole. Pits Ritka announces joyful: "Kae!" It was in the book about Winnie the Pooh that she saw a picture where Pooh looks into the hole of the Rabbit and shouts there: "Is there anyone?" Ritka reduced this phrase as best she could: "Kae!" And "Kae!" sounds on a mink in the path, and on a crack in a fence, and into a hole in a book: the hole! There must be someone there.
A bridge across the river to an islet, on an islet - a summer house. There is no car entrance to the dacha. You walk along the small bridge - the water is rustling from below, the trees are intertwined with branches from above - you walk along the path along the neighboring plots, greet strangers, look at what is growing there.
Sashka's dacha stands on the edge of an island, the channel that washes it, is overgrown with trees, bushes, and grass as tall as a man. Nearby is the parents' house and two abandoned plots. It seems that you are somewhere far, far and secluded from everyone, humanity makes itself felt only by muffled sounds from the station and distant human voices from some other areas.
The path to the house is illuminated by flashlights. The house is small, two-story, its boards were painted by Sasha in different colors. Probably, such a house was at the Moomin family in Moomin Dol.
In the house the dog Dara is tired of waiting for us, now she is kissed everyone happily and demands to play with her. “Dara, stop it! What a dog this is! "
There is a garland of birds on the tree in front of the porch, they glow in the dark. Birds, lanterns, stars and the moon are shining. We will have supper, talk, talk and sleep.
***
They put me to sleep on the second floor: this is such an attic, where the floor is a continuous sleeping place. When I first came here, I kept thinking: how to sleep when the railway is ten minutes away? When a freight train passes by, the second floor even vibrates.
- Do you know how to determine the weight of the composition? Now, if one pantograph is raised, then the weight is up to six thousand tons, and if two, then higher. One pantograph for six thousand.
But this is from daytime conversations. Ilya, Sashkin's brother, a railwayman, and the railway is, as you know, a separate state.
And, in spite of the station, or perhaps thanks to it, one sleeps well here. And he sleeps sweetly and eats deliciously.
***
For drinking water you need to go to the water pump or to the spring.
We cross the bridge again, stop to look at the water. The river is greenish, the grass shines through, combs it with the current, the sun glare gilded on the water, making its way through the leaves of the trees. The river, they say, is deep, even though the channel is narrow. There are places where you can go, but in general - as much as four meters.
- There is one photo where all the inhabitants of the island are sitting on the bridge. They made it - and somehow everyone began to crumble, who where, - says Sashka's mother. - And Ilyushka grew up on that log.
Tomorrow I'll tell him: "Mom says you grew up on that log." And he will answer: "I fell off him somehow, but grew up on Dobrolyubov Street." Ilya is probably two meters tall.
On the way, we eat bird cherry, irga, raspberries from the bushes.
- She! - asks the child. It means - “one”, more precisely, it means that you need to share, but “one”, “two” or something like that does not mean at all.
- Ritka, don't run!
But Ritka cannot be held back. It seems that she does not know how to walk at all: either run forward, or stop and contemplate the cat, the pebbles overgrown with moss, the boys at the fence.
- Ritka, we're gone!
Ritka catches up and runs again, catches up, hugs her legs - that's it, she caught it! And when he gets tired, he raises his hands up and demands: "Me-nya!" - chasing a request into two distinct parts: "Me-nya!" And then he rides on mom. Good transport is mom.
***
I will spend three days here - talking, doing nothing, looking at children's books, admiring the thickets, listening to birds, trying to guess when it's time for Rita to go to the pot, drinking tea and intimate conversations. Sasha knows birds, knows plants and insects. I don’t know anyone. And all this is surprising and new to me. On the porch, a spider weaves a web. And this spider, if not a family member, then almost a neighbor. In any case, they look after her life, share observations, argue
У записи 19 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Аня Фатеева
